Борис Подопригора - Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер Страница 3

До этого отец никогда Бориса не порол, и мальчишка очень испугался. Его страшила не столько физическая боль, сколько страшные, бешеные глаза отца.

– Владлен!

Мать буквально повисла у отца на руке.

– Влад, Владечка… Не надо, не надо…

Владлен Владимирович шумно выдохнул. Выронил ремень и тыльной стороной ладони вытер выступившую на лбу испарину. Мать продолжала его держать за руку и тихонько поглаживала:

– Владушка, Влад… Успокойся, успокойся… Это моя вина, это я недоглядела. Но это ничего. Мы всё исправим, всё выправим. Да, Боря?

– Да, – сказал Борис, глотая ком в горле. Потом он прерывисто вздохнул и добавил:

– Прости меня, папа… Яне хотел тебя расстраивать… Я просто не подумал.

– Не подумал… – отец понемногу успокаивался и говорил уже почти нормальным голосом, вот только левый глаз у него всё ещё подёргивался: – Не подумал… А надо думать… Ты уже достаточно взрослый, чтобы думать и понимать… Твоя учёба – это ещё и моя честь и репутация! Не смей позорить меня, ясно?

– Я постараюсь.

– Постарается он… В общем, так: никаких книжек, пока не исправишь оценки по всем предметам… Там посмотрим… И ещё, Надя… Надо отвести его в какую-нибудь спортивную секцию. Раз и по физкультуре он дохлый. Пусть, я не знаю, борьбой, что ли, займётся.

– Хорошо, – кротко кивнула Надежда Михайловна, – хорошо, всё сделаем, Владичка.

– Ладно, – уже почти совсем остыл генерал. – Иди сюда, сын.

Борис приблизился к отцу, и тот неожиданно обнял его и поцеловал в затылок:

– Ладно, ремень – это так… Нервы. Но! Ты всё же натворил делов, а потому заслужил взыскание… Так?

– Ну.

– Не ну, а так точно! – усмехнулся отец. – Ну и как тебя прикажешь наказывать? В угол поставить?

Последний раз Борю ставили в угол года три назад, и уже тогда это выглядело несколько комично. Борис не выдержал и улыбнулся, запрокинув голову и глядя снизу вверх в лицо отца:

– Ну, пап… Ну хочешь, я встану в угол.

Владлен Владимирович фыркнул и взъерошил сыну волосы на макушке:

– Нет, брат. Из угла ты, пожалуй, вырос. А чтоб по стойке «смирно» среди комнаты тебя ставить – ещё не дорос. Давай-ка… Предписываю убыть в свою комнату и выполнить команду «отбой».

– Так рано же ещё…

– Ничего. Полежишь, подумаешь. И дверь к себе не закрывай, чтоб видно было, что торшер не включаешь. А я ещё приду проверю, чтоб под одеялом с фонариком не читал… Марш!

Боря долго не мог уснуть тогда – привык уже читать на ночь. Он лежал и вслушивался в голоса родителей, доносившиеся с кухни.

– Ты, Владичка, тоже… Не переживай. Не настолько всё уж трагично. Не катастрофа.

– На-адя!

– А что – Надя? Не трагично. Эта Вера Васильевна… она… между прочим, могла бы и меня в школу вызвать. Но это же совсем неинтересно! А вот посмотреть, как генерал живёт, – другое дело… Будет потом что рассказать…

– Надя, ты же…

– Я тебя умоляю, он спит давно… Да я и не кричу. А эта учительница… Тоже мне… Что же она раньше-то в набат не била? Проснулась, что ли? В дневник Боре не писала, меня в школу не вызывала. И тут – на тебе! Пришла, понимаешь, седого генерала стыдить и воспитывать!

– На-адя… Не только меня, но и тебя, кстати.

– Ай, ладно. На меня где сядешь, там и слезешь. Я и не таких воспитателей видала. А ты прям весь рассыпался перед ней: «Ах, Вера Васильевна, ох, Вера Васильевна…» А она, между прочим, разведённая. Сама бы себя повоспитывала.

– Надя, ну это-то тут при чём?

– При том. У нас хороший сын. Очень хороший мальчик. Беспроблемный. Ты вспомни, как мы намыкались до Москвы – хоть одна проблема от Бореньки была?

– Ну я ж и не говорю… Только знаешь, маленькие детки – маленькие бедки, а как подрастают…

– Я на него сегодня посмотрела и ахнула. Как он вырос! А я даже и не заметила… Через два года надо уже думать, в какой институт поступать…

– Какой ещё институт? Опять ты за своё. Он будет офицером, чтоб служить Родине, а не своему кошельку! И чтоб на дурь времени не было!

– Влад! Ну ведь не война же! Неужели наш сын не заслуживает чего-нибудь почеловечней, что ли…

– Нуты, мать, не мытьем, так катаньем, честное слово! Ты посмотри, какие в этих институтах-университетах битлы-волосатики понаразводились! Хочешь, чтобы и наш Борька таким стал?.. Через мой труп! Пойдет в Серпухов, в ракетное! Я смотрю, он и техникой интересоваться стал – вон, транзистор собрал. Правда, я помог. А в Серпухов начальником мой бывший зам назначен.

– Это кто же? Серёжа, что ли?

– Да нет, Олег… Рагозин.

– A-а… И ты, значит, нашего мальчика ему отдать хочешь? Вспомни, сколько ты сам с ним намучился.

– Ну не блистал он инженерной мыслью… Но командир-то он как раз крепкий! И учебный процесс наладит, я уверен, как положено.

– Не знаю, Владушка… А ты уверен, что мальчик вообще хочет быть военным? Может, у него другое предназначение совсем?

– О как ты… Предназначение… Я так скажу: во-первых, мы уже который раз этот разговор затеваем, и всё равно ты – за своё. Во-вторых, насчёт предназначения… Ежели проявит какую-либо явную склонность, талант или, скажем, увлечённость какую-то особенную, то… Подумать можно. Но большинство, понимаешь, из школы выходят, а чего хотят, сами не знают. А училище – это всегда надежно и… Мы с тобой уже не молоденькие. Не дай Бог… Я после той истории как-то по-другому на жизнь смотреть начал. Отвык с войны-то. А погоны, они всегда в люди выведут.

– Типун тебе на язык!

– Типун – не типун… Ладно, поживём – увидим.

Родители ещё долго разговаривали на кухне, но Боря незаметно для себя заснул, проснувшись лишь глубокой ночью. Его разбудило прикосновение руки отца: Владлен Владимирович присел на краешек кровати сына и тихонько гладил его по волосам.

– Ты чего, пап?

– Ничего. Спи, оболтус.

Оценки свои Борис исправил достаточно быстро, хотя круглым отличником так и не стал. Математика и физика по-прежнему казались ему не то чтобы не интересными, а какими-то «отвлечёнными» предметами. По всему выходило, что Боря скорее гуманитарий. Вот с историей или с английским языком проблем не возникало.

Мама устроила его в секцию борьбы самбо – к самому Штурмину, между прочим, и уже через полгода проблемы с физкультурой ушли в прошлое. Правда, большого спортсмена из Бори не получилось – не хватало амбиций, спортивного характера. Боря, вообще, не любил соревноваться. Но на тренировки ходил не без желания. Кстати, там он быстро подружился с другими мальчишками – постарше. С ними он ещё и светомузыку мастерил. Тем более что в восьмом классе у Бориса неожиданно прорезались вокально-музыкальные способности. Те же приятели по спортивной секции показали ему несколько аккордов на гитаре, и вскоре Борис уже ловко пел на английском под собственный аккомпанемент. Пел, кстати, всё тех же «Битлз», правда, втайне от отца. Волосы, правда, отрастить подлинней он даже не пытался…

Петь втайне от отца, кстати, было совсем не сложно: после гибели летом 1971 года трех космонавтов генерал Глинский практически поселился на «Байконуре», ему там даже квартиру служебную дали, заезжал в Москву лишь на короткие побывки. Та страшная катастрофа спускаемого аппарата корабля «Союз» поставила под вопрос создание первой орбитальной станции «Салют». А именно создание этой станции считалось главной задачей советской космонавтики. Генерал Глинский, всегда живший по принципу: «Раньше думай о Родине, а потом – о себе», считал это и своей личной задачей.

Но Надежда Михайловна всё же активно не желала сыну ракетно-космического будущего. А тут ещё она узнала побольше о некоем интересном учебном заведении – вроде бы и военном, но всё же институте, а не училище.

А дело было так: к ним на дачу пришли знакомиться новые соседи, тоже генеральская семья. Правда, генерал Левандовский, как он сам выразился, занимался больше «не техническими вопросами, как уважаемый Владлен Владимирович, а информационными». Такая фраза в устах советского генерала означала принадлежность к спецслужбам. Впрочем, генеральские жёны редко задавали дополнительные вопросы по «служебной части». Вот и Надежда Михайловна не стала любопытствовать на предмет точного места службы Петра Сергеевича, а радушно пригласила его с супругой к столу почаёвничать – по-простому, по-соседски.

Супруга Левандовского, Алевтина Ефимовна, сразу же стала с ревнивым прищуром оглядывать дачу Глинских, то и дело приговаривая:

– Петя, вот и нам так надо сделать… Смотри, какие антресольки удобные! Это же дополнительно доделывалось, правда? Ой, а какие светильники! Это где ж такие… У нас такие не продают. Откуда?

– Мой генерал – по технической части, – с лёгким оттенком самодовольства улыбнулась Глинская. – Там, куда он в командировки летает, такие умельцы есть… Европам и не снилось. Владик рассказывал, у них там один капитан даже посудомоечную машину для жены сконструировал.