Анна Ветлугина - Карл Великий. Небесный град Карла Великого Страница 3

...Мать говорила потом, что я лежал без памяти несколько дней. Сама королева Бертрада приходила посмотреть на мальчика, в которого ударила молния.

На самом деле, молния, конечно, ударила не в меня, а в огромное дерево, под которым мы стояли. Мы чудом остались невредимы, а толстый ствол расщепился надвое и сильно обгорел.

Королева обещала заказать молебен за моё здравие сразу в нескольких монастырях. Это просто взбесило мою мать, хотя она, разумеется, не подала виду, изображая благодарный восторг и умиление.

   — Лучше бы на твоё образование пожертвовала! — прошипела она, поправляя мне подушку. Я всё ещё лежал в кровати, приходя в себя. Мне вдруг показалось странным, что дядя продолжает раздумывать, вместо того, чтобы немедленно принести в дар монастырю часть своего поместья. Ведь если вся наша семья так хочет возвращения старых богов и философских школ, а на меня вся надежда, то дядя уже давно должен это сделать.

   — Почему дядя не хочет помочь мне с учением? — тихо спросил я у матери. — Разве он не в этом... храме Афины?

Мать бесшумно, но ощутимо ударила меня по губам. Оглянулась, хотя в комнате никого не было, и прошептала:

   — Он сам не прочь приблизиться к королю. Только это не так просто.

   — А... — сказал я скорее сам себе, чем матери.

Я не любил дядю Хильдеберта с детства. Какой-то он был напыщенный и важный. Мне не нравилась его манера говорить — то слащаво воркуя, то вдруг с грубой весомостью, словно гвозди заколачивал. Не нравились борзые собаки, коих он во множестве разводил в своём поместье. Казалось, что псы интересуют его больше людей. Но больше всего меня злило поведение матери, когда мы ещё с отцом приходили к нему в гости. Такая гордая и жёсткая дома, при виде брата она начинала юлить, не хуже собаки. Отец, помню, тоже злился, но ни разу ничего не сказал, во всяком случае, при мне.

...Через несколько дней я полностью оправился. Со мной вроде бы ничего особенного и не случилось, кроме сильного испуга. Но я стал задумываться о вещах, которые меня раньше совсем не интересовали. Кроме того, теперь очень хотелось стать образованным.

Отец успел научить меня читать незадолго до смерти. Вот только читать было нечего. У кого-то из писарей, бывших приятелей отца, я выпросил испорченный свиток. Там было много текста, адресованного управляющему одним из поместий короля. Управляющий должен был собрать определённое количество зерна, верно поделить его — что на муку, что в хранение, что на семена. Проследить за опоросившимися свиньями, чтоб поросята не пропадали. Собрать определённое количество овечьих шкур, которые должны пойти на пергамент для книг. В общем, текст совершенно неинтересный, но я решил попробовать заучить его наизусть, чтобы испытать себя.

У меня получилось. Я похвастался перед писарем своим достижением. Тот, заинтересовавшись, дал мне текст про жизнь Карла Мартелла, отца нашего Пипина. Этот текст, как более интересный, я заучил быстрее.

Довольно скоро о моих развлечениях узнали при дворе. Королева Бертрада пожелала лично испытать меня. Король Пипин вроде бы тоже хотел принять участие в испытании, но оказался нездоров. У него началась водяная болезнь, впоследствии его и погубившая.

Королева дала мне Священное Писание, заложив страницу, которую надлежало выучить.

Меня привели в большую комнату, почти залу, и велели произнести текст, а один писец следил по книге — не спутаю ли я что-нибудь. Помню, это был отрывок из Евангелия от Матфея, где фарисеи спрашивают Иисуса: позволительно ли платить налоги кесарю? Я проговорил наизусть весь отрывок без единой ошибки, только долго вспоминал, как именно Иисус отвечал фарисеям. В это время в комнату зашёл принц Карл и остановился, с любопытством глядя на меня. Теперь он носил усы, придававшие его лицу ещё более весёлое выражение. Он дождался, пока я закончу рассказывать текст, и вдруг спросил голосом, неожиданно высоким для столь внушительного роста.

   — Ну и что? Нужно платить налоги? Ты как считаешь?

Мне казалось, что нужно, но я боялся отвечать — вдруг совершу оплошность и всех подведу. А не отвечать принцу тоже страшно. Меня выручила королева Бертрада:

   — К чему мучить ребёнка? Видно, что Бог дал ему ум. Нужно только, чтобы этот ум развился в согласии с Божьими заповедями. Мальчика нужно отдать в монастырь для дальнейшего обучения. Разумеется, если нет возражения от родителей.

Какие уж тут возражения! Мать могла только мечтать о таком решении моей судьбы. Теперь можно было не просить ни о чём её брата и не зависеть от его переменчивого характера.

Через неделю мать собрала мне дорожный мешок — две полотняные рубашки, сухари, вяленую рыбу... До монастыря, куда меня послали на обучение, насчитывалось несколько дней пешего хода. Королева Бертрада говорила, что туда часто ездит за перепелами один из королевских управляющих. Ему ничего не стоило взять меня с собой, но моя строгая родительница велела не злоупотреблять великодушием благодетелей и идти пешком. Она вообще была удивительно строга ко мне. Порой казалось, что она воспринимает меня не как сына, а как средство для достижения своей заветной цели.

В пути мне крупно повезло. Я ещё не успел потерять из виду замок, когда послышался стук копыт и меня нагнал тот самый управляющий. То ли королева Бертрада послала его из сочувствия ко мне, то ли произошло счастливое совпадение. Интересоваться не хотелось. Он подхватил меня в седло, и мы оказались в монастыре ещё до захода солнца.

Раньше, когда я представлял себе своё обучение, меня охватывало чувство благоговейного восторга. Я думал, что все ученики важные, исполненные достоинства и я стану таким же и буду день и ночь разбирать священные манускрипты. Но сначала мне конечно же предстоит пройти испытание в чтении или ещё в каких-нибудь умениях. Как же я удивился, когда настоятель, едва взглянув на меня, вынес резолюцию:

— Новенького в огород. Как раз морковка не полота.

Надо заметить, что я, сын книжника, морковку в лицо не знал, встречая её лишь в похлёбке. Поэтому за свою первую прополку вместо благодарности получил хорошую порцию тумаков. Через некоторое время к огородному послушанию прибавились и вожделенные манускрипты. Правда, радости они принесли меньше ожидаемого, потому что мне всё время хотелось спать из-за ночных адораций.

Интересно, где и как учился этот коротышка Эйнхард?

Коротышка сидел на своей рыжей кобылке, вцепившись в поводья. Он неотрывно смотрел на короля, слушающего хвалебные речи. Что ж, я понимал его. Когда-то и сам ловил себя на том, что подражаю Его Величеству в манере говорить и даже ходить. И таких, как я, всегда было много. Жаль всё-таки, что не мне, а этому болтуну Нардулу выпала честь создавать королевскую биографию. Хотя, положа руку на сердце, я бы не утверждал, что напишу лучше, чем Эйнхард. У каждого свой дар. Я зато знаю наизусть все Евангелия.

Мы находились у извива дороги и хорошо видели лицо папы Льва, стоящего с толпой патрициев, почти под нами. Как он отличался от своего предшественника! Я увидел папу Адриана впервые в тяжёлые времена для его понтификата — он только что сжёг за собой мосты, порвав отношения с лангобардами в надежде на помощь франкского короля. При том никаких особенных гарантий у него не имелось — только надежда на Бога и на правильность своего выбора. Но как достойно и прямо он смотрел в глаза собеседникам!

У папы Льва взгляд был потерянный. Говорил понтифик с видимым трудом — до нас не долетало ни слова. Но какое бы выражение не читалось в его глазах — уже хорошо, что они хотя бы есть. И то, что он может говорить. Его ведь собирались ослепить и вырвать язык.

Я заметил, что несколько патрициев выслушивают речи крайне мрачно. Потом они отделились от толпы. Отвязали лошадей, пасшихся среди олив близ дороги, и, вскочив в сёдла, умчались по направлению к Риму.

Мне вдруг стало очень страшно. В многочисленных походах, где я сопровождал короля, постоянно что-то случалось. Приходилось сражаться, хотя воином я никогда не числился. Но даже в самые неприятные моменты я всегда чувствовал, что небесные силы поддерживают Его Величество, хотя трудно понять, чем он это заслужил. К тому же с годами я стал видеть всё больше смысла в союзе Карла с папским престолом. И вот сейчас... Растерянный взгляд понтифика, эти подозрительные патриции... Да и сам король выглядел крайне удивлённым такой неожиданной встречей. Всё шло как-то не по плану.

А ведь если пострадает Карл — нам всем крепко не поздоровится. И легкомысленным принцессам, и этому выскочке Нардулу, и, разумеется, мне. Это справедливо: тот, кто ближе к трону, первым получает и жирные куски, и оплеухи. Я всю жизнь посвящаю тому, чтобы находиться у самого трона. А благ особенных не вижу. Только нескончаемые походы, да беседы с королём. Но, боюсь, если меня лишить этих бесед, мне нечем будет наполнить свою жизнь. Куда уж тут денешься?