Михаил Попов - Тьма египетская Страница 3

Так и не сумев сообразить, что заставило его вскочить с постели, Гист решил извлечь пользу из укуса бессонницы и отправился проверять посты. Пыль плаца, словно впитавшая лунный холод, приятно льнула к подошвам. Он пересёк освещённое пространство, огибая большой обелиск, испещрённый изречениями, прославляющими мудрость Сета и фараона. Воин, следовавший за ним, старался ступать след в след. По поверьям его племени, следуя путём большого человека, приближаешься к удаче. А начальник гарнизона несомненно должен был считаться большим человеком. Слишком уж он не походил обликом своим на простого воина, говорили даже, что сам фараон Апоп знает о нём.

Подходя к главным воротам, Гист непроизвольно дёрнул краем накидки, ввиду чего затрепетало пламя ближайшего факела и поднялось облачко мельчайшей пыли. И тут же из тёмного проёма в стене явился начальник ночной стражи, опытный, из самых старых, заслуженных служак, офицер по имени Андаду, человек, которого никто не видел спящим. Не принадлежа в гиксосскому роду, не имея связей в Аварисе, он давно уже оставил мечты о повышении, но и неудовольствие своим положением не выказывал, ибо оно обеспечивало ему (остаточное количество и еды, и власти.

«Всё в порядке, — ответил он на вопрос начальника, — горло ночи уже перерезано, скоро подойдёт пора последней смены». Гист пожелал подняться на главную башню, сам немного удивляясь своему желанию.

Против архитектурных правил Черной Земли, башня эта Ныла вызывающе круглой формы, сложенная частью из кирпича сырца, частью из пихтовых стволов. Она с угрюмой назидательностью высилась над северной частью великого города, показывая, кто тут хозяин. Эту башню местные жители ненавидели и рассказывали о ней всяческие чудеса. Правдой о ней было только то, что внутри башни на самом деле имеюсь несколько помещений для пыток. Воины шаззу в своей военной тактике крепостей и башен не использовали и секрет этого странного сооружения взяли у сидонян. Причём вместе с акустической её хитростью. Так что, когда кого-либо расчленяли в подвалах башни за нарушение законов Авариса, то слышно это было во всех прилегающих кварталах, и египтяне трепетали.

Но и охранительную свою роль башня выполняла превосходно. С её вершины, окружённой зазубренным барьером, открывался пространный и подробный вид города. Гист некоторое время молча дышал, успокаивая возбуждённое подъёмом дыхание. Немо и неистово искрилось небо. Неподвижное шипение белых (малых и больших) кубиков вдоль широкой чёрной изгибающейся полосы — это великий город, который и разные времена называли по-разному. Мен-нефер, что значит «постоянная красота», или Анх-тауи — «жизнь обеих земель», или Хут-ка Птах — «дворец двойника Птаха», или просто Мехет — сикомор.

Вот эта исчезающая полоска серой пыли, уходящая на север к благословенной дельте Нила, — это дорога к великому и непостижимому Аварису, городу непобедимой кавалерии, высших наук и бессмертной любви. А вот эта чёрная широкая полоса — русло Нила, это дорога с попутным северным ветром в парусах на дикий юг, к городу Уасет (Фивам), скопищу громадных идолов, к границе благословенного гиксосского царства, где расположен последний конный гарнизон. А дальше лишь беспросветная тьма страны Куш и лесов, где проживают полулюди, не знающие одежд. Строевым офицером в этом южнейшем из гарнизонов служил теперь один из ближайших друзей Гиста, и теперь подданному бессонницы казалось, что он через все бескрайние пространства ненавистного Египта беседует с ним, слышит ровное биение его сердца.

Тёплый, мягкий воздух облеплял лицо и грудь Гиста, внезапное беспокойство начало исчезать из души, он развернулся и, не говоря ни слова замершему за его спиной Андаду, стал спускаться по лестнице вниз. Внизу у обелиска его ждали все шестеро сотских начальников. Все при полном вооружении, на тот случай, если поступит команда выступать или готовиться к обороне. Начальник гарнизона был доволен своими офицерами, но на лице своём сохранял надменное и сосредоточенное выражение. Ему опять уже хотелось спать, но он задал несколько вопросов: сожгли ли ту лошадь, у которой заподозрен был сап? чем лечат от поноса тех четверых? Для каждого из шести сотских нашёлся вопрос, на который легко было ответить в этот неурочный час, и они разошлись по своим каморкам довольные и польщённые.

Гист ненавидел свою нынешнюю службу, и, наверное, поэтому его гарнизон был образцовым. Толстоносые дикари (воины и офицеры гарнизона) считали своего командира немного чужаком, говорили о нём, что он моется «часто, как египтянин», но за это же самое и преклонялись перед ним, как перед существом высшим, и в этом была его особая ценность для них.

Он мечтал как можно скорее сбежать отсюда, и именно поэтому они подчинялись ему особенно истово.

Возвращаясь на своё ложе, он размышлял о превратностях судьбы, разлучившей его со столицей и с любимыми друзьями, и старался усилием офицерской воли оживить в себе понимание высших целей своего служения. Да, сейчас ему смутно, тяжело, одиноко, но Апоп велик, и жизнь длится, и надо ждать удачи, не сходя с предначертанной дороги. Он знал, что путь обратно к сияющему престолу есть, надо только суметь догадаться, в чём тайное желание царя, и непонятный гнев сменится небывалой милостью.

Войдя к себе, Гист стал задумчиво стаскивать с плеча свой плащ, но вдруг замер. Почувствовал, что кроме него и играющего глазом бога в комнате есть ещё кто-то.

   — Ты?!

Из самого тёмного угла покоя выступил высокий человек, от шеи до пола укутанный в чёрное. И в более привычной обстановке его появление, почему-то всегда внезапное и неожиданное, смущало молодого офицера. Сейчас же он просто потерял дар соображения. Этого человека звали Мегила. Один из самых доверенных советников царя Апопа, «его невысказанная воля», так было принято говорить при дворе. О нём рассказывали легенды, кое-кто даже говорил, что его вообще не существует. Этот человек был почти стар, ему перевалило за сорок, но он был жилист и силён, и это чувствовалось в любом его движении. Владел мечом, пращей, луком и любым кругам средством убийства лучше, чем кто-либо другой из известных Гисту. Владел языками всех стран от Элама до островных диких племён. Он исчезал на месяцы из поля зрения, и было не принято спрашивать, куда он отправился и когда вернётся.

О нём предпочитали говорить при дворе шёпотом. Сам же ом вообще избегал каких бы то ни было разговоров. Имел к тому же удивительный облик. Он нисколько не походил на обычного конника-азиата, но и с аристократом Гистом имел мало сходства. Узкое, плоское, сероватого цвета лицо с длинным прямым носом и глубоко утопленными под брови глазами. Пламени светильника не удавалось отразиться в них. Тонине бледные губы. Выбритые виски и короткие волосы на макушке. Впрочем, причёска скорее всего дань моде тех племён, где он обретался в последнее время.

Начальник гарнизона наконец достаточно овладел собою, чтобы что-то сказать, и сказал сущую ерунду, что вот он, мол, ходил проверять посты. Мегила, ничего не отвечая на это, сел на один из табуретов и похлопал львиную лапу широкой костистой ладонью.

   — Здесь ничего не изменилось. Ты не привёз с собою свои ковры и статуи? Не собираешься здесь задерживаться надолго?

Чувствуя себя сразу же и полностью разоблачённым в своём самом затаённом замысле, Гист смущённо начал говорить о том, что для устройства удобной жизни у него совсем нет времени: и гарнизон, и город требуют слишком много внимания. Происки Птахотепа, этот полузаконный отряд Небамона, совершенно сумасшедшее поведение князя Бакенсети — он целыми днями жжёт огонь в подземелье дворца, а для чего всё это, говорить отказывается. Закончив эту речь, он смолк, не зная, что делать дальше. Спросить, зачем доверенный посланец царя прибыл сюда, было немыслимо. Немыслимо было даже поинтересоваться, КАК он проник через все линии охранения в этот покой. Проник в тот самый момент, когда это охранение инспектировалось им самим, Гистом.

Вместе с тем в сердце молодого офицера поблескивало что-то похожее на радость. Появление такого человека, как Мегила, не могло не быть каким-то знаком. Знаком изменений в его, Гиста, судьбе. Недаром он спросил про статуи.

   — Я прикажу подать пиво.

   — Прикажи подать вина. В Мемфисе надо пить вино, пиво — фиванский напиток. Но сначала бассейн.

Мегила резко встал и двинулся какой-то ускользающей походкой к выходу, хозяин едва поспевал за ним. Охранники захрапели от неожиданности, как их кони. Гость хорошо ориентировался в расположении помещений, шёл не оглядываясь и нигде не замедляя шаг, хотя и не слишком спеша. Гист вырвал факел из каменной щели в стене и бросился вслед за ним. Вот и внутренний укромный двор: посеребрённый сикомор, чёрная в его тени акация, серая тень пальмы на звёздной россыпи и квадратное лоснящееся пятно воды между стволами с несколькими поблескивающими листьями кувшинки на поверхности.