Ясуси Иноуэ - Хозяйка замка Ёдо Страница 27

Однако же её одинокая жизнь продолжалась, и ничего страшного не происходило. Прислужницы ещё долго судачили о пышной свадьбе Охацу, но вскоре слухи о Дзюракудаи, роскошном дворце, выстроенном по приказу Хидэёси в Киото, совершенно затмили эти приятные воспоминания. Молва шумела, что в столице на обширнейшей территории, окружённой глубокими рвами, разбиты сады с насыпными холмами и искусственными водоёмами, возведено множество павильонов, столь богато украшенных, что очевидцы и не знают, как их назвать — особняками или же дворцами.

На тринадцатый день девятой луны в Дзюракудаи перебрался Хидэёси со всеми домочадцами. Большинство обитателей Адзути отправились в Киото на новоселье, справленное его высокопревосходительством с небывалым размахом.

Суета и пересуды, вызванные великим переселением, через месяц улеглись, и замок Адзути сызнова погрузился в привычное оцепенение. Тятя мало-помалу привыкала к одиночеству. В начале десятой луны в её покои неожиданно явился с визитом Гэнъи Маэда и предложил съездить вместе с ним в Киото, поглядеть на Дзюракудаи, дабы развеять скуку. Тятя покорно согласилась, сказав себе, что предложение это исходит, по всей вероятности, не столько от господина Маэды, сколько от самого Хидэёси, а стало быть, ей ничего не остаётся, как повиноваться воле кампаку.

По дороге к столице, окружённая тремя десятками конных воинов и пятью паланкинами со свитскими дамами, княжна вдруг почувствовала леденящую душу тревогу — она испугалась, что, оказавшись в Дзюракудаи, уже никогда не сможет оттуда вырваться, — и, охваченная паникой, велела носильщикам остановиться прямо на дороге, в горах Ямасина. Попросив одного из самураев позвать Гэнъи Маэду, Тятя вышла из паланкина с твёрдым намерением выведать у советника Хидэёси, является ли целью этой поездки осмотр дворца, и только. Тут подоспел и господин Маэда.

— Когда я смогу вернуться в Адзути? — осведомилась Тятя, пристально глядя ему в глаза.

Спешившись, Маэда, пятидесятилетний воин, в прошлом монах, а ныне один из самых хитроумных политиков Японии, расхохотался:

— Неужто вы так нежно любите замок Адзути, княжна? Не успели его покинуть, а уже поспешаете обратно! Вы можете вернуться туда, когда вам будет угодно. Однако назавтра у нас назначен визит в Дзюракудаи, стало быть, придётся потерпеть хотя бы один день.

Этот ответ, в котором не просматривалось никакого тайного смысла, немного успокоил Тятю.

Процессия снова пустилась в путь и вскоре вступила в Киото. Тятя в столицу попала впервые. Ледяной ветер не давал ей откинуть полог паланкина, но в щёлочку видны были прямые улицы и толпы разгуливавших по ним горожан. Куда-то спешили воины, купцы, монахи; все дамы были разодеты в пух и прах, по их нарядам невозможно было судить об общественном положении модниц.

Заночевала Тятя в самурайском особняке, одной из многочисленных вассальных резиденций, выстроенных на подступах к Дзюракудаи. Она даже не знала, кто предоставил ей кров.

На следующее утро Гэнъи Маэда повёл её во дворец. Когда ворота закрылись и гости, миновав посыпанный белым песком двор, ступили в первый павильон, Тятя тотчас оказалась в окружении многочисленных придворных дам. Маэда, возглавивший процессию, вёл их из одних просторных покоев в другие. Тяте редко доводилось любоваться подобной красотой, однако ничто её не заворожило, не захватило внимания. Поначалу она рассматривала цветистые росписи на фусума, затем ей это прискучило и она просто скользила по ним взглядом. Анфилада роскошных покоев вывела их во внутренний сад, за которым стояли другие хоромы, и всё повторилось — замелькали расписные ширмы, фусума, драгоценные вещицы. Все сады Дзюракудаи были разбиты рукой мастера и посвящены самым разным темам, но, осмотрев несколько подряд, Тятя пришла к выводу, что все они похожи друг на друга.

— Пожалуйте сюда, — поклонилась пожилая дама с бесстрастным лицом, напоминающим маску Но, и Тятя, войдя в указанные покои, внезапно обнаружила, что её оставили одну с этой женщиной — Гэнъи Маэда куда-то исчез вместе со свитскими.

Тятя находилась в невеликой гостиной. На почётном месте в нише-токономе висел свиток с изображением павлина, на полочках тигаиданы стояло множество лакированных шкатулочек; посреди комнаты высился чёрный стол чужеземного вида. Тятя опустилась на татами, и в то же мгновение за фусума зазвучали мелкие женские шажки, хихиканье, шорох одежд, на этом фоне отчётливо грохотали размашистые мужские шаги и… Она узнала тот самый непринуждённый смех, который уже слышала однажды вечером в Адзути.

Когда Хидэёси вошёл в покои, Тятя была потрясена, увидев, как ужасно он постарел. Во время последнего визита полководца в Адзути вместе с Омаа она в полумраке плохо разглядела его лицо, а теперь в ярком сиянии свечей перед ней стоял низенький человечек с ничем не примечательным лицом, изрезанным морщинами. На следующий день после падения замка Китаносё он проскакал мимо во главе своих войск, направляясь на север, но сейчас Тяте трудно было поверить, что горделивый всадник и старик, только что вошедший в покои, — один и тот же человек.

— Как же ты выросла, Тятя! — воскликнул Хидэёси, не успев усесться.

В Киёсу, вскоре после событий в Хоннодзи, и в Адзути, во время их последней встречи, он обращался к ней «княжна», а теперь, стало быть, — что за фамильярность! — «Тятя».

Девушка молча склонила голову перед самым могущественным человеком в Японии. Хидэёси единственный из всех остался сидеть прямо, сопровождавшие его люди застыли в глубоких поклонах, приветствуя Тятю.

— Поужинаешь с нами сегодня? — спросил Хидэёси.

— Мне нездоровится, — сказала Тятя, которой хотелось отклонить это приглашение.

— Ну-ка подними личико, дай взглянуть на тебя!

Девушка повиновалась.

— Вид у тебя цветущий, лекарям тут делать нечего. Но коли ты устала, конечно, надобно отдохнуть. Что ты хочешь взять с собой в Адзути? Я желаю, чтобы вся твоя свита сгибалась под тяжестью подарков!

— А сама я не смогу их увезти?

— Ты? Зачем же тебе самой их тащить? — Хидэёси сделал шаг к выходу. — Собираешься тащить их сама? — пробормотал он себе под нос, вдруг громко расхохотался и, всё ещё посмеиваясь, зашагал по энгаве.

Свита в спешке устремилась за ним, оставив Тятю наедине с пожилой прислужницей.

Ещё один странный визит — Хидэёси появился, бросил несколько ничего не значащих фраз и удалился, создав за своей спиной сутолоку и суматоху.

Тятя в сопровождении прислужниц, взявшихся неведомо откуда, снова пересекла обширные сады, и внезапно взору её открылись величественная тэнсю и внутренний садик, в котором отцветали несколько десятков кустов леспедецы[61]. Зачарованной бледно-пурпурным морем цветов Тяте впервые открылась красота Дзюракудаи, и девушка замерла от восхищения. Всё свободное пространство садика занимал белый песок, кроме леспедецы, там не было никаких растений.

Прислужница сообщила, что садик примыкает к резиденции наложницы Каги.

— Наложница Кага?! — остолбенела Тятя. — Дочь господина Тосииэ Маэды?

— Совершенно верно. Она любит леспедецу, и этот садик устроен здесь по её просьбе. Кусты высадили только в прошлом году, поэтому нынче они дали мало цветов. К тому же сейчас для них уже настала пора увядания.

Узнав о том, что садик принадлежит Омаа, Тятя мгновенно потеряла к волшебным цветам всякий интерес. Коли по прихоти этой девицы в Дзюракудаи вырастают целые сады, её влияние должно быть весьма велико. Откуда же у столь юной особы с извечной неприветливой гримаской такая власть над Хидэёси? Омаа хороша, тут уж ничего не скажешь, но красота её отмечена какой-то холодностью, отстраненностью, что ли…

Тятя провела в Киото три дня, посетила храмы в черте города и на подступах к нему под присмотром верного Гэнъи Маэды и возвратилась в Адзути. На сей раз дорога действительно её утомила.

Вернувшись к нехитрой уединённой жизни на берегу озера Бива, княжна долго ещё размышляла о том, что ей довелось повидать и услышать за время своего короткого путешествия. Она вспоминала восхитительные пейзажи Дайго и равнины Сага, величественные и сказочно прекрасные дворцы Дзюракудаи, обнесённые неприступной крепостной стеной, садик с пурпурными леспедецами и непринуждённый смех Хидэёси.

Весточки от Когоо приходили редко, зато Охацу писала ей не меньше одного раза в десять дней. Сейчас, когда судьба развела трёх сестёр по разным землям, Тятя осознала, что по Охацу она скучает куда больше, чем по Когоо. В каждом своём письме средняя сестра приглашала старшую погостить в Омидзу, и в конце концов Тяте отчаянно захотелось там побывать. Поначалу её удерживала мысль о том, что в Омидзу ей придётся столкнуться лицом к лицу с Такацугу. Но ведь он, в конце концов, женился на её сестре, и теперь они могут спокойно общаться, разве нет?