Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах Страница 27

Когда юноша высказал вслух свои мысли, Дзиндзюро рассмеялся:

— Наслаждение… Что ж, может, так оно и было прежде, но теперь я всем этим сыт по горло. Вы, сударь, наверное, знаете, что в последнее время я стараюсь сделать так, чтобы обо мне поменьше болтали в народе. То ли годы мои уже не те, то ли в сознании что-то сместилось, но меня теперь моя работа уже не увлекает так, как раньше. Просто я давно уже дал себе зарок: до самой смерти буду такое вытворять, чтобы люди диву давались. Карма, наверное, такая. Того только и добиваюсь. По правде сказать, я и с вами-то решил поближе сойтись все с той же задней мыслью. Хочу, чтобы вы мне кое в чем помогли.

— В чем же именно?

— Речь идет о замке — о замке Эдо, — спокойно пояснил Дзиндзюро.

— Что?! Ограбить замок Эдо?! — чуть не завопил во весь голос Хаято.

— А что? Прославим наше воровское ремесло. К тому же… Противно смотреть на эту рожу, которая корчит из себя нашего верховного владыку. Опять же народу в последнее время и потолковать не о чем…

Уговаривая Хаято, Дзиндзюро мягким плавным движением поставил перед ним чашку с чаем. Чашка была не простая, старинная, как видно, с богатой историей. Слабые солнечные блики, проникая с улицы, будто утопали в глазурованной поверхности.

— Прямо скажу, хотя, наверное, вам и обидно покажется. Я самураев всегда терпеть не мог. Чем они лучше простых горожан? Я такого резона не вижу. Или им все позволено только потому, что меч торчит за поясом — чтобы люди боялись? Так, что ли? Вы-то как думаете?

Хаято на эти слова мог только молча кивнуть. Еще недавно в платяной лавке, а до этого в домике в Юсиме Дзиндзюро представлялся добродушным обывателем средних лет, но стоило ему переместиться в свой запретный мир, как произошло неожиданное превращение. В этом мире для него не было ничего недоступного. В нем просыпались какие-то волшебные силы — вплоть до того, что он мог абсолютно беззвучно передвигаться по доскам потолка над комнатой, в которой шел какой-нибудь важный разговор. Стоило ему прикоснуться к самым замысловатым замкам, как они безо всякого труда отмыкались, рассыпались, будто прах, развеянный по ветру. Конечно, при таких чудодейственных способностях ему не составляло никакого труда управлять подручными.

Сообщники и подручные, разумеется, преклонялись перед своим вожаком благодаря его выдающимся достоинствам, проистекающим из странностей натуры, однако в немалой степени они руководствовались и твердой уверенностью, что стоит им только превратиться во врагов могущественного Паука, — и никто на свете, будь то хоть владетельный даймё со всей своей ратью, никогда не сможет их спасти от карающей десницы мстительного разбойника.

Вот эта магическая сила и была обращена теперь на увещевание Хаято Хотта. И то, что одной дождливой ночью Хаято отправился шпионить в усадьбу Ёсиясу Янагисавы, тоже могло случиться только благодаря свойственному Дзиндзюро удивительному дару убеждения.

Янагисава Дэваноками в сравнительно молодом еще возрасте сумел занять место, которому могли позавидовать пожилые сановники, став верховным советником, фаворитом сёгуна и приобретя неограниченное влияние при дворе — так что его слово, как говаривали, птицу могло остановить на лету. Год спустя он, соединив наследный титул рода Мацудайра и один иероглиф, заимствованный из имени самого сёгуна, стал именоваться Ёсиясу Мацудайра Миноноками, и под таким именем получил известность. Из худородного вассала с жалованьем в каких-то сто шестьдесят коку риса он превратился в могущественного даймё, с доходом от имений в сто пятьдесят тысяч коку. Эта поразительная карьера, с одной стороны, как нельзя лучше обнаруживала, насколько глубоко пустила корни при дворе политика беззастенчивого непотизма, а с другой — демонстрировала недюжинные дарования ловкого царедворца.

Те, кто завидовал счастливчику и втайне презирал его как выскочку, тем не менее вынуждены были признать, что хотя бы косвенно он был обязан своей карьерой собственным способностям. Так же всем, вероятно, было ясно, что в мире интриг среди представителей верховной власти ему не было равных.

Впервые услышав от Дзиндзюро, что ему предстоит отправиться в усадьбу самого Янагисавы, Хаято поначалу решил, что ослышался. Однако Дзиндзюро держался как ни в чем не бывало, будто речь шла о чем-то вполне обыденном.

— Прежде всего надо, конечно, подобраться оттуда, откуда доступ легче… Это азбука нашего дела. Можно ничего и не красть. Представь, что просто отправляешься на осмотр этой усадьбы. Когда идешь на большое дело, кураж сам собой приходит… Бывает, иной только попусту куражится, а потом… Радоваться надо, что противником у нас будет не кто-нибудь, а сам Янагисава!

В действительности дело оказалось до неправдоподобия легким. Дзиндзюро и Хаято загодя проникли на подворье Янагисавы, что у моста Канда, и укрылись под покровом ночного сада. Небо было затянуто сеткой дождя, но в вышине макушка железного дерева словно излучала слабое сиянье, будто покрытая позолотой. Это десятидневный месяц просвечивал из-за туч.

Сад был поистине великолепный. Однако Дзиндзюро и Хаято пришлось бесконечно долго сидеть в зарослях из-за того, что по всей усадьбе были зажжены огни по случаю прихода гостей.

— Вишь ты, гости… Популярная личность! — тихонько прошептал Дзиндзюро.

Хаято расслышал эти слова. Что и говорить, хозяин усадьбы Янагисава и в хорошем смысле, и в плохом был одной из самых популярных личностей своего времени. Словно лодочник, умело орудующий шестом, он ловко лавировал в потоке, не зарываясь, но и не отставая от требований эпохи, соразмеряя свое продвижение с запросами эпохи и будучи предшественником выдающихся деятелей блестящего периода Гэнроку. У него была столь обостренная чувствительность ко всему новому, что он безошибочно, словно компас, реагировал на все веяния времени, да и сам выступал в качестве представителя новейших течений. Это и способствовало его беспримерному восхождению к вершинам власти и могущества. В отличие от многих вельмож при дворе сёгуна он не мог в своей карьере опереться на «былые заслуги» семьи. Предки Янагисавы прозябали в безвестности, род особой знатностью не отличался и поставлял в основном чиновников на невысокие должности, так что наследники богатых и славных семейств, естественно, должны были свысока смотреть на отпрыска столь захудалой фамилии. То, что царедворцы из старинных аристократических домов с презрением относились к Ёсиясу как к удачливому парвеню, ни для кого не было секретом. Сам же Янагисава, используя свое нынешнее положение, всячески старался завоевать симпатии дворцовой знати, не жалея для этого сил и средств. К друзьям и союзникам он был добр, но если кто-то становился ему поперек дороги, не успокаивался, пока не уничтожит и не растопчет врага окончательно. При нынешнем своем могуществе Правитель Дэва внушал всем почтение и страх. Всем было известно, что в его усадьбе близ моста Канда всегда шумно и оживленно, поскольку гости в ней не переводятся. Владелец усадьбы даже часы досуга охотно использовал для приема нужных людей. Самое замечательное было в том, что каждый из гостей уходил в полной уверенности, что хозяин питает к нему особое расположение и оказывает исключительное доверие.

— А вам раньше приходилось видеть Янагисаву? — спросил Хаято, отводя взор от дома, где, судя по всему, находился сейчас вельможа.

— Да уж приходилось… А вам, сударь?

— Пока нет. Что он за человек?

— Ну, это в двух словах не расскажешь… Вы лучше вон оттуда поглядите, со стороны. Там вроде бы окно приоткрыто, — с усмешкой ответствовал Дзиндзюро.

Хаято, тоже улыбнувшись, немного высунул голову из зарослей и пригляделся.

О Янагисаве ходили всякие слухи. Поговаривали, что иные вельможи, дабы завоевать благосклонность всемогущего сластолюбца, приводили ему на забаву своих дочерей и даже жен. Нередко бывало и наоборот: хозяин усадьбы, стремясь ублажить своего повелителя, преображался в держателя «чайного дома» с девицами и, прибегнув к услугам сутенеров из Ёсивары,[57] усердно развлекал сёгуна Цунаёси.

Хаято думал про себя, что посмотреть на Янагисаву вблизи было бы любопытно, однако пробираться воровским манером в дом будет, пожалуй, уж слишком. И тут как раз у него над ухом прозвучало приглашение:

— Ну, зайдем, что ли?

— Да получится ли? — с изменившимся лицом спросил ронин.

— А вы считаете, не получится? Они там тоже так считают. Вот потому-то и должно получиться.

Действительно, в словах Дзиндзюро была своя логика.

— Вы, сударь, пока понаблюдайте за комнатой через это окно. А я сейчас взберусь вон туда, к ним на потолок, и подам знак.

— То есть?..

— Ну, заберусь за обшивку потолка и присвистну, как пичуга. Если хозяин голову поднимет и посмотрит на потолок, значит, я там и есть.