Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины Страница 28

– Именно так, – весело отозвался Мистина.

– Княгиня! – Наконец появился сам Честонег, видя, что без него дело не сладится. – Мы с мудрой чадью посоветовались и решили: негоже им всей семьей в Деревлянь ехать!

– А вы с мудрой чадью не позабыли, что речь идет о моей сестре? – Эльга вонзила в него негодующий взгляд. – О моей сестре и ее детях! А в ней и детях ее – кровь Олега Вещего и князей велиградских! Никто не смеет им путь заступать! А кто вздумает – тот со мной и дружиной моей переведается!

Уезжая из Киева, Ингвар обычно оставлял Эльге десяток оружных отроков для охраны дома. Их она и привела с собой. Даже объединившись, люди ее и Мистины уступали числом боярским дружинам. Но открыто выступить против княгини, столь ясно выразившей свою волю, – это был бы уже мятеж. Ингвар, вернувшись из степи с большой дружиной, подобного не спустит. А к тому же бояре никак не могли поссориться со своим русским князем, ожидая в ближайшем будущем новых раздоров с Деревлянью.

– Я верю мужу моей сестры и побратиму моего мужа, – добавила Эльга, глядя на Честонега. – И не думаю, что разумные мужи киевские затеют свару между своих, когда впереди у нас… нелегкие времена. Расходитесь по своим домам, добрые люди. Не мешайте моим родичам проводить покойного, не гневите собственных дедов.

– Как знаешь, княгиня… – проговорил Честонег. – Не пожалей потом… А мы упреждали…

– Вот спасибо, пришли доброго пути пожелать! – Мистина поклонился собравшимся. – И тебе спасибо, княгиня.

– Я привезла погребальные дары от меня и князя, – Эльга указала на вторую лошадь, которую отроки-конюшие вели позади нее.

Убедившись, что все спокойно и народ помаленьку расходится, она сошла с лошади и обняла Уту. Эльга тревожилась за сестру и ее детей, но считала, что лучше им ехать под защитой мужа и отца, чем оставаться заложниками взбудораженных киевлян.

– Я присмотрю за вашим двором, – шепнула она. – Поезжай спокойно. Ты правда хочешь ехать? Может, хоть «косички» мне оставишь?

Обзаведясь собственной дочкой, она еще сильнее привязалась к племянницам, которых звала «косичками».

– Нет, пусть будут при мне. – Ута оторвалась от нее и обернулась к своим чадам. – Мы же скоро вернемся. Я и Соколину обратно привезу. Выдадим ее тут замуж наконец.

– Если Хакона изловим в степи, – улыбнулась Эльга, стараясь скрыть дрожь, которая начала ее бить сейчас, когда уже все успокоилось.

Имея достаточно лошадей, Мистина собрался ехать по сухопутной дороге, проложенной от Киева до Коростеня напрямую через леса – так было вдвое ближе, чем по рекам. Убедившись, что дружина и маленький обоз благополучно покинули двор, Эльга вернулась к себе на Олегову гору. Где-то глубоко внутри ее еще трясло. До возвращения Ингвара ей нужно сохранить все как есть, удержать Киев от смут, пока еще ничего не ясно. Первую стычку она выдержала. Улыбнулась, вспомнив, с какой готовностью не только оружники, но и челядь побросала свои занятия, когда она сказала, что нужно укротить ретивых бояр.

Сегодня ей помогла удача – один раз можно одолеть и наскоком. Но если Киев затрясет не шутя, своим двором она не справится. Надо искать союзников среди бояр. В прежние годы, если в отсутствие Ингвара возникали затруднения, рядом всегда был Мистина – уверенный, решительный, всегда знающий, что делать и готовый посмеяться над бедами. И вот ей пришлось защищать его самого!

– И надо им всем объяснить, – сказала она Бране, войдя в свою избу и взяв дочь у Скрябки, кормилицы. – Чем меньше они сейчас взбудоражат Деревлянь, тем легче там будет следующему посаднику. Они же пока не знают, кто следующий? Вот пусть и сидят тихо, чтоб себе не навредить!

Когда Соколина открыла глаза на следующее утро после лова, рядом с ней сидела Предслава. В полудреме в полутьме избы вдруг мелькнуло воспоминание: ей всего три-четыре года, и она болеет – тошнит от любой еды, а рядом сидит мать с горшочком теплого отвара и поит ее…

Да нет, вроде не тошнит. Хотя голова болит… и нос не дышит. И вообще она уже взрослая, она не болеет, она упала с Аранки… в лесу… Вчера? Или раньше?

– Когда это было? – прогундосила Соколина.

– Что? – Предслава вздрогнула, вроде бы удивившись вопросу, и наклонилась к ней.

– Когда я упала? Вчера?

– Вчера, – Предслава кивнула.

Даже в полутьме Соколина разобрала, что вид у княгини подавленный.

– Аранка не виновата! – спохватилась Соколина. Эта мысль тревожила ее даже во сне. – Отец знает, что она не виновата? Она шла прекрасно, там была ветка, и она наткнулась… Отцу сказали, что она не виновата? А то он решит ее продать…

– Никто ее не продаст, – заверила Предслава и положила руку на плечо привставшей Соколины, побуждая лечь. – Лежи спокойно. Поправляйся. На вот тебе.

Горшок с теплым питьем у нее тоже был под рукой, стоял у печки. Соколина отпила, но не поняла, что это, она не ощущала ни запаха, ни вкуса.

– Брусничный лист, – пояснила Предслава. – Кашу будешь?

Есть Соколине не хотелось.

– А отец ел? – Она оглянулась в сторону стола, но тот был совершенно пуст и чист, как будто им не пользовались со вчерашнего дня.

– Нет, – вздохнула Предслава.

– Так я его подожду.

– Не надо его ждать. Он уж не станет есть…

Предслава произнесла это как-то странно. В голосе ее отчетливо звучало не произнесенное «никогда не станет».

– Это почему? – насторожилась Соколина.

– Боги услышали его.

– Что?

– Помнишь, ты сама мне рассказывала… Совсем недавно он в гриднице говорил: не желаю «соломенной смерти», желаю пасть в поединке…

– Э… так Хакон же уехал… – прошептала Соколина.

Без Хакона какой же поединок? Или он вернулся? От этой мысли ее почему-то пробрала дрожь радостного волнения.

– Хакон уехал. Но боги откликнулись… они исполнили желание твоего отца…

– Что ты говоришь? – Сидя на лежанке, Соколина подалась ближе к Предславе и схватила ее лежащие на коленях руки. – Какое желание они исполнили? Где он?

– Боги послали ему соперника… для схватки… последней схватки… Когда ты ускакала за оленем, из чащи вышел медведь. Ловчие не знали, что он там. Воевода схватился с ним, но рогатина сломалась в его руках… Медведь подмял его… отроки медведя убили и оттащили, но он успел сломать… воевода умер прямо там, на месте… Его привезли в темноте, когда ты уже спала, и он был мертв.

Предслава говорила медленно, давая Соколине время все это осмыслить. Та слушала, но не до конца понимала.

Лишь за какие-то знакомые слова ее сознание зацепилось. Она перевела взгляд к отцовской лежанке. Там стояла у стены его любимая старая рогатина.

– Но она же… не сломана, – пробормотала Соколина, которой казалось, что она не поняла самого главного.

– Это другая. – Предслава тоже глянула на рогатину. – Эту Хакон оставил в гостевом доме, ее принесли сюда, когда там прибирались. А Свенгельд ездил с другой, какой-то новой… наверное, с той, которую подарили Хакону, а воевода у него забрал.

– А та сломалась, и медведь… его убил?

– Да. Его уже обмыли и одели, он лежит в бане. Ты можешь пойти посмотреть… он не плохо выглядит. У него повреждена спина, но лицо цело. На него совсем не страшно смотреть.

Соколина взялась обеими руками за голову. Жуткое сознание совершенной оплошности наваливалось, будто каменная груда, и с каждым разом становилось все труднее вдохнуть. Парни же говорили ей… они же послали ее заменить рогатину и ясно сказали, иначе отца может порвать кабан… а она забыла…

Нет, не забыла! Она же взяла рогатину у отца… пошла с ней к Хакону… а там отец их застал вместе… А потом, когда он увел ее домой, она уже была так взволнована, что про рогатину забыла… а отец унес ее обратно.

Было так жутко, будто она проснулась и узнала, что во сне зарезала родного отца. Невидимая сильная рука стиснула и сердце, и горло, и крепло осознание: исправить уже ничего нельзя! Нельзя опомниться, скакнуть назад во вчерашний день, быстренько доделать забытое… Уже все случилось… Смерть – почти единственная ошибка, которую нельзя исправить.

– Не надо сильно плакать! – Предслава обхватила ее за плечи. – Помни, он сам хотел именно этого. Он был стар, он не желал «соломенной смерти», желал умереть в бою. И он умер в бою с противником много сильнее. С оружием в руках. Ему и не пожелать лучшей судьбы и лучшего конца. А тебя мы не оставим. Уже послали в Киев, скоро здесь будет твой брат Мстислав. Он позаботится о тебе и обо всех делах.

Соколина едва ее слышала. Как верное средство спасения, всплыла четкая мысль: чем бы перерезать себе горло. Но… это же значит – прямо сейчас предстать перед отцом! Или он попал в Валгаллу, куда ей путь закрыт, и они не встретятся… А вдруг? Представлялось, что грозный, разгневанный отец ждет прямо за порогом того света, и уже из-за этого было невыносимо страшно шагнуть за этот порог…