Тейлор Колдуэлл - Монгол Страница 29

— Я могу правильно судить о людях. Поклянись в верности Темуджину, и ты станешь ханом среди священников. Если же ты ему изменишь, тебе это не принесет пользы.

— Ха! — воскликнул шаман, наклоняясь вперед и внимательно разглядывая свои ногти.

Кюрелен потряс ладонями, и сокровища откликнулись нежным звоном, а он, высыпав их перед собой, медленно вытянул из общей кучки нить, на которую были нанизаны золотые монеты, и легко перебросил ее на колени шамана.

— Это еще одно доказательство моего уважения, — заявил гость.

Шаман медленно поднял на него глаза, темное лицо его казалось совсем черным.

— Судьба будет благосклонна к Темуджину, — сказал Кюрелен. — Те, кто последует за ним, будут сопровождать его по дороге к власти.

Кокчу улыбнулся, а потом громко захохотал. Он положил золотые монеты рядом с цепью из золота и бирюзовыми бусами, а затем наклонился к Кюрелену, схватил его за плечи и легонько потряс:

— Кюрелен, мне будет скучно без бесед с тобой. Отправляйся вместе со мной!

Шаман и Кюрелен вышли из юрты вместе, они улыбались друг другу, воины не могли понять, в чем тут дело.

К востоку тянулись шлейфы пыли — свидетельство бегства людей. Пыль эта окутывала их следы золотистым облаком. В стойбище осталось совсем немного народа, готового следовать за передними повозками.

Шаман шагал по стойбищу в сопровождении Кюрелена. Люди отрывались от своей работы и непонимающе глядели им вслед. Шаман подошел к центру почти опустевшего лагеря и громко закричал. Его внушительная высокая фигура и красивая голова четко выделялись на фоне горячего желтого заката. Через несколько мгновений на площади собрались все, кто еще не покинул бывшую орду Есугея. Бектор, хмурый и ничего не понимающий, стоял рядом с братом Бельгютеем и своей матерью. Темуджина окружали друзья. Лицо его потемнело от ярости и бессилия. Шум голосов затих от презрительного взгляда шамана, и все стали его слушать.

— Куда вы отправляетесь? — закричал шаман. — Неужели вы хотите покинуть своего хана, сына Есугея, вы, неблагодарные собаки?! В ваших сердцах нет верности, и ваши души черны от предательства. Вы подобны хрупкому колесу, которое ломается даже о мелкий камешек, или плохому мечу, который гнется от первого удара.

Люди в удивлении глядели на него, вытаращив глаза. Они ничего не понимали. Глупо моргая, нахмуря лбы, они пытались разобраться в словах шамана. Он поочередно переводил свирепый взгляд с одного бронзового лица на другое. Под его свирепым взглядом все опускали глаза. Люди в душе спрашивали себя — правильно ли они поняли вчера его слова.

Шаман насмешливо и грозно усмехался.

— Я знаю, вы все верите, что вам обрадуется хан тайджутов. Но вы ошибаетесь. Если отправитесь к нему — вас там ждет смерть. Хан подумает: «Что за предатели пожаловали ко мне? Они покинули собственного вождя, когда он в них так нуждался. Они приползли к моим ногам, подобно своре воющих и дрожащих псов. Такие люди заслуживают только смерти. Во время сражения они будут подобны мечу из бамбука, коню со сломанной ногой, которому нельзя будет доверять во время битвы, или лепешке из муки, которой пытаются заткнуть дыру в каменной стене, когда рядом не оказывается настоящего камня». Вот что подумает о вас хан! Вы должны понять, что он вас не примет, но если вы мне не верите — отправляйтесь к нему! Молодой хан не желает иметь предателей среди своих воинов, не хочет, чтобы его окружали люди с сердцами верблюдов!

Бельгютей давно сторонился Темуджина, думая, что его звезда клонится к закату, однако сейчас он стал ему дружелюбно улыбаться, Бектор же до крови прикусил губу. У Темуджина от удивления широко раскрылись глаза, а Джамуха с отвращением отвернулся. Другие члены рода переминались с ноги на ногу, почесывались, краснели и неловко глядели друг на друга.

Шаман многозначительно уставился на выжженную степь, простиравшуюся за пределами орды, а потом перевел взгляд на людей. Он напоминал Кюрелену человека, прогуливавшегося в саду и по одному собиравшего самые сладкие и спелые фрукты. Шаман посмотрел в глаза каждому человеку и, казалось, взглядом своим что-то им приказывал. Наступила тишина, в которой чувствовался невыносимый ужас. Все глядели в лицо шамана, которое светилось странным светом.

— Взгляните! — воскликнул Кокчу. — Духи послали нам знамение!

Все посмотрели вверх, и из каждой глотки вырвался возглас ужаса. Кюрелен тоже последовал примеру остальных и тут же поджал губы. У него от восхищения сверкали глаза. Сначала там, куда указывал шаман, ничего не было видно, кроме золотистого пара и пыли, сопровождавших быстро удаляющиеся юрты и скот, но потом стена пыли разошлась в стороны, подобно занавесу, и там, где ранее ничего не было, появились неясные очертания огромных всадников, молча чего-то ожидавших. На поднятых пиках медленно развевались вымпелы, а их лица были как бы высеченными из гранита окружавших холмов и скал. Их молчание наводило ужас, а ожидание неизбежно вызывало дрожь. Казалось, что их головы были выше холмов, а их кони были серыми, призрачными и в три раза больше обычных коней. Неземные вымпелы развевались от порывов небесного ветра. От вымпела к вымпелу стремились бледные молнии, и каждому показалось, что он слышит вдалеке отдаленные звуки труб и барабанов, заставляющие всех дрожать.

Шаман поднял руки и закричал ужасным голосом:

— Духи Синего Неба пришли на помощь Темуджину, сыну Есугея!

Люди застонали от ужаса, упали на землю и прикрыли головы руками. Животные сильно разволновались и раздували ноздри, вдыхая острый кислый запах человеческого страха. Темуджин, его друзья и Кюрелен стояли недвижимо. Кюрелен улыбался и думал про шамана: «У этого негодяя такое же живое воображение, как и у меня!»

Постепенно яркая картина потускнела, и облако уплыло, подобно золотому пару. Один за другим, дрожа, люди поднимались с земли, продолжая трепетать. Они попадали на колени перед Темуджином, клянясь ему в верности и повиновении. Над их склоненными головами Кокчу и Кюрелен обменялись насмешливыми взглядами: калека в восхищении и приветствии коснулся лба рукой, а шаман наклонил голову в знак того, что он все понял.

С Темуджином, однако, осталось слишком мало народа, и молодой хан был в бешенстве. Его ничто не могло успокоить, и он отправился к матери, но вскоре вернулся из ее юрты с криком:

— Моя мать исчезла! Я ее нигде не могу найти!

Когда на землю пали сумерки, в орду возвратилась Оэлун. Все были поражены, не только потому, что Оэлун ускакала из орды на коне, прихватив с собой бунчук с черными хвостами яков, но известием о том, что эта женщина поскакала вдогонку за удирающими членами орды, и когда она их догнала, то угрозами и попреками заставила вернуться и присягнуть на верность ее сыну. Она въехала в лагерь с высоко поднятой головой, над ней развевался бунчук Есугея-Темуджина, за ней следовали в юртах перепуганные монголы, и поспешали их стада.

Кюрелен пораженно уставился на сестру и впервые улыбнулся ей обычной доброй улыбкой без тени насмешки. Темуджин побагровел от злости, развернулся и отправился в свою юрту. В тот момент он испытывал ненависть к матери, потому что она его посрамила во второй раз.

Глава 17

— Ты просто глупец, — спокойно заявил Кюрелен.

Темуджин уставился на него гневным взглядом. Буйный характер юноши стал в этот миг особенно заметен: упрямые губы были крепко сжаты, сверкающие зеленые глаза поменяли цвет, как случалось в те моменты, когда у него изменялось настроение.

— Я опозорен навеки, и все это из-за моей матери! — кричал он.

Кюрелен пожал плечами.

— Повторяю: ты глупец! Только благодаря матери у тебя есть преданные тебе воины, и ты до сих пор жив. Или ты предпочел бы остаться беззащитным, чтобы с тобой расправились? Ты считаешь, что это была бы героическая смерть? Ха-ха! Мне казалось, что у тебя есть хоть какие-то мозги. Запомни: неважно, каким образом человек смог сохранить свою жизнь, важно то, что он все еще жив. Неважно, как он добился победы. Важно то, что он победитель. Будь же благоразумным! Помни, что ты теперь хан Якка Монголов, и должен подумать о будущем. Ты все еще можешь потерять людей твоего клана, а значит, есть опасность встретить собственную смерть.

— Кюрелен прав, — медленно сказал Джамуха, нахмурив брови. — Ты не можешь изображать здесь обиженного героя и держаться так надменно. Ты нужен своему народу.

— Пусть народ воспевает героев, я предпочитаю петь вместе с ними, а не быть героем их песен! — захохотал Шепе Нойон.

— Темуджин, я рад, что ты жив, — сказал свое слово Субодай.

Только Касар, бездумно обожающий брата, начал с ними спорить:

— Вам не понять моего брата! Вы только и думаете о своей выгоде, вам незнакомо чувство чести…