Станислав Калиничев - Невенчанная губерния Страница 3
Станислав Калиничев - Невенчанная губерния читать онлайн бесплатно
Она отстранилась — и глаза стали сухими. Отступила и пошла. Потом обернулась и долго так смотрела на него. Вроде бы что-то сказала. Наверняка — сказала, только про себя, одними губами.
И покатилась Иванова жизнь, та, первая, к своему завершению. Быстро покатилась, как во сне. Он стал наведываться в Боровуху — и всё чаще. Куда бы ни ехал по делам отца, всё выберет вечерок, а то и час хотя бы, чтобы увидеть Душаню, побыть с нею… В одну из встреч она призналась:
— Когда к Фаддею пришла в избу-то, не в себе была. Из сеней порог переступить не могу — глаза не видят. Только окошко да самовар светятся… А ты супротив оконца сидел. Ликом тёмен. Только вокруг головы, как на иконе, свет переливается. А когда встал, глаза вспыхнули, и… затерялась я в них. Коленки подкашиваются, ишшо один миг — и опустилась бы я как перед образами.
Иван не знал, что в тех словах — правда, а что — примерещилось уже после. Только и он представлял себе первую встречу с Душаней знамением судьбы. Вся его жизнь перевернулась. Вроде бы с головы да на ноги встала. Мир открылся ему, который был дотоле неведом. Речка заговорила. Травы, в которых они купались, стали живыми.
И она, наверное, чувствовала то же самое, потому что доверилась безоглядно. Сердце его разрывалось от боли, когда приходило время прощаться. Собственно расставание начиналось с планов на будущую встречу.
— Ты не тужи и не бойся, — говорил он, — на той неделе что-нибудь придумаю… Не позже среды.
— Не боюсь я, Ваня, ничего не боюсь.
Иногда тревожила её покорность. Знал, что за его деньги ейный тятя купил коровёнку, да ещё что-то осталось. Начинало казаться — она не любит, а лишь отдаёт долг. Эта подлая мысль была особенно невыносима в минуты прощания. И однажды, сорвавшись, почти выкрикнул:
— Ить не любишь ты меня! Купил я тебя, купил!
Она не обиделась. С горькой улыбкой покачала головой:
— Нет, Ваня… Не хотела тебе говорить — и без того маешься. Но скажу… Я давно решила: как не станет тебя — удавлюсь на первой берёзе. Потому что в ту жизнь, где тебя нету, не вернусь.
Его поразили не столько сами слова, сколько убеждённость, с какой они были сказаны. Кляня себя за «воображение», он исступлённо целовал её, заглядывал в глаза и винился, чувствуя во рту привкус слёз:
— Глупой я, глупой. А ты — чего надумала! Поженимся мы. Вот тятя Влас Егорыч приедет из Нижнего — обговорю с ним всё, и поженимся.
— Оставь, Ваня. Полюбил сокол горлицу! Да разве может купец на крепостной девке…
— Замолчи. Какой я купец? Влас Егорыч — купец. В гильдейную грамоту только малых детей купцовых записывают. А взрослых надо или в компаньоны брать, во владение делом вводить, или отделять. Я мещанин, бесплатный работник у Власа Егорыча. Степану-приказчику он жалованье даёт, да тот ещё сам по мелочам подворовывает. А я, как пёс — за кусок хлеба служу. Хватит. Теперича буду в приказчики проситься, чтоб с жалованьем…
— Не понимаю я этого, Ваня, только не бывает, чтобы купец…
— Ну, заладила! Чтобы стать купцом, надо войти в дело, тятя должен отделить мне капиталу. Только он этого не сделает.
…Влас Егорыч испытывал двойственное отношение к сыну: хороший помощник, крепкий характером, честный, даже удачливый. Такому можно доверить себя самого — не обидит, не продаст. Но именно по этой причине доверять капитал боялся. Мало ли что может случиться, а взыграет в нём огрызковское воображение, может всякое сотворить.
Была и другая тайна у Власа Егорыча — причина давней, уже затухшей вражды с Огрызковым. После венчания узнал он, что его молодая жена… Как говорят: каравай-то надгрызенный! Иван родился раньше положенного сроку. Власа уверяли, что, мол, сынок недоношенный. А там поди знай, может и переношенный! Потому и выжидал, пока подрастёт младший — Филька. Окажется он способным к делу — так лучше уж всё передать ему.
Когда купец узнал, что у Ивана в Боровухе появился «предмет увлечения», особенного значения этому не придал. Воспринял как нечто ожидаемое. Двадцать лет парню — пора бы и побеситься малость. Сам Влас Егорыч резвился в молодости, да и теперь случалось… Виду он, конечно, не подавал, что знает про увлечение сына. Перебесится, считал, тогда и к женитьбе с умом подходить сможет. Каких-либо осложнений Влас Егорыч не боялся, знал, чья девка, и потому был уверен, что без труда сможет откупиться. Но проходили месяцы, а никаких признаков того, что Иван уже натешился своим «предметом», Влас Егорыч не видел. Наоборот — сын замкнулся, глаза отводит, за любую работу хватается — лишь бы не дома, лишь бы уехать.
И тогда нехорошие предчувствия пришли к Власу Егорычу, поэтому сделал он ход вперёд, по поговорке: бережёного Бог бережёт. Посоветовался с кем следует, мотнулся в Ряжск один раз, второй… К действиям приступил решительно и враз.
Дело было в субботу, лавку закрывали рано. Иван, отводя в сторону запавшие, как в лихорадке, глаза, убирал по ящикам товар и явно томился, не решаясь начать разговор с отцом. Влас Егорыч это понял по вороватым, исподволь брошенным на него взглядам. Решил, что самое время упредить.
— Ты вот что, сынок, Иван Власыч… Нынче вечор отдохни, соберись, а завтра мы с тобой поедем в Ряжск на смотрины. Я тебе невесту высватал. Девка гожая, родителя ейного Аникиту Гусятникова ты хорошо знаешь, он три тыщи за нею даёт…
Увидав, как выстрелил в него взглядом Иван, как растерянно отступил в угол, решил Влас Егорыч не дать ему опомниться и рубить до конца:
— А в Боровуху, к предмету твоему, я сам потом съезжу, всё улажу по чести, чтобы без обиды.
— Спасибо, тятя, за заботу, — еле сдерживая себя, ответил Иван, только я никуда не поеду. У меня уже есть невеста. В Боровухе.
— Никак ты пьян? С кем говоришь! Да я тебя туда связанного повезу! — перешёл на крик Влас Егорыч.
Тут уже и на Ивана накатило.
— А этого не видал? — и сунул ему под нос кукиш. — Я у тебя шесть лет бесплатным приказчиком…
Но не успел договорить. Отец схватил деревянный аршин и наотмашь ударил по лицу. Иван отшатнулся. Схватил отца за руки. Сгоряча схватил — хрупнуло в суставах у старика, лицо исказилось от боли.
Такого Влас Егорыч совсем не ожидал.
— Степан! — завопил он. — Степан!
Вбежал приказчик.
— Вяжи его!
Навалились вдвоём. Иван раскидал их. Власа Егорыча только отбрасывал, а уж приказчика не пожалел. Отскочил в угол, схватил в руки тяжёлый безмен:
— Не подходите — убью!
Приказчик сидел, скорчившись, на полу. Власу Егорычу меньше досталось, но и у него на бороду выползла струйка крови. Он утёрся рукавом, увидал кровь и неожиданно спокойным, ледяным тоном сказал:
— Выдь, Степан. Да двери закрой. А ты безмен оставь. — И когда Иван швырнул на дубовый прилавок своё оружие, продолжил: — на Гусятниковой ты женишься. Тут я не отступлю. Выкладывай свои условия.
— Я сказал. Плати мне как приказчику. Всё другое — моя забота.
— Ах ты, подкидыш огрызковский! — сорвался Влас Егорыч. — Да мне скандалу не хочется, иначе и говорить с тобою не стал бы.
— Тогда я — вот как есть — уйду.
И ушёл. В растерзанном виде явился к деду Огрызкову. Но тот наотрез отказался взять его к себе в приказчики. «Даже, — сказал, — в подметалы не могу взять! Нельзя мне твоему отцу врагом быть. Покорись, Ваня».
Он побывал в трёх или четырёх купеческих домах — и везде то же. Никто не хотел враждовать с Сафьяном Собачьим. Иван почувствовал себя в западне. Зашёл к Аверичеву в трактир. Тот держал постоялый двор и большой трактир при нём.
Был ранний осенний вечер, и сальные свечи задыхались в полутьме харчевного зала. Прошёл к длинному столу и резко обернулся, чувствуя, что его кто-то тянет за полу суконника.
— Что с тобой, Иван Власыч?
Это был Фаддей Шестипалый. Иван тяжело опустился на лавку рядом с ним. Только тут почувствовал, как приходит отрезвление.
— Ушёл я от тяти. С боем ушёл…
— Неужто? — Фаддей искренне опечалился. — Ох, горе… Влас-то Егорыч не такой, чтобы отпустить подобру-поздорову.
— Слушай, Фаддей… Некому мне теперь довериться. — Суетливо стал шарить по карманам, вытащил бумажник, начал было копаться в нём, а потом захлопнул. — На, сам посчитай. Всё, что при мне есть. Мало, конечно… Только — смотря для кого. Отдашь Душане. Возьми, возьми, не считай — спрячь, — заторопил он. А когда растерянный Фаддей спрятал бумажник, облегчённо вздохнул. Потом передумал: — Нет, Фаддей, держи их у себя. Пользуйся как хошь… Только не дай ей пропасть. Не дай ей пропасть! Сам решай, когда подмогнуть надо.
Подбежал половой:
— Чаво изволите?
— Я сам к хозяину подойду, — поднялся Иван.
Из внутреннего помещения к стойке вышел хозяин. Недоумённо поднял глаза на гостя. В двух словах пояснив суть дела, Иван попросил:
— Возьми меня к себе — хоть буфетчиком, хоть половым.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.