Ромуальдас Неймантас - По следам солнечного камня Страница 29

Они опустились на Форум и мимо Алтаря мира, установленного еще императором Августом, вышли к амфитеатру Флавиев — Колизею.

Это было многоярусное круглое сооружение, образованное из четырех сужающихся колец, составленных друг поверх друга.

Они вошли внутрь через каменные ворота и увидели такие же, как и на Капитолийском холме, каменные скамьи, которые от центра поднимались вверх кругами и под самым потолком заканчивались галереей.

Номеда повела его во второй ряд. У ее семьи, принадлежавшей к сословию всадников, здесь были свои постоянные места.

Айстис помог Номеде устроиться поудобнее, подал ей принесенную рабами пуховую подушку, теплый белый платок, а затем стал осматриваться.

Через проходы нескончаемым потоком валил народ — мужчины и женщины в пестрых одеяниях.

Разговаривали между собой, казалось, тихо, однако весь Колизей гудел, словно пчелиный улей, — так хорошо все было слышно!

Наконец все расселись. Послышались звуки музыки, стены зала содрогнулись от трубных гласов.

Толпа вскочила и принялась кричать:

— Траян! Траян! Траян!

В боковых воротах слева показалась процессия. Впереди всех шествовали трубачи в красном. Их было много. В солнечных лучах, падавших сверху, сверкала медь труб.

Колизей был охвачен приподнятым настроением.

Вслед за трубачами медленно ехала боевая колесница, в которую была запряжена четверка черных коней.

На колеснице в пурпурной, расшитой золотом тоге (такую тогу всегда надевает тот, в чью честь устраивают триумфальное празднество и кто оплачивает расходы на это празднество) гордо стоял сам император Траян, только что прибывший из Дакии. Над его головой слуги держали золотой венок, украшенный драгоценными камнями.

За колесницей императора жрецы несли статуи Юпитера, Марса, других богов, вели быков, приготовленных для жертвоприношения.

За ними снова шествовало множество трубачей. Следом — высокие сановники, окруженные ликторами, охраной, рабами.

Процессию замыкала большая группа мужчин и женщин в красном и белом.

Колесница Траяна совершила круг почета вокруг сцены, расположенной в середине Колизея.

Когда император проезжал мимо алтарей, установленных на сцене, началось жертвоприношение быков. Жрецы при помощи длинных узких ножей расправлялись с животными. Клубился дым. Толпа повторяла молитвы в честь богов и императора Траяна, благодаря за победу.

Когда жертвоприношение было закончено, участники процессии заняли места в первом ряду. Распорядитель празднества — претор — бросил на сцену белый платок. Несколько десятков тысяч человек ободряющими возгласами встретили выбежавших на сцену танцовщиц, которые и начали представление, посвященное битве за Сармизегетузу.

Айстис с интересом наблюдал, как на сцену вступили полуголые мужчины с деревянными щитами. Из щитов они соорудили нечто напоминающее стены крепости. Когда «крепость» была готова, на сцену вышли мужчины в шлемах легионеров.

Началось представление.

К стенам «города» были подвезены катапульты, таран. «Легионеры» устремились в атаку. Неожиданно на площадке для представления стало происходить нечто непонятное: в защитников «столицы» из катапульт полетел рой настоящих стрел! Послышались стоны умирающих и раненых. На «стенах» самым настоящим образом сражались с мечами в руках! Лилась кровь… Катились головы…

Атака «легионеров» была отражена, они вот-вот должны были понести поражение, но им на помощь поспешили новые «легионеры»…

— Что тут творится? — не вытерпел Айстис.

— Разве ты не понимаешь? Гладиаторы изображают битву римлян с даками! Ой, как здорово сражается тот рослый!

— Какое же это представление? Ведь гибнут люди! Нужно их остановить!..

— Тише! — прервала его Номеда. — Так всегда происходит бой гладиаторов. Кто кого одолеет! Они — рабы, зачем же задумываться над их судьбой? Те, кто останутся в живых, будут жить, удостоятся похвалы, а может, обретут свободу! Разве это плохо?

Айстис отвернулся, поняв, что переубедить Номеду ему не удастся: вокруг, словно лишившись рассудка, ликовали тысячи римлян.

Номеда объяснила:

— Эта битва — пустяк по сравнению с теми, за которыми мы уже наблюдали в Колизее! Гладиаторы сражались не только между собой, но и с дикими зверями. Там, под сценой, есть специальные клетки, в которых держат этих зверей. Их кормят погибшими гладиаторами…

— Я… не могу… Думай обо мне, что хочешь, но я не могу…

— Тебе дурно? Рабы проводят тебя на свежий воздух.

— Нет, нет. Я не могу… Пойду домой…

Номеда наклонилась к нему:

— Ты очень бледный. Может, вызвать врача? Он пустит тебе кровь, и все будет хорошо!

— Кровь? — Айстис в мыслях увидел себя на сцене с рассеченным горлом, из которого струей хлещет кровь. — Мне уже лучше!

Пока они разговаривали между собой, сражение получило еще больший размах. Стены, составленные из щитов, затрещали и, не выдержав напора, рухнули. «Легионеры» устремились в «крепость», которую обороняли «даки», и, подбадриваемые восторженными восклицаниями толпы, ожесточенно рубили головы всем, кто попадался.

Айстис зажмурился и ушел в себя. Он стал думать о море, по которому бегут волны, дюнах, о сидящей на берегу Угне, детях, играющих в песке на побережье… Битва гладиаторов, неистовство толпы — все стихло, отошло вдаль.

Так Айстис просидел неопределенное время и продолжал бы сидеть еще, если бы Номеда не коснулась его руки:

— Прошло? Идем домой! Сражение окончилось. Мы победили!

Айстис взглянул на сцену. Людей там не было. Только рабы засыпали песком лужи крови. Пылали подожженные щиты, из которых было сооружено жалкое подобие Сармизегетузы…

…Вечером Айстис обо всем рассказал Гудрису. Тот махнул рукой:

— Вздорные игрища! Ни к чему все это. Но у этих странных людей есть и нужные вещи, да еще какие! Сколько железа… Эх, нам бы все это! Знаешь, что твой отец изготовил бы из этого железа? Нам необходимо с ними торговать. Пусть себе живут по своему разумению, а торговать нужно…

Разгуливая по комнате большими шагами, Гудрис говорил и говорил и при этом размахивал руками, будто в руках у него был меч.

У Айстиса перед глазами стояли умирающие гладиаторы.

— Сегодня пригнали даков…

— Даков?

— Множество мужчин, женщин. Детей отрывают от матерей, разлучают мужей и жен. Целые подводы серебра, золота… и все везут, везут…

— Разбойники! Убийцы! Но торговать с ними придется. Другого пути нет. Пока мы сами не окрепнем. В противном случае мы так и останемся при каменных топорах…

— Как же дружить с разбойниками? А, Гудрис? Ты соображаешь лучше меня, скажи.

Гудрис молчал.

…Была уже глубокая ночь, когда Айстис вышел из дома Номеды. Не желая, чтобы его кто-нибудь увидел, он отказался от услуг сопровождающего, как было уже не раз, и стал спускаться вниз по Палатинской лестнице.

Вечер, проведенный с Номедой, сгладил впечатления жестоких сцен.

Они говорили о картинах, которыми были украшены комнаты Номеды, рассматривали вещи, привезенные ее отцом из южных и восточных краев.

Его заинтересовало предложение Номеды, чтобы на родину отправился один Гудрис, а он, Айстис, еще остался в Вечном городе на некоторое время, продолжил учебу.

— Я познакомлю тебя со скульпторами и живописцами, золотых дел мастерами и знатоками драгоценных камней… — вслух мечтала Номеда. — Ты станешь великим человеком… Ты добрый, всех жалеешь… Думаешь, я не заметила, в каком состоянии ты ушел с представления и затем долго ко мне не приходил? Таких у нас немного…

Айстис спускался вниз, насвистывая, как у себя в деревне, у реки Швянтои. Мысленно он убеждал сам себя: а почему бы не поучиться? Все так странно сложилось, да и Номеда не такая уж злая, как показалось вначале. Она так много знает, такая красивая…

Вдруг от дерева отделились две черные фигуры и набросились на него.

Айстис метнулся в сторону, словно от рыси, как привык поступать на охоте. Незнакомцы столкнулись друг с другом, но тотчас же снова стали наступать на юношу. В их руках Айстис увидел мечи, похожие на длинные кинжалы. «Какой я глупец, — подумал он, — что послушался Номеду и перестал носить с собой оружие! Что бы тут схватить?»

Айстис увернулся от удара и молниеносно бросился под ноги тому, что был поближе. Тот упал. Меч звонко стукнулся о землю. Не медля ни мгновения, Айстис схватил меч и плашмя ударил другого. Но тот увернулся и ткнул юношу мечом. Удар обжег, словно огнем. Видимо, меч задел правую руку.

Противник замахнулся снова.

«Конец!» — подумал Айстис, увидев, что поднимается с земли второй. Не дожидаясь нового удара, он перехватил меч в левую руку и стал наступать на того, кто его ранил. Удар Айстиса левой оказался неожиданным и таким мощным, что противник лишь ахнул и упал наземь. Другой, поняв, что его товарищ ранен или убит, стал отступать, во весь голос крича: