Розмари Черчилл - Дочь Генриха VIII Страница 3

— Какое множество лакомств! Я вижу каплуна, куропатку, кролика. И даже марципаны и булочки с шафраном и изюмом. Ну, леди Шелтон сегодня, и правда, готова все простить!

Маргарет рассмеялась:

— Нет. Их милость была очень занята, раскланиваясь и расшаркиваясь в Главном зале, чтобы думать о чем-нибудь еще. Я стащила все это со стола и надеюсь, что ваше высочество будут довольны.

— Впервые за долгое время я, кажется, поем с удовольствием.

Обычно Мария обедала и ужинала с прислугой, что было для нее суровым испытанием, потому что каждый глоток пищи она делала со страхом. Еще перед приездом в Хэтфилд Чапуиз написал ей: «Бога ради, внимательно смотрите затем, что вы едите и пьете», — и Мария последовала этому совету и предупреждению. Кто-нибудь, действуя по приказу, мог подсыпать в ее еду «маленькую гадость», как это называл Чапуиз. Такая попытка отравления уже была предпринята против епископа Фишера несколько лет назад, когда он впервые поднял голос в защиту Екатерины. В случае с Марией виновник будет куда-нибудь надежно спрятан, а все остальные дружно поклянутся, что она умерла своей смертью. И знать правду будет один Бог. Иногда же она думала, чуть истерически посмеиваясь про себя, как же себе представлял Чапуиз ее борьбу с этой опасностью, если единственным противоядием от нее была не менее болезненная долгая смерть от голода.

Теперь она улыбнулась в ответ на откровенное любопытство служанки.

— Очень рискованно и смело с твоей стороны называть меня моим всеми забытым титулом. Но есть еще кое-что столь же рискованное и смелое, что тебе придется сделать, — проговорила она, складывая и протягивая ей письмо. И с тревогой добавила: — Ты принимаешь все меры предосторожности? Никто ни о чем не догадывается?

Маргарет ответила своим глубоким голосом с заметным западноанглийским акцентом:

— Ваше высочество, они заставляют меня по многу часов работать на кухне. Так что, ежели вечером я лягу спать не в доме, а на тропинке, чтобы глотнуть свежего воздуха, кто же мне запретит? И если, — она покраснела, — если по тропинке будет проезжать симпатичный молодой человек и остановится, чтобы переброситься со мной словечком и тайком пожать руку, почему же я должна отказывать ему? Любая другая девушка на моем месте поступила бы так же.

— Сколь же любезно со стороны монсеньора Чапуиза посылать на встречи с тобой столь привлекательного посланца, — лукаво улыбнулась Мария, но, когда осталась одна, вспышка веселья прошла. Ее служанка не ждала никакой награды за свою рискованную работу, а ведь, если бы она попалась, ее ждало бы суровое наказание. Постоянная непроницаемая маска, за которой все эти последние месяцы скрывалось подлинное лицо Марии, смягчилась. Мир был не таким уж подлым местом, если в нем все еще существовали такие люди, как Маргарет, а на другом конце иерархической лестницы — епископ Фишер и сэр Томас Мор, люди, для которых преданность не была товаром, который при случае можно было обменять на что-то к собственной выгоде.

Позднее Марию пригласили вниз, где ее дожидался Кромвель. Мария предполагала, что подобного рода беседа все равно состоится, коли двор посетил Хэтфилд. Неизбежный вопрос: «Покоритесь ли вы воле вашего отца?» — и неизбежный ответ: «Я не могу». Потом на нее будут искусно давить. Странно, но Мария совсем не ощущала страха перед Кромвелем, хотя он мог и умел вселять ужас в сердца людей. Само по себе это было достойно удивления, ибо он был зловещей фигурой, стоявшей позади трона и сосредоточившей неограниченную власть в своих коротеньких ручках, будучи главой секретной полиции — учреждения, дотоле неизвестного в Англии.

Его лучший друг — ежели только у него когда-нибудь был таковой — смог бы описать его только как бессовестного негодяя, который мог бы послать на костер собственную мать, если бы только ее муки принесли ему силу и власть. Любимой шуткой короля было восклицание: «А вот мой Кромвель!», когда он выкладывал на стол валета в ходе карточной игры. Кромвеля спасало то, что он никогда не ошибался в том, какие цвета поднять в конкретный момент на мачте своего корабля. И он не изображал из себя грешника, рядящегося в тогу святого. Кромвель выставлял свое зло на восхищение всему миру, и Мария, не обманывая себя, могла спокойно скрестить с ним меч в открытую, уверенная по крайней мере, что он не нанесет ей удара в спину или подлого удара из темноты. И тем не менее в ее широко открытых глазах застыло напряжение и на виске не переставая билась маленькая жилка, когда она приветствовала его.

Первой в атаку бросилась она.

— Мистер Кромвель, я писала своему отцу, смиренно прося его прислать мне немного денег, так как мои кончились. — Она указала на свое поношенное платье. — Вы сами можете видеть, что я во многом нуждаюсь. Но его величество не соизволил ответить мне, поэтому я прошу вас, будьте так добры, похлопочите за меня.

— С чего бы это его величество стал бы снабжать новыми платьями непокорную дочь?

— Если он откажет, его дочери скоро придется совсем не покидать своих комнат, чтобы не показываться на людях в лохмотьях.

— Леди Мария, мне всегда очень грустно видеть вас в столь прискорбном положении.

— Тогда, сэр, может быть, вы предложите мне выход из него?

— Конечно, «да» и, конечно, «нет»! Все, что я могу сделать, это дать вам совет и наставление. Ключ же к двери, ведущей к счастливой жизни, только в ваших руках.

— Это заманчивый ключ, но я не воспользуюсь им.

— Должен ли я так понимать, что вы все еще отказываетесь подчиниться воле его величества в этом деле?

— Конечно.

— Неудачно выбранное слово. Не пристало дочери так дерзить своему отцу, да к тому же если он еще и ее король.

— А пристало ли дочери открыто признавать, что все эти годы ее родитель жил в кровесмесительном браке?

— Увы, это было бы печальное признание, но, боюсь, доказанное.

— Кем? — вспыхнула она. — Этим лизоблюдом, которого величают архиепископом Кентерберийским? Нет, как и моя мать, я не придаю никакого значения подобным россказням, выдуманным столь пристрастным авторитетом. Я склоняюсь перед вердиктом его святейшества папы, который только недавно объявил брак моих родителей правильным и законным. Таким образом, моя мать все еще остается королевой, даже если объявится дюжина претенденток на ее титул. А я все еще остаюсь принцессой Уэльской, даже если леди Анна родит королю еще дюжину детей.

В марте, почти через семь лет после того, как это дело впервые слушалось в Лондоне, папа объявил брак Генриха и Екатерины имеющим законную силу. Его давно ожидавшийся вердикт прозвучал как запоздалый глас правосудия. Игра была сделана; противники не стояли больше на поле брани друг против друга. Для побежденной, тосковавшей в Бакдене, папский эдикт не принес ничего, кроме морального удовлетворения. Что же до победителя, то ему и Анне с их соратниками было наплевать на Рим.

Кромвель почесал свой похожий на луковицу нос. В глубине своей холодной души он восхищался храбростью Марии, произносящей слова, от которых за версту несло государственной изменой. Но он презирал в ней то, что считал глупым фанатизмом, — ее преданность этой слабой, безвольной фигуре, которая носила папскую тиару, будучи столь же безликим существом, как и большинство его предшественников. Католики. Лютеране. Кромвелю были безразличны и те и другие. Любые религиозные верования, привитые ему в молодости, давно уже были отброшены, как ненужный груз, человеком, вознамерившимся в кратчайшие сроки достичь невиданных высот. Он избавил Англию от папской власти просто для того, чтобы установить неограниченную власть короля. И завладеть богатствами. Его ум моментально сосредоточился на всех этих аббатствах и монастырях с их плодородными землями и несметными сокровищами, которым предстояло, как переспелым сливам, упасть к ногам короля, а кое-что, и весьма немало, по пути должно было притечь и в его собственный карман. Но пока что ему предстояло сломить сопротивление этой упрямой девчонки. Его хитрые глазки сардонически пробежались по дерзкой особе, стоявшей перед ним.

— Ах, леди Мария, в последнее время вы оторвались от жизни. Так что, вне всякого сомнения, вы и понятия не имеете о том, что джентльмен, которого вы величаете папой, титулуется теперь всего лишь епископом Римским и не обладает никакой властью в Англии; обычное духовное лицо, чьи прокламации не имеют здесь никакой силы.

Мария прикусила губу, а Кромвель спокойно продолжал:

— Возможно также, что никто не удосужился известить вас о клятве, недавно принесенной всеми членами парламента. Позвольте мне просветить вас. Все, кто принес эту клятву, признают, что па… епископ римский больше не обладает никакой властью в Англии. Кроме того, и вам это будет тяжелее всего услышать, они признали, что наследниками трона будут теперь дети короля от королевы Анны, так как его брак с вашей матушкой признан незаконным. А теперь, леди Мария, самое главное. Специальные уполномоченные короля поскачут во все концы королевства и возьмут такую же клятву с каждого мужчины и женщины. Ни один человек, высокого ли, низкого ли происхождения, не будет пропущен. Ни один.