Андрей Караулов - Русский ад. На пути к преисподней Страница 3

Вот и набрали. Егора Тимуровича не волновал даже тот факт, что он не достаточно хорошо знает Чубайса, не так уж много у них общего, на самом деле: Гайдар работал в партийной печати, в «Коммунисте», затем — с повышением — в «Правде», Чубайс (в это время) торговал цветами на Московском вокзале в Ленинграде, сначала — с рук, потом, когда появились первые кооперативы, он купил себе киоск, то есть встал на путь «индивидуальной трудовой деятельности», говоря языком «Правды» тех лет…

Все они явились кто откуда, эти парни: Нечаев — заведующий лабораторией в каком-то НИИ (теперь министр), Авен — младший научный сотрудник в институте прикладной экономики (теперь министр), Шохин — заведующий лабораторией ЦЭМИ (министр) и т. д. и т. п. А возвышался над ними Геннадий Бурбулис, второй человек в Российском государстве. Если Егор Тимурович был романтиком (большие деньги в его жизни появятся позже, когда он вскоре после отставки вдруг возглавит «Би-Лайн»), то Анатолий Борисович смотрел Бурбулису в рот… еврей при губернаторе, да?., и с удовольствием делал все, что ему говорили, точнее приказывали!

Чубайс знал: этот человек, Бурбулис, дурак дураком в экономике, значит, если он, Чубайс, все сделает грамотно, быстро и аккуратно, Бурбулис (нет у него другого выхода, то есть — других людей) передаст ему, Чубайсу, в «доверительное управление» весь бюджет Российской Федерации.

Чубайса с детства тянуло к деньгам.

Пятнадцать-двадцать главных финансовых потоков в России: газ, нефть, металлы, лес, рыба… Если на них, на этих потоках, будут свои люди, одна семья, одна династия … — все деньги страны ведь это и есть власть над страной, верно?

Власть до гроба.

Более удачного исполнителя, чем Чубайс, было не найти: он работал как проклятый.

В России началась новая эпоха: строительство государства, которое с удовольствием продает все что угодно, любые свои богатства, любые земли, прежде всего — приграничные, на них особый спрос, даже — собственный суверенитет…

В рабочем кабинете Чубайса, в комнате отдыха, где собирались только ближайшие помощники, висела огромная фотография «Битлз».

2

— Дай суке, дай!.. Лупи гада!

Тур метнулся к обрыву, но утонул в снегу.

— Ухо-о-дит, б…

Грачев недоговорил: вертолет министра обороны Российской Федерации развернулся к скалам.

Редкий зверь не чувствует приближение смерти.

— Залег, сука… Вишь-ка, залег! Вертай взад!.. Вертай машину, майор!

Бить зверя с вертолета — феерическое наслаждение; министр обороны и его генералы расстреливали горных козлов из автоматов Калашникова.

— Сажай на склон! В снег давай… в снег… Клади машину, майор!

Барсуков развернулся спиной к окну.

Кровь, кишки, клочья шерсти… Настоящий генерал и на охоте чувствует себя полководцем.

— Куда ж на склон, Паша… ты, елки, не Дэвид Копперфильд… твою мать… чтоб в Ниагару сигать!

В отличие от министра обороны Российской Федерации комендант Кремля, генерал-лейтенант Михаил Иванович Барсуков, ненавидел охоту.

— Слушай, а он привязанный сигает, Копперфильд этот? — заинтересовался Грачев. — А?..

От министра обороны несло сапогами и водкой; когда Грачев наклонялся к нему, Барсуков задерживал дыхание, но это не спасало — от Павла Сергеевича всегда несло черт знает чем.

Барсуков не ответил. Он беспомощно смотрел куда-то на горы, на снег… — Михаил Иванович так устал, что ничего не видел вокруг. Президент страны опять (в который раз!) приказал ему «прощупать десантника», но у Грачева, черт возьми, отпуск до первого ноября, значит здесь, в Красной, придется сидеть недели две… — это жизнь, а?

— Паш, круто, ну глянь, блин…

— Ла-а-дно-те… майор у меня асе!

— Я что, бл, в пропасти не видел… что? — Барсуков завелся.

— А ты че видел… кроме Кремля?..

Вертолет садился на склон.

— Давай, Ваня, — давай! — заорал Грачев. — На плацу его подхвачу… — на плацу возьму… суку!.. Ванька, вперед!..

Майор Иван Шорохов, шеф-пилот министра обороны, расплылся в улыбке: командующий — и сам орел, и полет у него орлиный!..

Тур задрал морду — смотрел в небо. Люди слабее, чем звери, но у людей ружья.

— Су-ка-а! — завопил Грачев. — На, гад, возьми, возьми!..

Вертолет крутился в горах как сумасшедший, не понимая, что хотят от него эти люди.

Охота для Грачева была как бы сражением — министру не хватало крови.

Тур упал на снег. Он, кажется, так и не понял, что его убили.

Тушу не взяли (вся в крови), оставили шакалам. Грачев торопился на танцы: в Красной Поляне, на том самом склоне, где с конца прошлого века стоит просторная деревенская изба, построенная для императора Николая Александровича Романова, расположилась, поблизости, и турбаза Министерства обороны; от скуки (отдых всегда скука) Павел Сергеевич заходил — по вечерам — на танцплощадку.

Офицерские жены не терялись:

— Разрешите пригласить, товарищ генерал армии?

— Разрешаю, — кивал Грачев, если женщина была в теле.

Танцевал он скверно, как умел.

И плевать, что где-то там, у батареи, прилип к лавке ее муж — подполковник, ногти кусает. Павел Сергеевич бывал так добр, что разрешал чужим женам иметь и фотку на память, — жалко, что ли?

Настоящая демократия.

Барсуков не понимал самое главное — куда, бл, летит этот вертолет, куда и зачем?

А вертолет летел и летел. И никто не знал, куда он летит, даже летчики…

Вокруг Грачева суетился Азат Казарович Ассатуров, мэр Адлера; Грачев любил Азата и всегда брал его с собой.

— Слышь, Казарович, у тебя фантазия есть?

Грачев сидел в кресле, закинув ноги на соседний ряд.

— …конечно есть, — вздохнул Азат, — с моей работой, товарищ министр, у меня че только нет… а фантазии этой… просто до хрена, Диснейленд отдыхает…

— Вот, — удовлетворенно кивнул Грачев, — это радует. Ты, Михал Иваныч, когда-нибудь на Памире водку пил?

— Где? — вздрогнул Барсуков.

— На Памире, бл, на горе. Пил, спрашиваю?

— Скажи, Паша… а что, здесь что ли… выпить нельзя?..

— Во! — подскочил Грачев. — А ты — метла, генерал! Идея: на горе Памире возьмем и здесь возьмем. Шорохов, помчались! Кружки неси.

— А где Памир-то? — не понял Барсуков.

— Майор, где тут Памир? А?.. Ты охерел?.. Какая Туркмения? Таджикистан? Погоди, а тут что? Да помню, что Кавказ, ты дурака-то не валяй!.. Какая Ушба? А я такой не знаю! Ско-ка? Метров ско-ка? Какие три часа, ты соображай! Во, что надо! Пять тыш-щ — что надо! Пошли.

Летчики встрепенулись: министр определился и поставил боевую задачу.

— На Эльбрус идем, — сообщил Грачев. — Тыща шестьсот над уровнем моря. По чарке примем — и сразу вниз, греться. Баб привезут.

Девушек поставляли из Адлера. Все банально и просто: адъютанты (один или двое) сначала пропускали их через себя, отбирая… головой отвечали… самых умелых, теплых и колоритных. Потом — к министру. Такую «схему» придумала в свое время Екатерина Великая, у императрицы, говорят, была даже доверенная дама, некто Перекусихина, которой было высочайше даровано «право первой ночи». С соизволения императрицы, именно она первая принимала «на грудь» бравых молодых гусаров и гренадеров.

«Схема» работала безотказно, то есть министр обороны Российской Федерации лишь повторял по большому счету опыт императорского двора.

— Какая разница, где нажраться? — удивлялся Барсуков. — Объясни, командир!

Грачев мечтательно улыбнулся:

— Пачуханва! Ты, русский, когда-нибудь портвейн крымский… пил?

— По-моему — да, — кивнул Барсуков.

— Кислиночку… помнишь? Кислиночку?!

— Тебе, министр, не Памир… нет… тебе врач… нужен. Психологическая помощь… хоть на дому, хоть на даче, хоть в кабинете…

— Портит, портит власть людей… — Грачев мечтательно откинулся в кресле. — Его ж… «Массандру» эту… если грамотно употребить, кислиночка во рту остается… Закуски не надо, бл, удобно, слушай. Выпил — и вроде как закусил…

— Это ты на Памире понял? А, командир?

— В Афгане, брат. Водка в горах не так идет, как у вас… на земле. Там, в горах, кислород другой. Аура другая.

— А тебе… чтоб нажраться, Паша, аура нужна?

— Дурак ты… Я ж десантник — понял? Я ж событие ищу.

В глубине вертолета, у бака с горючим, сидели — плечом к плечу — офицеры в черной морской форме. Один из них, капитан первого ранга, держал на коленях небольшой кейс — ядерный чемоданчик.

Проститутка Машенька, шестнадцатилетняя девочка из Адлера (Грачев употреблял ее чаще других), категорически не желала оставаться у Павла Сергеевича на ночь. Машеньке сразу, пока она трезвая, показали, где на даче туалеты, но Машенька так хорошо покурила травку, что забыла, сердечная, все советы и все приказы. Рано утром она забрела в ту самую комнату, где офицеры в черной морской форме хранили ядерный кейс. Увидев постороннего человека (голую девку), офицеры выхватили пистолеты: по инструкции им было предписано стрелять на поражение. Когда Машеньке объяснили, что этот кейс — ключ к ядерным ракетам Российской Федерации, у нее началась истерика. На ракеты, конечно, она плевать хотела, но лежать, извините, личиком вниз на грязных деревянных досках (девочке, как водится, заломили руки), во-первых — страшно, во-вторых — очень холодно.