Эдмон Лепеллетье - Наследник великой Франции Страница 28

– Эта опасность еще далека, – сказал Коулей.

– Она близка, милорд! Наполеон по всему свету от края до края пронес окровавленное знамя революции. Он внушил народам идеи сопротивления законной власти; он доказал, что можно безнаказанно и дерзко приближаться к божественному началу и нечистыми руками святотатственно касаться алтаря и престола. Он унизил и уронил дворянство, награждая без разбору титулами своего собственного производства людей самого низкого происхождения; некоторые из представителей этих имен более чем оскорбительны для других национальностей, так как они служат отголоском шумихи сражений; иные же из них оскорбляют монархов и узурпируют их прерогативы, как бы подчеркивая территориальное значение победы Наполеона.

– Надо сознаться, – заметил Меттерних, – что этот негодяй позволил себе распорядиться нашими владениями, словно он и в самом деле располагал ими по своему исконному праву. Не создал ли он принца Эсслингского, герцога Ауэрштадтского, герцога Данцигского и прочее, и прочее?

– Англия, к счастью, избежала этого оскорбительного захвата наименований, и ее не коснулась эта пародия на знать, – спокойно сказал лорд Коулей. – Однако молодой человек совершенно прав: каждый истый англичанин обязан ненавидеть не только Бонапарта, на которого очень жаловался сэр Хадсон Лоу в бытность свою губернатором острова Святой Елены, но также всех отпрысков его рода, которые польстились бы на возобновление его происков и похождений или пожелали бы продолжать политику его угроз и смут. Их необходимо остерегаться. Само имя Наполеона зловредно и подстрекающе действует на тех, кто носит его.

– Совершенно верно, милорд! – воскликнул Уильям Басерт, радуясь своей победе над обоими дипломатами. – Пока Бонапарты не переведутся на земле, не будет обеспечен и покой Европы…

– Fie желаете ли вы вогнать в могилу и истребить дотла всех потомков Бонапарта? – спросил не без иронии Меттерних.

– А почему бы нет? – вызывающе спросил фанатик. – Немыслимо допустить, чтобы кто-либо из этих зловредных авантюристов вступил когда бы то ни было на трон Франции или какой бы то ни было трон вообще, – мрачно добавил он, подчеркивая свои слова.

– Но ведь эта опасность весьма проблематична, – медленно произнес князь Меттерних, стараясь не показать вида, что он понял зловещий смысл этого намека. – Ведь ни один из членов семьи Бонапарта не стоит в очереди претендентов. Ни один из них не может мечтать не только о каком бы то ни было троне, но даже и о мелком княжестве…

Меттерних старался этими словами напомнить, что герцог Рейхштадтский, к которому относились угрожающие фразы Басерта, был признан лишенным материнского наследия, вследствие чего от него отходило даже маленькое княжество Пармское.

– Простите, князь, – прервал Басерт, забывая в пылу своей ненависти уважение к канцлеру и то, что за ним по праву остается последнее слово, – вы напрасно так думаете: как вам должно быть известно, среди этих опасных наследников находится один, которого очень деятельно прочат в претенденты. И если от вашей зоркости ускользает вся сила опасности, то не подлежит сомнению, что последние парижские события в состоянии просветить вас на этот счет.

– Советую вам, молодой человек, – строго промолвил канцлер, – воздержаться от выражения своих подозрений и обвинений личности, достойной полного уважения и, кроме того, живущей вне всяких политических движений и дипломатических переворотов. – Сказав это, князь Меттерних нагнулся к лорду Коулею и шепнул: – Мы совершенно спокойны относительно сына Наполеона… Совершенно спокойны!

– Он благоразумен? – спросил вполголоса Коулей.

– Как Соломон, – ответил, улыбнувшись, канцлер. – То есть, конечно, герцог Рейхштадтский молод… Подвержен увлечениям. О, мы предоставляем ему полную свободу наслаждаться своим двадцатилетним возрастом. Так, например, представьте себе, у него завязался роман с одной придворной лектрисой, некоей Лизбет. Очень хорошенькой и к тому же хорошего рода, но вполне незначительной. Ну, что ж, мы закрываем глаза, но всегда готовы вовремя раскрыть их, если только герцогу или девчонке придет фантазия сменить любовную интригу на политическую.

– Вы совершенно правы, князь. Ваш юный герцог опасен лишь по имени, но заставьте его позабыть это имя в утехах, свойственных его возрасту, и покой Европы будет вполне обеспечен. Однако, – добавил несколько суше лорд Коулей, обращаясь к Басерту, – хотя мы отчасти и одобряем высказанные вами взгляды и чувства, мы все же удивляемся, зачем просили нас явиться в эту дальнюю гостиницу? Или, может быть, вы желаете сообщить нам что-нибудь более серьезное и безотлагательное?

– Да, милорд, и я прошу извинения и у вас, и у его сиятельства за то, что не сообщил об этом с самого начала. Но я хотел раскрыть сперва перед вами свое сердце и познакомить вас с мечтами всей моей жизни. Теперь же то, что я должен сообщить вам, сводится к нескольким словам. Вы только что изволили сказать, что интересующая меня личность не занимается ни политикой, ни революцией, ни сменой династий; я с этим вполне согласен; но эта личность имеет неосторожных друзей и смелых сторонников. Поэтому мог составиться заговор относительно этой личности и без ее ведома.

– Заговор? – воскликнул Меттерних.

– Именно заговор, имеющий целью похищение этой самой личности…

– Собираются похитить герцога Рейхштадтского? – произнес Меттерних. – Но кто же это? Кто?

– Заговорщики, съехавшиеся отовсюду понемногу. Они прибыли и еще прибудут из Парижа, Болоньи, Венеции. В проекте принимают участие карбонарии, и они скоро начнут действовать.

– Я действительно получил из Парижа на этот счет несколько полицейских донесений. Какие-то французские авантюристы задались целью провести герцога… что-то в этом роде, если не ошибаюсь… Подробностей не было. Второе донесение, в котором должно было упоминаться имя главного зачинщика, благодаря чему мы могли бы переловить всю компанию, не дошло до меня. Мятежники, по всей вероятности, перехватили корреспонденцию. Впрочем, французы теперь заняты другим, и им вовсе не до того, чтобы искать в Вене короля на свой пустующий трон.

– Об этом помышляют не одни французы. Чтобы далеко не искать, я могу упомянуть о только что прибывшей княгине Наполеоне Камерате, которая считает себя призванной свыше для восстановления императорской династии.

– Разве она покинула Венецию?

– Да, одновременно со мной! Она остановилась в этой же самой гостинице, и если вам угодно, ваше сиятельство, переговорить с нею…

– Нет, это не требуется. Будет гораздо благоразумнее учредить за нею негласный надзор, чтобы расстроить все ее шалые бредни и козни. Благодарю вас за сообщение и считаю долгом сказать, что ни лорд Коулей, ни я не в претензии к вам за причиненное нам беспокойство.

– Я считал, что поступаю правильно, – несколько обиженно произнес Басерт. – Я не хотел терять из виду графиню Камерату. Если бы я попросил у вас, ваше сиятельство, аудиенцию во дворце, то весьма вероятно, что, вернувшись к себе, я нашел бы птичку уже выпорхнувшей. А я слежу за нею с Венеции. В настоящий момент она вышла, и если вы желаете уехать, ваше сиятельство, то я думаю, что это самый подходящий момент, так как она может вернуться с минуты на минуту.

– Пора! – поднялся Меттерних. – Еще раз хвалю вас за рвение и советую продолжать дело так же умно, как оно вами начато. Если вам потребуется сообщить мне что-нибудь по этому поводу, то знайте, что я всегда готов принять вас.

– Вы слишком добры, ваше сиятельство. Но вы не дали мне никаких инструкций? – добавил Уильям, вперяя в Меттерниха свой холодный и черствый взгляд. – Значит, и вы, ваше сиятельство, и вы, милорд, – обратился он к лорду Коулею, – предоставляете мне действовать по моему усмотрению, как я найду лучшим для блага Европы, а также для спокойствия и величия Англии? Повторяю, что нельзя быть ни уверенным в безопасности Австрии, ни спокойным за будущее Англии до тех пор, пока не переведутся Бонапарты, которые не сегодня завтра могут оказаться на троне.

– Довольно эфемерная гипотеза!

– Но она завтра же может быть осуществлена! Во Франции революция. Носятся слухи, что она соглашается на введение незаконной монархии герцога Орлеанского, которого намереваются провозгласить королем под именем Людовика-Филиппа Первого. Это правление может оказаться непродолжительным. Имя Наполеона обладает для французов крайне притягательной и магической силой, и пока будет жив человек, носящий это имя, и пока последнее можно крикнуть во весь голос над только что разрушенными июльскими баррикадами или перед избирательными урнами, до тех пор, повторяю, Европа не может считать себя в безопасности. Что касается Австрии, в частности, то для нее свободно может возобновиться итальянская кампания, и Ломбардия, миланское и венецианское владения могут легко ускользнуть от нас при помощи нового Бонапарта…