Александр Марков - Троица Страница 3

А еще не нравилось людям, что царь держится просто, не соблюдает царского достоинства: позволяет полякам в лицо себе бранные речи говорить, а то еще велит живого медведя в Кремль доставить и сам на него с рогатиной выходит, или возьмется некие разукрашенные хоромы строить и сам трудится, будто и не царь, а простой мужик. Очень любил он силой своей и удалью похваляться.

Но самый большой его грех, за который гореть ему в аду веки вечные, вот какой. Захватил он, нечестивец, в плен царевну Ксению, девицу прекрасную, чью родную мать и милого брата он повелел смерти предать, и сотворил с ней срам, и над красотой ее и девичьей честью зло надругался. И держал ее при себе шесть или семь месяцев, и все не мог насытить порочное свое естество. Говорят, еще и многих других честных девиц и жен опозорил этот окаянный подлец Гришка, козлище бессовестный.

А князья Шуйские думали поначалу, что, скинув Годуновых с расстригиной помощью, они скоро и его самого к рукам приберут и всеми государственными делами будут самолично распоряжаться. А когда увидели, что не смогут осуществить своих замыслов из-за Гришкиного своеволия и нахальства, стали размышлять, как бы им и от этого царя избавиться.

Послали грамоту польскому королю Жигимонту: «Почто, мол, великий король, подослал ты нам такого беспутного и ничтожного человека в цари? Отрекись от него, да вели своим панам, чтобы перестали ему помощь оказывать. Тогда мы без больших трудов сего бесстыдного низкородного наглеца сами с престола за смрадные уды стащим, а тебя, государь, отблагодарим, как подобает: в войне против шведов пособим, землями пожалуем, или, буде тебе угодно, возьми град Смоленск».

Король же польский этими посулами нисколько не прельстился, ибо ждал случая всю Россию привести под власть польской короны, а для того расстрига Григорий должен был утвердить у нас латинскую нечестивую веру и на польской княжне жениться.

Прослышал самозванец о боярских кознях, и повелел князя Василия Шуйского схватить и голову ему принародно отсечь. Когда же привели его на казнь, и палач уже меч изготовил, вдруг объявляют царскую милость: простил-де царь Шуйскому его грехи, пусть впредь ему верно служит и зла не умышляет.

Думал ложный Димитрий такою лестию Шуйского в покорность привести. А голову ему не стал рубить, потому что за свою-то голову всерьез не опасался. С легкостью из ничтожества престола царского достигнув, уверовал он в свою счастливую судьбу, и никакой угрозы себе не видел, потому и вел себя так дерзко и обычаев не чтил. А может, верил в колдунов езуитских, что доселе ему чарами крепкими помогали. Но колдунам-то за него радеть теперь едва ли была охота: ведь он веру православную искоренять раздумал.

Князь же Василий с тех пор стал царю свою верность лицемерно показывать, но в тайне продолжал против него козни чинить.

Смерть самозванца

Прислал пан Юрий, воевода Сандомирский, самозванцу такую грамоту: «Обещал ты, государь Дмитрий Иванович, как вернешь себе отеческий престол, взять в жены дочку нашу панну Марину, но, как видно, позабыл о своем слове. Ведомо нам, что ты с некоей девкой Аксюшкой Годуновой в нечестивом браке живешь, и нас, оказавших тебе в трудное время такие великие услуги, своим бесстыдством позоришь. Если не одумаешься сейчас, отзовем своих людей, и впредь на нашу помощь не надейся.»

Тогда ложный царь Димитрий повелел Ксенюшку царевну постричь и в монастырь на Белом озере заточить, а сам стал готовиться к прибытию панны Марины Юрьевны.

Приехала она с великой свитой в две ли, три ли тысячи рыцарей литовских, и тут же принялись они пировать, пить да буянить, по Москве господами ходить, людей московских бить и обижать, а у купцов товары отбирать. Расстрига же венчался с Мариной в божьей церкви, а ведь она была некрещеная. И было в народе великое возмущение и ропот, и говорили уже открыто: «Тот, кто царем себя называет, не есть законный наш государь Дмитрий Иванович, а есть вор и изменник расстрига Гришка Отрепьев».

Однако же многие из черных людей любили по-прежнему царя Димитрия за удаль и простоту, к тому же царствие его было веселое, не в пример прежним царям.

Тогда князь Василий Шуйский послал своих тайных людей к московским дворянам и детям боярским и служилым людям с такими словами: «Надобно нам избавится от самозванца. Еще бы можно было потерпеть, что он не подлинный Димитрий, когда бы был хороший человек. Но вы сами видите, каков он: все обычаи дедовские ногами попрал, хочет, нечестивец, Россию до конечного разорения довести. Восстанем, православные, побьем ложного царя и поляков его, и литву, долго ли еще им христианскую кровь пить?»

Так составился против самозванца заговор. В назначенный день тайные люди князя Василия стали мутить народ московский, говоря: «Поляки-де государя убивают». Москвитяне же на поляков давно зло держали. И поднялся московский люд, и пошли бить иноземцев по всем дворам, где стояли они.

Заговорщики же с князем Василием ворвались в Кремль, побили литовскую стражу, а Гришку самозванца схватили и стали суд над ним чинить. А поляки не могли ему помощи подать, потому что в это самое время животы свои спасали, обороняясь от возмущенного черного люда.

— Отвечай, — говорят ему. — Правду, собачий сын, кто ты таков есть?

А он им в ответ:

— Знаете сами. Я ваш законный государь Димитрий Иоаннович, сын царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси.

Был там дворянин Григорий Волуев. Услышал он эти самозванцевы слова и стрельнул из пищали Отрепьеву прямо в сердце. Тот на месте скончался.

Раздели его догола и положили в таком позорном виде у лобного места народу на смех.

А поляков и литвы в тот день в Москве побито было без счета: по всему городу их ловили, и многих безжалостно смерти предали, как виноватых, так и безвинных, не разбирая.

О воцарении Василия Шуйского и его присяге

Два дня миновало по смерти самозванца. Пришел тогда князь Василий Шуйский на торжище, в место народного собрания, и стал речь держать.

— Надо, мол, избрать царя.

Его же тайные люди повсюду в толпе стояли, и народу в уши нашептывали: дескать, пусть изберется на царство князь Василий, ведь его трудами и заботами мы от самозванца избавились, к тому ж и род его самый знатный, идет от святого и благоверного князя Александра Ярославича.

И стали все кричать:

— Пусть изберется князь Василий!

Вот так и стал царем Василий Иванович, он же и поныне царствует на Москве (хоть полцарства и захвачено иноземцами и русскими изменниками, и сам престольный град врагами обложен, народ же голодом и мечом истребляется, но о том впереди речь).

Возрадовался Василий превеликой радостию, и в божьем храме долго со слезами благодарил Пресвятую Богородицу, даровавшую ему царство, хоть и на старости лет.

А после совершил небывалое дело: перед всем народом целовал крест, и присягу принес, и поклялся власть во зло не употреблять, никого без боярского честного суда смерти не предавать, а имение казненных в казну не отбирать, но оставлять детям их и женам. А еще поклялся ложных наветов не слушать, с наветчиков же спрашивать улики верные, а клеветников казнить тою же казнью, какую хотели безвинному человеку учинить.

Боярам такие царевы речи не по нраву пришлись. Надобно, говорили, всем православным христианам на верность самодержцу присягать, царю же клятвы творить не подобает.

Я-то в царевой присяге дурного не вижу, а то худо, что не сдержал царь своего слова. Скоро начал и без суда казнить, и к лживым наветчикам слух преклонять.

О перенесении праха

Повелел царь Василий перенести прах Бориса Годунова, сына его царевича Федора и царицы Марьи из некого убогого монастыря, где их Расстрига велел похоронить как простых людей, в нашу преславную обитель, дом чудотворца Сергия. А царевну Ксению призвали из ссылки из Бела Озера, чтобы она сопровождала гробы единокровных своих. Так-то царевна у нас в Троице очутилась.

Не позабыл Василий и о другом покойнике, о царевиче Дмитрии Углическом. Будто не всю еще ложь излил на несчастного младенца, и не всю выгоду получил от давнего злодейства! Покаялся царь в том, что на безвинного грех возвел, в самоубийстве его обвинял, а после живым объявлял. И повелел, чтобы положить конец всем слухам, привезти прах царевича в Москву.

Раскопали могилку, и увидели Димитриево тело нетленным. Поистине, великое чудо, если правда. Показали народу нетленные мощи, и многие исцелялись от них. Так все могли удостовериться, что Димитрий рук на себя не налагал, и уж тем паче не жив, но был невинно убиен и за мученичество свое удостоен стать чудотворцем и божьим святым угодником.

Но не помог царю Василию и этот святой угодник Димитрий спасти царство от смут и остановить пролитие крови христианской; не помогли и нетленные мощи. Люди же говорили так: «Кто нам заистинствует, что подлинно те мощи Димитриевы? Уж не царь ли Василий Шубин, во всем государстве первый правдолюбец?». Шубиным же царя прозывают в насмешку, ведь в родовых его землях, в Шуе, народ издавна шубным промыслом промышляет.