Сергей Максимов - След грифона Страница 3

– Может быть, и следовало бы спросить, но, как говорится, «иных уж нет, а те далече». А вам не кажется, что вы легкомысленно настроены? Или у вас от сладкого головокружение началось?

– Извините. Я, право, действительно зарвался, – искренне извинился Суровцев и положил на блюдце чайную ложечку, которой до этого, сдерживая себя, но с детским аппетитом ел малиновое варенье, несмотря на боль во рту из-за искалеченных зубов. – Спасибо за угощение. Ей-богу, как ребенок...

– Должен вам напомнить, гражданин Суровцев-Мирк или Мирк-Суровцев, что в вашем деле стоит приговор, вынесенный вам четыре года назад. И это ВМР. Высшую меру наказания вам никто не отменял. Согласитесь, что четыре года отсрочки – это чересчур много. К тому же у меня сложилось стойкое убеждение, что вы не только сознательно запутывали следствие, но и, как говорится, подвели под монастырь многих честных людей. И еще одно... В Томске и Новосибирске наши люди искали бывшего начальника штаба Северной группы и личного представителя Колчака по фамилии Мирк. Сибирские чекисты просто не знали, что у вас двойная фамилия. Не знали они и о том, что до появления в Сибири вы уже повоевали в белой армии на Дону и Кубани. И с такой биографией умудрились повоевать с белополяками на стороне Красной армии. А то, что вы в прошлом офицер Разведывательного отдела еще царского, дореволюционного Генерального штаба, так это, признаюсь, и нас в Москве повергло в шок. Хотя именно это и объясняет вашу, простите, живучесть.

Теперь испытать шок пришла очередь Суровцева. Это было прямое предвестие скорой гибели. Он, до этого завороженно, как ребенок, смотревший на вазочку с вареньем, мгновенно забыл и о варенье, и о боли в ногах. «Но как, черт их побери, они узнали все это?» – думал он. Ясно было одно: проверкой его прошлого занимались теперь очень серьезно. Вот так сразу, навскидку, невозможно было понять, каким источником пользовались чекисты. И потом, он не мог предположить, что послужило поводом к такой детализации его прошлого. Одного генеральского звания, присвоенного ему Колчаком, вполне достаточно для скорой расправы. Не давая ему опомниться и твердо зная, что его слова в душе Суровцева вызвали смятение, Судоплатов продолжал:

– Теперь о вашей причастности к исчезновению части золотого запаса царской России. Может быть, вы и были причастны к так называемому золоту Колчака, но для меня совершенно очевидно, что вы эту причастность превратили в орудие в борьбе за собственную шкуру. Причем в орудие, опасное для людей, которые имели неосторожность поверить вам. Многим из них пришлось отвечать за это перед законом. Вы понимаете, о чем я говорю?

Конечно, арестованный понимал и про себя лишь подумал: «Туда им и дорога, мерзавцам!» Сладостное чувство свершившейся мести греховным теплом коснулось его души.

– Должен вам прямо заявить, – продолжал Судоплатов, – нас не интересуют россказни о якобы зарытом где-то в Сибири золоте. Мы в это не верим. Но определенный интерес вы все же представляете. И дальнейшая ваша судьба зависит от вас. Потому я для начала попрошу вас ответить на несколько вопросов о вашей биографии.

Мирк-Суровцев со всей очевидностью осознал, что его четырехлетняя борьба за жизнь окончена. Может быть, и не стоило так цепляться за эту жизнь, если она не принесла ничего, кроме разочарований и боли? В любом случае прежняя тактика поведения не годится. Отвечать нужно по возможности откровенно. Этот чекист прав: расстрелять его можно хоть сейчас. Стоило ли тогда столько лет цепляться за жизнь в стране, которой он не нужен? «Господи Боже мой! Почему нам не дано знать, где ты нас наказываешь, а где испытуешь? Господи, дай понять волю твою! Укрепи дух мой, Господи», – помолился он. «Во всем промысел Божий. Пусть спрашивает. Хуже, чем есть сейчас, вряд ли будет».

– Понимаю, вам многое обо мне известно, но, кроме золота Колчака, мне кажется, вас мне заинтересовать нечем. А вы мне прямо сказали, что вас это меньше всего интересует. Не историей же Гражданской войны вы интересуетесь? – сам начал разговор Мирк-Суровцев.

Он пытался хоть как-то нащупать русло предстоящего разговора и хотя бы приблизительно установить сферу профессиональных интересов этого молодца. Кто он? Контрразведчик? Разведчик? Он сразу же отнес своего собеседника к элите спецслужб.

– Историей. Вы это правильно заметили. Именно история меня и интересует, – неожиданно оживился Судоплатов. – Не та история, которую пишут историки, а та, которую проживают ее участники, творцы, выражаясь высокопарно.

– Ну что ж, – внутренне собравшись, согласился Мирк-Суровцев. – История так история. Спрашивайте. Но должен предупредить, что мои исторические наблюдения вряд ли будут соответствовать официально принятым.

– Будем считать, что я интересуюсь мнением врага. Вы, наверное, не знаете, но сам Ленин очень внимательно читал мемуары, например Деникина.

– Какой же я теперь враг! Хотя скажи я где-нибудь на улице что-то подобное о товарище Ленине, и в моем деле прибавится статья «антисоветская пропаганда».

– Вы, к счастью, в тюрьме, а не на улице. А враг вы опасный. Поверженный, но опасный. Итак, первый вопрос... С кем из руководителей Белого движения вы были знакомы лично?

– Это непростой вопрос. Очень со многими. Кроме уже перечисленных генералов, я был знаком со многими высшими офицерами и генералами белой армии. Может быть, вы назовете, кто конкретно вас интересует?

– Хорошо. Поставлю вопрос иначе. Как вы оказались в Добровольческой армии?

– Это очень просто. После выступления в августе 1917 года.

– Вы имеете в виду корниловский мятеж?

– Да, теперь это называется так. После этого выступления я, как многие офицеры и генералы, был арестован и заключен в тюрьму в городе Быхове Черниговской губернии. Собственно говоря, это была не тюрьма, а монастырь, переоборудованный под тюрьму.

– Сразу вас перебью. В каком чине вы тогда были? И какова ваша последняя должность в царской армии?

– Старший адъютант Разведывательного отделения 8-й армии Северо-Западного фронта. Воинское звание – полковник.

– Чем вы занимались во время самого мятежа?

Ну вот, понял Мирк-Суровцев, это та самая грань во время допроса, когда определяется его исход. Ложь или заминка сразу же чувствуются. В его положении уже вряд ли что поможет, но откровенность, может быть, позволит не только расположить к себе, но и узнать, что они от него хотят.

– Я занимался формированием ударных офицерских батальонов, – откровенно признался он.

– Какое назначение имели эти формирования?

– Их предполагалось использовать для захвата стратегических объектов в Петрограде при общем штурме столицы. Также, не скрою, для ареста Петроградского совдепа и членов Временного правительства.

– Что представляли собой эти формирования?

– Эти батальоны – продолжение моей диссертации в академии. По своей сути – это отборные части. Это гвардия, но гвардия, при формировании которой решающим фактором являлась не знатность, а боевой опыт и заслуги офицеров. О степени боеспособности таких частей можно судить по одной их операции. Но боюсь, что это теперь секрет за семью печатями.

– Поясните.

– Командир одного из таких батальонов перешел на вашу сторону. По моим сведениям, именно он был одним из руководителей захвата Зимнего. Такой вот подарок новой власти. Вы-то должны знать, что матросы и рабочие, карабкающиеся на ворота под аркой Генерального штаба, – художественный бред какого-то кинодеятеля?

Судоплатов удивился, но оставил без комментария последние слова Суровцева. Он отметил для себя необходимость уточнить все вышесказанное, как и то, что нужно будет познакомиться с диссертацией этого умника.

– Командир батальона, – продолжал между тем Суровцев-Мирк, – подполковник Свечин когда-то был у меня в подчинении. Потом некоторые офицеры батальона раскаялись в измене и, как многие другие, оказались на Дону. Возможно, даже где-то сохранились их показания. В частности, они показали, что в составе батальона были немецкие офицеры из числа пленных. По имевшимся у меня тогда сведениям, еще весной Свечин имел встречи в Финляндии с Владимиром Ульяновым-Лениным. Хотя об услугах предателей стараются побыстрее забыть. Даю голову на отсечение, но Свечина наверняка успокоила пуля чекиста. А что касается того, как я оказался в Добровольческой армии, – это просто. Генерал Духонин устным приказом приказал спасать Корнилова и всех генералов. Потом главнокомандующего Духонина на перроне могилевского вокзала растерзали прибывшие из Питера во главе с Крыленко пьяные, обнюхавшиеся кокаина матросы. Заметьте, не расстреляли, а именно растерзали. Начали с обрывания генеральских погон, а закончили всем остальным, что только смогли оторвать. Всем нам стало ясно, что нас ожидает. Было принято решение бежать на Дон. Тогда верилось, что донское казачество поддержит наше выступление.