Вера Крыжановская - Бенедиктинское аббатство Страница 3

Более семи лет прошло спокойно, без сколько-нибудь значительных событий. Мне было 19 лет и я приобрел очень много познаний и хорошие манеры в обществе рыцаря Теобальда, который — что очень странно для человека его положения — никогда не выезжал из замка и никого не принимал.

Как раз в это время рыцарь Теобальд был очень обрадован неожиданным приездом гостя.

Это был молодой человек высокого роста, которого у нас называли просто господин Эдгар. Но по его изящным и важным манерам видно было, что он высокого происхождения.

Он относился с большой приязнью к рыцарю Теобальду, своему родственнику или крестному отцу, и любовался Нельдой, тогда уже тринадцатилетней девочкой. Потом он предложил рыцарю отвезти ее к своей мачехе, чтобы показать ей свет и несколько исправить манеры, что необходимо для девушки ее происхождения.

Я скромно держался в стороне. Но однажды Эдгар сам заговорил со мною, и беседа наша была обоюдно интересна. С тех пор мы очень подружились.

Эдгар пробыл в замке более трех месяцев, и за это время мы так сошлись, что никакие испытания не могли поколебать наших отношений.

Однажды утром рыцарь Теобальд призвал меня в свою комнату и сказал, пожимая мою руку:

— Милый Энгельберт! Судьба благоприятствует тебе. Друг, известный тебе только под именем Эдгара, — старший сын графа Рувена, одного из могущественнейших вельмож страны. Он желает взять тебя с собою и создать тебе известное положение, и я могу только посоветовать тебе последовать за ним.

Я понял, что было бы безумием отказываться, и в один прекрасный день, храбро сдерживая слезы, я вскочил в седло и вместе с Эдгаром покинул старый замок, где провел мирные годы своей жизни.

В Рабенест Эдгара сопровождали только несколько старых воинов, но на дороге к гостинице его ожидала многочисленная свита с оруженосцами, и мы продолжали путь в сопровождении кортежа, достойного наследника Рувенов.

Многочисленные впечатления первого путешествия скоро изгладили тяжелые чувства, и я с нетерпеливым любопытством ожидал приближения к цели нашего странствования.

После последней остановки мы тронулись в путь с восходом солнца. Покачиваясь в седлах, мы беседовали, держась немного впереди нашего эскорта. Вдруг, за поворотом дороги, нашим глазам представилась великолепная картина.

Перед нами была долина, окаймленная лесистыми холмами. На одной скале, господствовавшей над всеми окрестностями, возвышались большие мрачные здания.

— Взгляни, — сказал мне Эдгар, поднимая руку. — Это аббатство святого Бенедикта. Монастырь богатый, целое маленькое герцогство; он вмещает пятьсот братьев, а какое положение!.. Там, удаленная от мира, возвышаясь над всеми человеческими слабостями, живет святая община, однако у преподобного настоятеля рука железная, тяжесть которой дает себя чувствовать во всей стране.

Я поднял голову и с любопытством смотрел на гордо возвышавшиеся на скале здания монастыря, окруженные высокими стенами.

Но, не знаю почему, вид этого монастыря произвел на меня тоскливое впечатление, какого я еще никогда в жизни не испытывал. Сердце мое тяжело стучало, и мне казалось, что один вид мрачного аббатства точно накинул черную завесу на мои юные и беспечные годы. Эдгар также опустил голову и казался погруженным в грустные мысли.

Молча продолжали мы путь.

Через несколько часов мы остановились у подъемного моста укрепленного замка Рувен, с башнями по бокам и окруженного рвами.

Когда узнали Эдгара, подъемный мост опустился, и я вступил в его владения, следуя позади молодого графа, небрежно отвечавшего на знаки почтения, которыми встречали его.

Мы сошли с лошадей, и оруженосец объявил Эдгару, что высокородные родители его обедают. Мы вошли в столовую, несколько напомнившую мне столовую в замке Рабенест, но богаче и лучше сохранившуюся.

Была осень, и камин жарко пылал; на почерневших деревянных украшениях стен красноватыми пятнами отражался огонь. Посреди зала стоял средних размеров стол с драгоценной посудой, за которым сидели трое в креслах с высокими спинками, украшенными гербами: то были дама, очень нарядная, рыцарь почтенного возраста с красивой, величественной наружностью и мальчик лет двенадцати.

— Добро пожаловать, сын мой, — сказал хозяин замка, вставая и горячо обнимая Эдгара.

В ту же минуту он увидел меня и остановил на мне удивленный и высокомерный взгляд. Я покраснел и первый раз в жизни почувствовал стыд не иметь имени, но Эдгар уже взял меня за руку.

— Отец, этот молодой человек мой друг, Энгельберт. Он желает сохранить инкогнито, но я ручаюсь тебе за его благородство.

— Этого достаточно, — сказал граф, дружески протягивая мне руку. — Садитесь, господин Энгельберт, и будем продолжать обед.

Эдгар поцеловал руку мачехи, обнял маленького брата и сел около меня.

Завязался оживленный разговор, очень скоро перешедший на астрологию, которою серьезно интересовался граф Гильдебранд фон Рувен. Я был очень сведущ в этом предмете, и моя беседа совершенно очаровала хозяина.

— Поздравляю вас, мой молодой друг, — сказал он мне, когда после обеда мы расположились у камина. — Вы — ученый, это редкость в ваши годы, особенно между людьми нашего круга, но знакомы ли вы с верховой ездой, умеете ли обращаться с копьем и шпагой? У нас будут турниры, — он улыбнулся, — надеюсь, вы пожелаете блеснуть перед дамами своей ловкостью и смелостью, так же как перед мужчинами умом и познанием?

Я покраснел и ничего не отвечал; уменье обращаться с оружием, необходимое для благородного человека той эпохи, было мне совершенно незнакомо.

— Отец, — ответил вместо меня Эдгар, — вы видите, Энгельберт вел жизнь ученого, а не воина, но он еще так молод, что усиленно должен был пренебрегать одним для другого.

— Без сомнения, — ответил граф Гильдебранд, по-видимому, не удивляясь услышанному. — Этот вынужденный пробел в его воспитании легко пополнить. Предоставляю в ваше распоряжение свои конюшни и оружие, мой молодой друг. Старый Бертрам — учитель каких мало, и скоро научит вас всему, что должен знать рыцарь. Кроме того, мы часто будем охотиться, что очень здорово после утомления умственными занятиями и придаст гибкости вашему телу.

Я раскланялся, благодаря за такое внимание, а после ужина Эдгар отвел меня в мою комнату.

— Эдгар, — сказал я, когда мы остались вдвоем, — что ты сделал? Ты выдаешь меня за переодетого рыцаря, и я чувствую себя теперь виновным, точно вор и обманщик.

— Не вмешивайся в это, — возразил Эдгар, — я отвечаю за все. Ты не знаешь, кто ты, и, значит, можешь быть и отпрыском какого-нибудь знатного рода. Смелее, Энгельберт, все будет отлично, увидишь.

С этого дня жизнь моя стала такой деятельной и разносторонней, насколько раньше была серьезной и однообразной. Я охотился, ездил верхом, дрался на шпагах и упражнялся с копьем, приобретя скоро нужную ловкость и силу. Старый Бертрам был в восторге от моих успехов и не меньше моего радовался, когда мне удавалось его тронуть.

Иногда, в лунную ночь, мы забирались с графом Гильдебрандом на самую высокую башню, и я занимал его беседой, объясняя чудеса небосвода и странные отношения небесных светил к судьбе человека.

Эдгар, никогда не оставлявший раз задуманного намерения, сумел уговорить мачеху пригласить Нельду. Отправлен был посланец в замок Рабенест, и через семь месяцев после нашего приезда в замок Рувен прибыли Нельда с Гертой.

Мы были безмерно рады снова свидеться, и наш маленький кружок очень оживился присутствием милой молодой девушки, которая своим умом и кротостью покорила все сердца.

Однажды, когда мы сидели за обедом, звук рога известил о прибытии нового лица. Оруженосец доложил о графе Лотаре фон Рабенау с сыном.

Я вздрогнул, услыхав это имя, так как это был владелец Рабенеста, и, когда он вошел, я тотчас узнал бледное лицо и черные глаза того молодого рыцаря, который сопровождал Теобальда в памятную ночь, когда тот прибыл в свои владения.

Рыцарь Рабенау мало изменился за эти восемь лет.

Он шел с величественным и беспечным видом, ведя за руку мальчика девяти или десяти лет.

Это был прелестный белокурый ребенок с тонкими чертами лица, почти женственными, с большими голубыми глазами и маленьким капризным ротиком.

Все, за исключением Матильды, встали навстречу вновь прибывшему; граф Лотарь любезно поцеловал руку хозяйки замка и дружески пожал руку графа Гильдебранда.

— Я привез вам сына, — сказал он, — своего наследника; словом, все, что у меня есть самого дорогого на свете, так как я еще не имел счастья раньше представить его вам и благородной даме, но Курт такой болезненный и слабый, что большею частью бывает дома.