Лина ТриЭС - Третья истина Страница 29

Заметив эту улыбку, Виконт поднялся и неожиданно строго заявил:

— Хватит, ты отдохнула, а то потом и вовсе не уговоришь себя, хотя бы, встать с места. Пробуй еще!

Лулу толкнулась, взлетела … и очутилась в седле.

— Отлично! Еще раз!

И опять получилось! Лулу казалось, что она невесомая, она была готова прыгать еще и еще, разве, что кто-то схватит и не пустит… Ее тренер это и сделал, ухватив, шутя, за распустившуюся косу.

— Сбереги немного сил, Александрин, — пристегивая Ромашку к длинному ременному поводу, посоветовал он, — если желаешь узнать, как получать от лошади вдвое меньше неприятностей.

— А что за неприятности, мсье Виконт?

— Она будет подкидывать тебя в два раза меньше, если научишься разгружать шаг.

О, это не мешало бы! Несколько взлетов на спину лошади с последующим соприкосновением с седлом были весьма ощутимыми…

Они попали домой только, когда солнце уже начало клониться к западу, все сроки обеда были пропущены, а бедняга Пузырев успел проснуться, крепко выпить снова и вторично впасть в забытие…

— Ты ешь, Александрин, я поднимусь к себе!

Лулу послушно закивала и с готовностью уселась за стол:

— Ага. Я очень голодная, мы ведь хотели взять с собой и забыли…То-о-о-ня! — закричала она на весь дом. Тоня прибежала. Сначала узнать что произошло, а узнав, что Лулу, попросту, ликует, вторично — с подносом.

— Тоня! …Что это за катание было! Как особенно, Тонечка!.. А он говорит… упорство — конек! А потом она — покруг, покруг! Завтра нам обед, обед с собой вдогонку! Не забудь хорошенько, ладно Тонечка?

— Барышня, да что вы такое говорите? Кто — по кругу? Кому обед собирать? Вы ешьте, вот суп, жаркое тоже….

Когда Лулу поела и обрела способность объяснять связно, она рассказала, что к чему, с большим удовольствием и подробностями.

— Чудеса! Чего это Пал Андреич? Скучно ему, видать, в нашей глуши, вот и придумал себе занятие — с вами возиться!

— Почему так — «возиться»? Почему, Тоня? Ему самому нравится!

— Да разве я что говорю? Прикидываю просто. Неужто, ему папаша приказал, как мальчишку, вас учить? Небывалое дело… А то, может, и вас в офицеры готовит? — Тоня громко фыркнула. — С вашего папеньки станет! Для него девка — вроде, не человек!

— А он не такой!

— Да вы о ком это?

— Павел Андреевич! Ему девка как раз самый отъявленный человек! Я даже не попросила еще, а он уже сам безразговорно согласился!

— Кто, чего согласился? Что ты лопочешь такое несуразное? — вошедшая тетка, видимо, была в брюзгливом настроении.

— Поль Андреевич учил меня на лошади ездить! — радостно сообщила Лулу и ей.

— О, Боже святый! Ну, и фокусы он откалывает! Чудасит не в меру! Да и власть какую в доме забрал! Уезжает, приезжает, девчонку вот, без спроса увез на полдня! А может, я не велю? А? Я дома за старшую, раз брат уехал!

Лулу напряженно вслушивалась: о Виконте говорится в недовольном тоне и она этому причиной! Она стала быстренько соображать, что сказать в его оправдание и как перевести теткино недовольство на себя…

Но Виконт появился раньше, чем что-то путное пришло Лулу в голову.

— Евдокия Васильевна! Если вы не поможете с бумагами — я пропал! Какой из меня эконом?

— Пал Андреич, а Пузырев-то, что же? — В голосе тетки не было и следа ворчливого тона!

— Спит безгрешным сном. — Он улыбнулся тетушке, склонив голову к плечу, явно ища одобрения, и серьезнейшим тоном прибавил:

— Этому пора положить конец. Вы — хозяйка, вы столь опытны в делах. Решать — вам и только вам.

— Да уж, Домна не позаботится ни о доме, ни о дочери, ни о делах… Наряды, тряпки, гости — тут она дока!

Виконт посмотрел мельком на Лулу, та засияла ему навстречу глазами, и повернулся снова к Евдокии Васильевне, продолжающей разливаться о некудышних хозяйственных способностях невестки.

— Так что, поможете?

— Да уж, видно, придется — милостиво улыбнулась Евдокия Васильевна. Виконт пропустил ее в коридор и плотно прикрыл за собой дверь.

ГЛАВА 7. СКАНДАЛЫ… СКАНДАЛЫ. МАДАМ ДОМИНИК И ДАНТЕС

Лулу сидела в своей комнате и занималась мирным, не требующим физических усилий, но очень любимым, делом. Бумажные фигурки в старинных кринолинах и камзолах разложены по всей кровати. Как жаль, что их не было в Ростове! Карандаши наточены. Можно приступать. У нее собрался целый город этих бумажных людей с «многоэтажными» именами на оборотной стороне. Она разыгрывала с ними самые сложные сюжеты. Население города отличалось необычным составом. На сто человек приходилось не менее двадцати королев, штук пять королей и значительное количество их наследников. Попадались злые колдуны и просто непорядочные люди, которые рождались из забракованных ею монархов. Ощущался небывалый недостаток не только коронованных, но и простых мужчин. Лулу терпеть не могла разрисовывать скучные камзолы и панталоны, предпочитая этому пышность женских нарядов и причесок, на худой конец пурпурные кюлоты принцев.

Сегодня Лулу поставила перед собой особенное задание: король Ричард Львиное сердце, инфанта Изабелла (хотя неизвестно, что они делают вместе в одной игре, но такие имена…) и, главный, самый сложный для исполнения персонаж — белая лошадь.

Еще рисуя, Лулу знакомилась с героями, ведя с ними неприхотливую беседу:

— Как вас зовут?

— Виконт, сударыня! — Лулу недовольно прищурилась: плоское нарисованное лицо с невероятно крупными глазами и круглым сжатым ротиком гораздо меньше походило на Виконта, чем нарисованное подобие белой лошади на Софью Осиповну. Лулу поправилась:

— Ричард, сударыня!

— Почему на вас военная форма?

Вообще-то она была на нем потому, что рисовать эполеты было все же веселее, чем обычный мужской костюм, но Ричард имел об этом собственное мнение:

— У нас идет сражение, сударыня. Мы должны ворваться в каменную башню. Но, к сожалению, пушки палят, как только появится военный.

Лулу посмотрела на кровать, где сиротливо лежало десятка два вояк. Их еще надо разделить на врагов и «наших»!

— Единственное, что нас может спасти, — продолжал Ричард, не придавая особого значения противоречивости своих ответов, — если к башне поскачет инфанта Изабелла. Я как-то научил ее отлично ездить верхом, и у нее уже ничего не болит…

— Вы что, ее в офицеры готовите? С вас станется, — упрекнула Лулу Львиное Сердце по-русски.

— Ну что вы. Она просто так чудесно все понимала и так красиво сидит в седле, и коричневые гамаши так подошли… хотя я их почти не заметил… Главное, что совершенно сама скакала! Я даже повод ей передал…

Теперь ножницы в руки, и Ричард Львиное сердце отделился от родного листа бумаги, готовый к подвигам…

Снизу уже давно раздавались какие-то необычные звуки и Лулу, не в силах больше игнорировать их, вышла на лестницу и тихонько пошла вниз.

Звук превратился в глухой натужный крик:

— Чуяло, чуяло сердце, говорила я — не идить, не идить, Петруша! Ой, Петя! Ой, Петруша! Да что же с тобой исделали? Тонька, не держи меня! Пусти меня, несчастную, пусть бы мне ноги-руки поотрывало!

Лулу, не зная, как вступиться, обняла лестничный столбик и прижалась к нему лбом.

Катя, хватая Евдокию Васильевну за руки, стремясь не то поцеловать, не то, задержать, голосила:

— Отпущайте вы меня! Я же работать и так, и так не смогу! Не отпустите — сама уйду, ничего мне больше в этой жизни не надо… Пусть хоть помрет у меня на руках!

Тетка с подчеркнутой рассудительностью отвечала, уклоняясь так, что руки Кати цеплялись уже за воздух:

— Да Бог с тобой! Людей совсем нет, кому работать? Нам тоже трудно — продукты в город поставлять и вам платить…. Мало, кого ранит на войне? Бог даст, оклемается твой благоверный. В госпитале, не под забором лежит. И чего ты в доме делаешь, я же тебя за реку на работу послала?

Но Катерина кричала, не переставая, и, видно, обрывая все концы, все больше срывалась на обвинения и проклятия.

Лулу преисполнилась страхом, смешанным с жалостью, отчего глаза ее открывались все шире и шире, а нос заложило. В памяти тут же встала картина прощания с солдатами и та же Катя, припавшая к мужу. Но там помочь было нечем. Может быть, здесь, в доме, получится… Лулу выдвинулась ближе к переднему плану и приготовилась вступить в разговор. Виконт тоже спускался с лестницы, приближаясь к месту событий и оглядывая исподлобья группку, состоящую из тетушки, Тони и Катерины. Но прежде он достиг линии, на которой приостановилась Лулу, и на ходу тихо заметил:

— Александрин, поднимись к себе. Сейчас же.

Лулу, оробевшая от строгости его тона и от слез взрослой женщины, поспешила незаметно уйти с места событий. Однако весь остаток дня она находилась под впечатлением. Не могла больше играть, отложила одну за другой три книги… Как всегда в минуту смятения или недовольства собой обратилась к задачнику Евтушевского.