Валерия Носова - Балерины Страница 27

— В общем вы довольны берлинскими гастролями?

— О да! Два года как я не танцевала там, и, несмотря на это, меня встретили как старую знакомую.

На другой день в «Петербургской газете» петербуржцы прочли интервью, в котором Павлова сообщала, что останется в Петербурге до поста. Она была огорчена тем, что теперь в балете три абонемента. Танцевать три раза один и тот же балет — радость невеликая. И еще один спектакль вне абонемента!

— Собираясь в Петербург, я надеялась поработать здесь, разучить новые балеты. Но с сожалением вижу, что ничего этого не будет. Мне предложили выступить в «Дон-Кихоте» и в «Дочери фараона».

Первый выход Анны Павловой на петербургскую сцену после годового отсутствия состоялся 21 января 1913 года.

«Балерина была встречена абонентами „первого созыва“ не только восторженно, но триумфально, — писал Валерьян Светлов в „Петербургской газете“, — овации, бесконечные вызовы, неумеренные требования повторений, цветы, венки, а на цветочных лентах — пышные надписи…» И тут же Светлов с сожалением и надеждой отмечал: «Павлова будет танцевать у нас два месяца, в „Дон-Кихоте“ и в „Дочери фараона“ — в балетах, наименее типичных для ее таланта. Высокого драматического пафоса она достигает в „Баядерке“ и в „Жизели“, и было бы очень странно, если бы эти два совершенных ее создания не были бы показаны в этот ее приезд».

Критик считал, что партия Китри в «Дон-Кихоте» занимает не главное место в творчестве Павловой. Роль резвой испанки не дает балерине достаточно драматических элементов. Ей приходится «наполнять» образ с помощью техники, — правда, делает она это блестяще. Ее сверкающие темпераментом испанские танцы с буйными ритмами, поставленные под балетную классику, выразительны и очаровывают.

В феврале таким же порядком для трех абонементов и одного внеабонементного спектакля Павлова танцевала в старом балете «Дочь фараона». Глядя на Павлову в партии Аспиччии, петербуржцы невольно вспоминали два имени. Их ставили рядом — Петипа и Фокин.

Вот два балетмейстера, заставившие своими постановками заговорить весь мир о русском балете. Петипа создавал классические балеты еще во второй половине XIX века. Начало творчества Фокина-балетмейстера падает на первое десятилетие века нынешнего. Те, кто имел возможность наблюдать творчество этих двух выдающихся мастеров сцены, отмечали их своеобразие и непохожесть в стиле работы.

Фокин по молодости лет вкладывал уйму эмоций в свое дело: ему были свойственны и горения, и мучения, и новые подъемы, и неуверенность в себе. Он порой мог сотворить балет быстро. Но случались и задержки, когда балетмейстер оставался недоволен собой и переделывал сцену за сценой.

Петипа предпочитал все продумать заранее и только тогда предлагал танец солистам и кордебалету. Дандре верно характеризует стиль этих мастеров: «…Фокин творил, Петипа строил… Один работал, как старые мастера живописи — совершенством техники и знанием красок, другой, внося в свою работу современную нервность и чуткость, выводил балетное искусство из устаревших форм на новую дорогу…»

Драма Аспиччии построена хореографом в духе старого балета со всеми его условностями. Но партия героини настолько эффектна, что зритель прощает Петипа историческую условность, принимая во внимание отдаленность эпохи, в которую создавался этот балет. Талант Павловой был настолько обаятелен и выразителен, поднимался до таких высоких драматических нот, что снимал условности и натяжки постановки. Так писал Светлов в «Петербургской газете». Павлова пленила всех своим искусством. Любители хореографии, встречаясь на улице, у знакомых, поздравляли друг друга, будто то были их именины.

…У кассы, где открылась продажа билетов на павловский «Вечер танцев», выстроилась громадная очередь. Публика будто обезумела. В один день продали билетов на восемь тысяч рублей. «Петербургская газета» дала объявление, что на вечер Павловой все билеты уже раскуплены. И это накануне празднования трехсотлетия дома Романовых, когда все были заняты ожидаемым манифестом, награждениями, амнистией…

В оперных театрах провинциальных городов готовили «Жизнь за царя». Репетировали оперу Глинки в Мариинском — для парадного спектакля 22 февраля. С грустью заметила Павлова, что до сих пор в ее родном театре Кшесинская оставалась хозяйкой репертуара. Она брала себе все роли, в которых можно было иметь успех, хотя по-настоящему с блеском выходило у нее далеко не все. С властью любимицы двора по-прежнему вынуждены были считаться даже такие люди, как Фокин или Гердт.

Павлову обидело, что в глинковской опере ее поставили в четвертую пару. Она хотела отказаться, но Теляковский не разрешил. И он и все понимали, что обойтись в юбилейном спектакле без Павловой, когда она уже европейская знаменитость, у всех па глазах в Петербурге было неловко.

— Не огорчайтесь, дорогая, — весело сказала ей Ольга Осиповна Преображенская, — зато в этом парадном спектакле можно сделать много наблюдений. Актерам это всегда кстати.

Павлова и сама уже считала, что не стоит огорчаться, но ее самолюбие сильно страдало. Утешило ее немного разрешение дирекции выступить в «Баядерке».

До грандиозного праздника царского двора Павлова успела дать свои «Вечера танцев» в Москве и Петербурге. …Была суббота, 17 февраля. Около Театра музыкальной драмы, словно пчелиный рой, двигалась громадная толпа — здесь были и студенты, и курсистки, и чиновники различных рангов, и военные в щегольских шинелях. Все стремились попасть в театр, где должна была выступать только что вернувшаяся из своего путешествия в первопрестольную Анна Павлова. В этот сезон не было актрисы в Петербурге более популярной, чем она. В прессе почти в каждой статье о Павловой вспоминали Тальони, которая танцевала здесь 75 лет тому назад. Находили в таланте балерин много похожего: воздушность, романтичность, воплощенные в танце… Однако мастерство Павловой ставилось выше мастерства Тальони. И понятно — ведь техника танца, художественные его приемы, виртуозность, как и все в жизни, заметно изменились.

Конечно, всякие сравнения имеют лишь приблизительную точность. Каждый человек по-своему, исходя из своей индивидуальности, оценивает книгу, пьесу, дарование актера. Помещая Анну Павлову первой в списке мастеров русского балета, Лопухов утверждает:

«О Павловой написано много, порой очень хорошо. Мне только хотелось опровергнуть одно распространенное раньше мнение (им грешил и я), будто Павлова — артистка тальониевского типа. Частенько в своих записках я называл ее „внучкой Тальони“. Да, она ярчайший представитель балетного романтизма. Но не тальониевского, французского романтизма 30-х годов прошлого века, а чисто русской романтики ее времени. Романтики Чехова и Рахманинова, Левитана и Серова. Павлова не наследница романтизма XIX века, а скорее зачинательница балетной романтики XX века, если считать, что романтика присуща балетному искусству как нечто от него неотъемлемое».

И дальше счастливый современник Павловой выдвигает целый ряд аргументов в пользу своей мысли:

«Худенькая, пропорционально сложенная, с продольными мышцами, делающими форму ноги удлиненной, а движения — певучими, Павлова прекрасно передавала русскую грусть-мечту. Это подметил в движениях ее рук Фокин и развил в артистке ее же особенности…

Павлова — великая художница, потому что ее героини обладают каждая своей темой, говорят по-своему о жизни — тоскуют о ней и безгранично радуются ей, так, как это думает сама Павлова. Когда сейчас говорят «Павлова», вспоминают «Умирающего лебедя». В конце концов их отождествляют. Напрасно! Павлова воспевала радость больше, чем горе; тема счастья, а не страдания, была ее главной темой. Павлова проявила себя великой лирической актрисой прежде всего. Если искать сравнений в мире драгоценных камней, то следует признать ее бриллиантом голубой воды.

Павлова стала для нас, молодых артистов, опорой и надеждой в наших размышлениях о балете. Ее всемирные победы подтвердили это окончательно».

Гении рождаются в своей стране и наследуют душу своего народа, но они принадлежат всему миру, и плоды таланта рано или поздно становятся достоянием всего человечества.

XII. Накануне войны

Давайте танцевать все больше и больше. Давайте завоевывать танцами красоту.

За окнами старой квартиры Павловой на Английской набережной тихо падал тяжелый, сырой снег. Любовь Федоровна принесла кофе, но балерина не отложила утреннюю почту.

«Во Франции, — сообщала „Петербургская газета“, — пользуется весьма большим успехом известная русская артистка-танцовщица, избравшая себе псевдоним „Наташа Труханова“. Эта артистка — дочь одного петербургского артиста, ныне госпожа Труханова, собирается изменить балету и перейти в драматический театр».