Григорий Хохлов - Доля казачья Страница 27

Ещё раньше, чем говорить проповеди, научил его этому делу отец его, бывший Баха, Иван Черный. Теперь очень приходилась эта наука убивать, хотя порой казалась попу совсем не нужной.

По своей особой системе ведения боя, им же придуманной, проходили те давние, его ежедневные занятия с сыном.

И тонко отточенной за все долгие годы скитания и проповедничества по Приамурью. И вот сейчас все эти навыки очень пригодилось Никодимке. Что и было предсказано отцом, ещё в далёком его детстве. Готовил он сына к нелёгкой жизни. Где всё, ещё с самого его сиротского детства, казалось ему очень странным, но доступным и понятным. И думалось тогда, что нет ничего невозможного. Как в мире добра, так и зла, но это ошибка. Всё это одна система — жизнь! И её надо понять, прожить и глубоко осмыслить! Нет там нигде чёткой грани. Одна нелепая ошибка, и ты летишь в тартарары — правда, обидно? И он сам прошёл эту школу жизни.

Невольно пленные артиллеристы были подвластны этому русскому попу-казаку. Русскому и такому чёрному своим лицом. Однако, что-то там, в его лице, было и для них своё.

— Дети мои! Раз вы взялись за оружие и выбрали нашу сторону, то не останавливайтесь на полдороге. Только дошедший путник до её конца может определить глубину своего падения.

Но может быть и так, что он переосмыслит свой поступок. И убедится, что поступил правильно, и не иначе. Тогда и Господь Бог не оставит солдат своим вниманием и не даст вам упасть в бездну предательства, лжи и коварства. Обязательно подаст вам тонкий стебелёк помощи даже травы придорожной. И душа ваша будет спасена раскаянием.

Не перестают удивляться и сами казаки Никодиму Черному.

— Вот это казак! Как славно говорит, тут его и заслушаешься, что песню поёт. Вон, как нехристи его слушают, слова не пропускают, боготворят отца нашего! Со всех сторон силён поп!

Плохо бы пришлось сотне Бодрова, если бы не подоспели конные казаки Лютова и Копчённого.

Конная лавина опрокинула наступающих маньчжуров и повернула их в сторону города. Так на плечах бегущих солдат и ворвались казаки в город. К вечеру десятитысячный гарнизон маньчжуров был разгромлен полностью, город капитулировал.

Построил поп оставшихся в живых пленных маньчжурских артиллеристов. И говорит им свою необычную речь.

— Обещал вам сотник жизнь сохранить, и, как видите, сдержал своё слово. Отпускает он вас на все четыре стороны. А я вам ещё и деньги даю, потому что вы без денег не проживёте. Снова вам надо будет, либо в солдаты идти, либо к хунхузам податься. Поэтому занимайтесь крестьянским хозяйством, и на войну больше не ходите. Крестит поп каждого солдата, и в руку ему деньги суёт, и при этом приговаривает.

— Не как Иуде деньги даю, продавшему свою совесть. А как несчастным солдатам-грешникам. Твёрдо ставшими сейчас на праведный путь, путь мира. И детям вашим подаю, и женам вашим, чтобы на хлебушек им было. И чтобы и они помнили всё это и другим передали. Ибо нам, двум Великим соседским народам, в мире и согласии жить надо. Аминь!

Расходятся маньчжуры по своим домам и низко кланяются отцу Никодиму, у некоторых на глазах и слёзы наворачиваются.

— Никогда не будем воевать с русскими, они теперь нам как братья стали. Спасибо тебе, Чингиз Хан! Спасибо, отец Никодим! Батюшка наш!

Но стал другой не менее важный вопрос, что же делать с тысячами пленных солдат. Их просто некуда было деть, маньчжурских пленных.

Совет атаманов во главе с генералом принял решение. Чтобы пленные не были обузой, распустить их по домам, предварительно разоружив.

— Построить свою армию! — приказал Семихватов маньчжурскому генералу Ван Цзиляну.

Через полчаса все пленные стояли в строю, при полном комплекте штабных офицеров.

— Мы решили всех пленных солдат распустить по домам, но при одном условии, если они больше никогда не будут воевать против русских.

— Хао! — кричат пленные солдаты, и радости их нет предела.

— Я разрешаю вам самим осудить здесь тех своих солдат и офицеров, которые издевались над вами. И людей, которые всегда подстрекают вас на войну с русскими. А часто силой заставляли вас воевать с нами.

— Хао! Хао! — снова кричат пленные маньчжуры.

Офицеры штаба и сам генерал Ван Цзилян ждали своей участи и наконец-то дождались её. Лица их были непроницаемы, что маски. Похоже было, что всё происходящее никак их не волновало.

— А вы, господа доблестные офицеры, сочтите за честь быть сейчас арестованными и пострадать за свой многострадальный народ и императрицу Цы Си.

Генерал Ван Цзилян, чётко отрапортовал, именно Бодрову, а не кому-то из старших русских офицеров.

— Мы готовы понести заслуженное нами наказание и не считаем его обременительным для нас, оно заслуженное. Господ офицеров не лояльных к русским и их лютых врагов мы сами исключили из этого списка. Теперь всем будет спокойно, и русским победителям и маньчжурам. Нам надо жить в мире и только в мире!

Скоро город зажил своей жизнью, не обращая никакого внимания на русские войска.

Дома быстро восстанавливались, потому что маньчжуры на них трудились что муравьи, без всякого отдыха. Воронки от снарядов жители города засыпали мусором и сровняли с землёй. Так всё и оставалось здесь, ещё тысячу лет назад. Похоже было, что и сейчас ничего значимого не произошло.

А война всё разгоралась и не похоже было, что она быстро закончится. Хоть и нищая, но большая страна была наводнена различными группировками, постоянно воюющими между собой. И ещё бандами хунхузов, владеющими целыми областями, городами и районами. В таких непредсказуемых местах и маньчжурским солдатам было страшно находиться, не то что жителям города жить. Были здесь и солдаты других стран и империй. Но те панически боялись непонятных и непредсказуемых маньчжуров с их древней историей и множеством предрассудков, люто ненавидящих интервентов. Одним словом, Восточная страна, где просто выжить и то очень трудно, не то что воевать там.

Поэтому вся тяжесть войны легла на русскую армию и конкретно на казачьи полки.

Эти и воевали умело и с местными людьми могли ладить. Где надо, казаки могли и поклониться их духовным ценностям. Не боясь, что спина их отвалится — очень уважали они старину! И всегда перед их храмами снимали свои лохматые шапки. Древняя восточная культура вызывала уважение. И если бы не война, и не надо было казакам воевать, то многие из них так бы сутками и рассматривали эти исторические ценности, раскрывши рот. Но война была всему помехой. Для иностранцев и сами казаки были не менее мало понятны, чем те же маньчжуры. Одним словом, всё те же дикари, только веры у них разные.

А сотня Бодрова уже действовала на Восточной Железной дороге. Многие силы пытались её прибрать к своим рукам. Как-никак, а это была жизненная артерия стратегического масштаба, питающая всю страну. Аналогов ей по значимости там, не только в Маньчжурии, но и соседних странах, ещё не было. Поражал её грандиозный размах и простота инженерного и стратегического решения.

И если всё сказать просто, то это был большой денежный мешок, которым хотели владеть все империи и бесконечно долго. Хотя весь парадокс в том, что проектировали и строили её русские люди. Вот здесь и оказалась сотня Бодрова, чтобы защитить железную дорогу от различных военных посягательств на наше российское добро от всякого бандитского сброда, наводнившего эти злачные места, и самих же военных маньчжуров. И многих других, политических авантюристов, склоняющих часу весов в свою пользу. И тоже при собственных армиях. Поставленная сотне задача была для сложившейся там обстановки до дерзости простая. И в тех условиях почти невыполнимая. Защитить её, как исконно русскую территорию, согласно существующего договора между двумя странами, Маньчжурией и Россией. Как хорошо всё это звучит на бумаге, гладко написано!

Чем славился Лука Васильевич, конечно, ночными рейдами по тылам противника. И эта тактика с успехом была использована там, на новом месте. Впрочем, те же методы применяли и прочие разные диверсанты всех мастей, работающие на этой железной дороге. Происходили короткие стычки между разными разведчиками, в ходе которых казаки вырезали приблудных детей ночи. Они и здесь были хозяева. Аналогов им по дерзости и работоспособности не было среди других разведчиков, усталости они не ведали. И тёмную маньчжурскую ночь они почитали, как маму родную. Естественно, что и она любила их. И благоволила своим чубатым и весёлым хлопцам казакам. В их, казалось бы, уже не детских шалостях — воевать.

Это и был, так называемый казачий ночной дозор, вроде соколиного ока, мимо которого и мышка не проскользнёт. Так и двигались казаки днём и ночью, вдоль железной дороги. Оперативно перемещаясь на своих конях и наводя в районе железной дороги свой железный порядок.