Александр Павлов - У ступеней трона Страница 28

— Зачем?

— Затем, чтоб рассказать ей об этом ужасном злодеянии, указать на то, что ее повеления не исполняются, потому что я наверное знаю, что принцесса отдала строгий приказ, чтобы все дела тайной канцелярии были закончены как можно скорее.

Софья Дмитриевна покачала головой.

— Горячка ты, Анюта! — проговорила она. — Ты думаешь, что правительница так и схватится за это дело, так и постарается оказать тебе помощь?

— Конечно, — отозвалась Анна Николаевна, гордо поднимая голову, — к ней приедет просить помощи не какая-нибудь захудалая дворянка, а княгиня Трубецкая, в жилах которой Течет кровь нисколько не хуже крови Брауншвейгских принцев. И потом, разве так трудно исполнить мою просьбу, ей стоит только отдать приказ освободить Баскакова, и мне больше ничего не нужно. Нет, лучше не отговаривай меня, Соня. Будь что будет, а я поеду во дворец. Если даже это необходимо — как я ни горда, — я на коленях буду умолять принцессу помочь мне. Я слишком люблю Васю, чтобы задуматься хоть на минуту, раз есть возможность его спасти.

— Как хочешь, как хочешь! — раздумчиво повторила Софья Дмитриевна. — Поезжай! А что до меня, то я все-таки пошлю это письмецо. Я не хочу пророчествовать, но думаю, что из твоего визита в Зимний дворец ничего ровно не выйдет, — и она протянула руку к сонетке, чтобы позвать прислугу.

Анна Николаевна торопливо поднялась с места, наскоро поцеловала свою подругу и быстро направилась из комнаты, горя нетерпеливой надеждой тотчас же увидеться с принцессой и вымолить у нее спасение Баскакову.

IV

По горячим следам

Анна Леопольдовна, по обыкновению, полулежала на своей любимой кушетке и жмурилась от лучей солнца, целым снопом бивших в оконные стекла и заливавших ярким светом ее маленький кабинетик. На низеньком табурете около изголовья кушетки сидел граф Линар и с веселой улыбкой на холеном самодовольном лице что-то рассказывал принцессе. В дверь кто-то постучал. Анна Леопольдовна недовольно повернула голову и крикнула резким тоном, в котором зазвучала нотка озлобления:

— Войдите!

Вошла Юлиана.

— Ах, это — ты, Лина! — встретила ее принцесса, на лице которой снова появилась улыбка. — Садись около меня и давай вместе слушать, что рассказывает граф.

— Я хочу потревожить ваше высочество, — промолвила Юлиана. — Приехала княгиня Трубецкая и просит, чтобы вы ее приняли.

Улыбка опять потухла в глазах Анны Леопольдовны, по лицу ее опять скользнула недовольная гримаска, и она спросила:

— Трубецкая? Что ей нужно? Неужели для своих визитов она не могла выбрать более удобное время? Если б ты знала, Лина, как мне не хочется с ней разговаривать!

Юлиана усмехнулась.

— Я это вижу, ваше высочество. Может быть, позволите мне переговорить с нею от вашего имени? Я скажу, что вы нездоровы.

— Да, да, пожалуйста! — торопливо отозвалась Анна. — Выйди к ней и спроси, что ей от меня нужно.

Девица фон Менгден отправилась в приемную, где, вся дрожа от нетерпения, дожидалась выхода правительницы княгиня Трубецкая. С Юлианой она была хорошо знакома и теперь, дружески пожав руку молодой девушки, быстро спросила:

— Что же, ее высочество скоро примет меня?

Юлиана развела руками.

— Принцесса больна и просила меня, княгиня, поговорить с вами… может быть, дело не настолько важно…

— Нет, нет! — торопливо перебила ее молодая женщина. — Мне необходимо видеть принцессу лично. Не обижайтесь на меня, дорогая, но дело слишком серьезно, и я не могу посвящать вас в мою тайну.

— Если так, — проговорила Юлиана, — я передам это ее высочеству и постараюсь, чтобы она вас приняла.

Когда девица фон Менгден сообщила принцессе о неудачном результате своей миссии, Анна Леопольдовна досадливо воскликнула:

— Ну, что еще за важные тайны? Знаю я их! Наши светские барыни каждую муху готовы превратить в слона.

— Она очень взволнована, — заметила Юлиана, — и я думаю, что она приехала по какому-нибудь важному делу.

Принцесса лениво поднялась с кушетки и вышла в приемную.

Анна Николаевна встретила ее глубоким реверансом и проговорила дрожащим голосом:

— Извините меня, ваше высочество, может быть, я явилась в неуказанное время, но на это есть очень важные причины.

— Что ж вам угодно, сударыня? — обдавая Трубецкую безучастным взглядом, спросила правительница, медленно опускаясь в кресло, стоявшее у окна.

— Ваше высочество, — заговорила Анна Николаевна тем же дрожащим голосом, — я пришла умолять вас о милости. Вы меня поймете, вы сами молоды, и ваше сердце не может быть глухо к мольбе любящей женщины, — у нее перехватило дыхание, и она приостановилась, точно дожидаясь поощрения со стороны принцессы на дальнейший рассказ.

Анна Леопольдовна прищурилась и тем же холодным, безучастным взглядом скользнула по лицу своей собеседницы. Было заметно, что слова Трубецкой совсем не тронули ее сердца, и она снова, по-прежнему холодно, но уже более резко, повторила:

— К делу, сударыня, к делу! Я вас слушаю.

Анна Николаевна была слишком взволнована, чтобы заметить эту перемену тона. Мысли целым вихрем проносились в ее разгоряченной голове, и все они группировались только около одной думы, думы о том, что Баскаков теперь томится в каземате тайной канцелярии, откуда его необходимо вырвать во что бы то ни стало. И, задыхаясь, нервно вздрагивая, молодая женщина заговорила снова, с мольбой устремляя свои глаза на сумрачное лицо принцессы.

— Ваше высочество, моя просьба не велика, ее легко исполнить, но она имеет для меня громадное значение. Я люблю одного человека, этот человек для меня дороже жизни, я готова пожертвовать всем для его счастья, и он пропал, пропал бесследно… Верните мне его, верните!

Легкая ироническая улыбка тронула губы принцессы.

— Вы обращаетесь ко мне с очень странной просьбой, сударыня! Не могу же я разыскивать по столице каждого своего подданного.

Анна Николаевна заметила насмешку, звучавшую в словах правительницы, и яркий румянец залил ее лицо. В ней проснулась ее обычная гордость, и она уже более сухим тоном проговорила:

— Я прошу вас не об этом, я прошу о том, что в вашей власти. Человек, о котором я говорю, пропал в казематах тайной канцелярии.

Не будь принцесса вообще раздражена, она, может быть, отнеслась совсем иначе к словам Трубецкой, но ей послышался какой-то странный упрек в ее тоне, озлобление против княгини обострилось, и она уже совсем сурово ответила:

— Если он арестован, значит, за дело; обратитесь в таком случае к Ушакову, а я тут решительно ни при чем! — и она резко поднялась с места, давая этим знать, что аудиенция окончена.

Трубецкая с мольбой сложила руки и воскликнула:

— Ваше высочество, помогите!

— Но что же я могу сделать? И, наконец, кто он, тот, за кого вы просите? Он — ваш жених?

Трубецкая вспыхнула и тихо отозвалась:

— Да, жених.

— Кто же он? Я его знаю? Он из числа моих придворных?

— Нет, он не принадлежит ко двору! Да разве это не все равно, ваше высочество? Разве не все равно, для кого сделать доброе дело: для человека ли, имеющего титул и герб, или для простого гражданина нашего отечества? Наконец, я прошу вас об этом, я, княгиня Трубецкая… Неужели вам еще мало и этого?

Щеки правительницы залило краской.

— Не можете же вы мне приказывать, сударыня! — язвительно заметила она. — Я не сомневаюсь в том, что род Трубецких — очень старый род, но не забудьте все-таки, что я — мать императора… Наконец, довольно об этом! Я вам ничем не могу помочь. Прощайте, сударыня! — и, повернувшись, она вышла из приемной, оставив Трубецкую, совершенно ошеломленную и этими словами, и этим быстрым уходом!

Анна Николаевна хрустнула пальцами рук и, еле сдерживая подступившие к глазам слезы, поспешила выйти из дворца. Усевшись в карету, она задумалась о том, что ей теперь делать. Неужели же так и оставаться в неведении относительно Баскакова, неужели у нее нет никакой возможности спасти его? На мгновение было мелькнула мысль ехать к начальнику тайной канцелярии Андрею Ивановичу Ушакову, но она тотчас же отказалась от этой мысли. Она слишком хорошо знала Ушакова и была уверена, что из этого ровно ничего не выйдет. Слащавый и любезный вне своей деятельности, Ушаков не трогался ничьими просьбами, ничьими слезами. Ей, княгине Трубецкой, обидно было получить отказ от правительницы, неужели она должна была дойти до такого унижения, чтоб выслушать отказ и от Ушакова?

Между тем кучер, ожидая, пока княгиня отдаст приказание, куда ехать, все еще сдерживал горячившихся лошадей, и карета Трубецкой продолжала стоять у подъезда Зимнего дворца. Анна Николаевна наконец очнулась, заметила это и крикнула кучеру:

— Что же ты стоишь?