Мария Вильчинская - Александра и Курт Сеит Страница 3

Верженские были достаточно состоятельной семьей, чтобы Екатерина Васильевна не боялась остаться в бедности и безвестности после кончины мужа. К тому же у нее было неплохое собственное приданое.

Но хотя они не слишком зависели от жалованья Юлиана Матвеевича, его казенного выезда и льгот, которые им приносила его служба в железнодорожном ведомстве, именно он был не только главой, но и центром их семьи. Через него осуществлялось почти все их общение с остальным миром. В путешествиях они останавливались у его родственников, отдыхали летом в поместьях его друзей, он умел поддерживать знакомства одновременно с десятками приятных и полезных людей.

Не говоря уж о его успешных деловых предприятиях, в которых его жена и дочери не понимали ровным счетом ничего и которые уже теперь приходилось понемногу сворачивать, слишком уж они много требовали сил и здоровья.

Так что Екатерина Васильевна прекрасно понимала – надо выводить Александру в свет сейчас, пока Юлиан Матвеевич еще жив и может поддерживать свои дружеские и деловые связи. Дай Бог, она с ее красотой и свежестью быстро найдет хорошего жениха. А если ее подтолкнуть в правильном направлении (к счастью, характер у нее куда более покладистый, чем у Валентины), то жених будет не только хороший, но и обладающий достаточной деловой хваткой, чтобы Юлиан Матвеевич мог передать ему заботу о своих предприятиях.

Для этого она прежде всего написала в Петроград своей сестре Надежде Васильевне, супруге генерала Богаевского. Сестры были не то чтобы очень близки, семейными тайнами никогда не делились, но о родстве всегда помнили. Поэтому Надежда Васильевна вскоре откликнулась и прислала длинное письмо, в котором обстоятельно перечислила всех, по ее мнению, подходящих для племянницы женихов.

И первым в списке был хорошо знакомый Юлиану Матвеевичу сын его старого друга, Петр Андреевич Бобринский. Блестящий молодой человек из аристократического рода, с огромными связями, умный, высокообразованный, но одновременно вполне светский и с репутацией порядочного человека.

По словам Надежды Васильевны, Петр Андреевич обладал всеми задатками для того, чтобы сделать большую политическую карьеру, но, будучи младшим сыном, не имел для этого достаточных средств. Поэтому родители уже давно присматривали для него подходящую невесту и хорошим приданым. Конечно, богатых невест в Петрограде много, но графы Бобринские – потомки Екатерины Великой, они не женятся на дочерях каких-нибудь выскочек.

Екатерина Васильевна навела о Петре Андреевиче все возможные справки и осталась очень довольна результатом. Идеальный будущий муж. Порадовало ее и то, что он, будучи поручиком конной артиллерии, недавно подал в отставку по причине серьезного ранения, не позволяющего продолжить службу.

«Целее будет», – практично подумала Екатерина Васильевна. На дворе не 1914 год, угар ура-патриотизма уже давно прошел, зато давно стало понятно, что, обручившись с военным, можно стать вдовой прежде, чем женой.

В конце концов, Екатерина Васильевна решительно заявила мужу:

– Мы непременно должны познакомить Шуру с молодым Бобринским.

– С Петей? – удивился Юлиан Матвеевич. – Они же знакомы. Он гостил у нас в Кисловодске… Дай-ка вспомнить, кажется, как раз после войны с Японией.

– Вот именно – почти девять лет назад! Вряд ли он ее вообще помнит. Да и не важно это. Кому интересны детские знакомства? А вот когда он встретит нашу красавицу Шуру, увидит ее голубые глаза, золотые кудри… – Она мечтательно вздохнула, но закончила совершенно практичным тоном: – Конечно, на все воля Божья, но если она ему понравится, я буду очень рада.

– Надо еще, чтобы он ей понравился, – напомнил Юлиан Матвеевич.

Но на это у Екатерины Васильевны уже был готов ответ:

– Я показывала ей его фотографию, она сказала, что он стал очень симпатичным. Уверена, если он окажется таким же любезным и обходительным, как его отец, он придется Шуре по душе. – И чтобы предупредить возможный спор, добавила: – Я нисколько не собираюсь ее неволить. Но ты же сам понимаешь, долг родителей – знакомить дочерей с хорошими молодыми людьми. Бог знает, с кем они будут знакомиться сами, если дать им волю!

– Хорошо, – сдался Юлиан Матвеевич. – Доктор Янковский советует мне поехать в Петроград, к профессору Егорову, говорят, его новая методика творит чудеса и ставит на ноги самых безнадежных больных. Девочек возьму с собой. Действительно, пора уже Шуре выходить в свет, да и Валентина из-за моей болезни мало где успела побывать. Заодно могу написать Бобринским, спросить, можно ли девочкам будет погостить у них, если мне придется лечь на операцию – неприлично незамужним барышням жить одним, а твоя сестра наверняка, как всегда, будет в разъездах.

– Отличная мысль! – одобрила Екатерина Васильевна. – И надо торопиться, Бобринские дают благотворительный бал в пользу госпиталя Федоровского городка в самом начале декабря. Было бы очень хорошо, если бы Шура дебютировала в свете именно там. Так можно будет сразу ненавязчиво познакомить ее с Петром Андреевичем, он же будет встречать гостей вместе с родителями. К тому же балов из-за войны сейчас дают мало, нельзя ни одного упускать.

Юлиану Матвеевичу оставалось лишь вновь согласиться с планом супруги. Однако он все же счел нужным ее предупредить:

– Только об одном тебя прошу, душа моя, не пытайся заранее убедить Шуру, что молодой Бобринский – отличная для нее пара. Ты ведь знаешь современную молодежь. А вдруг она не захочет знакомиться с ним из чувства протеста?

– Наша Шура?! – возмутилась Екатерина Васильевна. – Наш ангел во плоти?

Юлиан Матвеевич вздохнул:

– А вдруг они просто друг другу не понравятся?

Выражение лица Екатерины Васильевны яснее любых слов сказало, что она думает о таком предположении. Но она все же решила не расстраивать больного супруга и пообещала не давить на дочь и не пытаться заранее повлиять на ее мнение. Тем более она утешала себя мыслью, что в случае неудачи с Петром Андреевичем в списке есть еще почти десяток подходящих женихов.

Поэтому ее дочери отправились на бал к Бобринским без всяких задних мыслей. Для них это был просто дебютный бал Александры и первый петроградский бал Валентины.

Бал обрушился на Шуру волной огней, звуков и ощущений. Она не ахнула от восторга только потому, что прилагала все усилия, чтобы быть сдержанной. А может быть потому, что предусмотрительная Валентина крепко сжала ее руку, входя в бальную залу.

Хотя сказать по правде, Валентина тоже чувствовала себя вовсе не так уверенно, как хотела показать. Бобринские явно привыкли жить на широкую ногу, и она мысленно признавала: этот бал превосходил все, что она видела в Москве.

Шуре же сравнивать было и вовсе не с чем – прежде она бывала только на музыкальных вечерах, где если и танцевали, то всего несколько пар, готовых потерпеть тесноту небольших комнат.

Здесь же перед ней предстала огромная зала, залитая светом. Под высоким потолком висели великолепные хрустальные люстры, в подвесках которых переливались и мерцали огоньки, а на стенах между окнами и зеркалами сияли электрические светильники. Оркестр помещался на большом специальном балконе, и лившаяся оттуда музыка свободно летела по всей зале, маня молодежь бросить досужие разговоры и закружиться в танце.

Из залы вело несколько распахнутых настежь дверей, за одной из которых виднелся зимний сад, где почтенные пожилые дамы отдыхали от бальной суеты, а за другой – раскинутые карточные столы, за которыми отцы семейств могли скоротать время, пока их дети развлекаются танцами и флиртом.

Когда вошли сестры Верженские, оркестр как раз заиграл бойкую кадриль, и на паркет одна за другой выходили пары, выжидали нужных тактов и вступали в танец. Мелькали обнаженные плечи и руки дам, цветы в волосах, жемчуга и бриллианты, шарфы и меха. Кружились розовые, голубые, кремовые, сиреневые шелка, среди которых скромно прятались белые платья дебютанток и притягивали взгляды яркие туалеты светских львиц.

Калейдоскоп легких и нежных, словно весенние цветы, дамских нарядов разбавляли черные фраки и разноцветные парадные мундиры. Мужчин в форме на балу было гораздо больше, чем гражданских, и, пожалуй, это единственное, что на этом празднике жизни напоминало о войне.

Впрочем, офицеры, вырвавшиеся в отпуск в столицу, пока на фронтах царило временное затишье, явно не были настроены вспоминать об ужасах, оставленных ими в окопах. Глаза их сверкали ярче, чем эполеты и ордена, а беззаботный смех звучал как вызов скоротечности человеческого бытия. Здесь, в залитой светом зале танцевали с прекрасными дамами те, кому удалось ненадолго обмануть смерть, и они собирались в полной мере насладиться радостями жизни.

Шура словно в тумане услышала, как с ней здороваются хозяева дома, машинально присела в реверансе и произнесла положенное по этикету приветствие. У нее кружилась голова от непривычно яркого света, пестрого многоцветья нарядов, громкой музыки и легкого гула толпы, в котором слышались обрывки фраз, смех, шелест платьев и вееров, шуршание обуви по паркету и даже звон бокалов, раздающийся откуда-то из-за приоткрытой двери в соседнюю гостиную.