Ирина Горская - Андрей Ярославич Страница 3

Глаза смежились. Уснул. Рука тяжелая в белом рукаве рубахи свесилась книзу с невысокой лавки… Двадцать лет уж минуло с той поры, когда на реке Онон, в далеких монгольских степях, большой курултай — съезд кочевничий, куда собираются все найоны-владельцы стад и нукеры их, избрал великим, верховным правителем Темучина, принявшего имя — Чингисхан!

Два года ходил Ярослав Всеволодович походами на чудскую, финскую землю. Первым из русских князей повела судьба Ярослава на Чудь. Судьба! А тут и время пришло мордовским походам. Двинулись Ярослав, Юрий, Василко и Всеволод, а с ними в союзе и муромский князь Юрий Давыдович. Двинулись на владения князя мордовского Пургаса на реке Мокше. Разорили Пургасову волость, жгли и травили жита, села жгли. Не устояли ополченцы Пургаса против мечей и острых копий княжеских русских воинов окольчуженных, в шлемах островерхих. Не устояли, бежали, теряя луки и стрелы, круглые щиты и тонкие мечи. Бежали с женщинами и детьми — укрыться в свои «тверди» — крепостцы деревянные. А кто не успел бежать, укрыться, те были убиты без пощады.

Такова судьба человеческих, заселённых людьми земель — сильнейший побеждает и остается правым. По реке Алатырь шли владения давнего противника князя Пургаса, Пуреша. От одного корня велись мордовские князья, все они почитались сыновьями и внуками бога молний и грома — Пургинэ; он должен был сделать их оружие разящим молниеносно. Ссорились и замирялись меж собою, как ведется. Но Слишком силен был общий противник — русские князья. Где было сладить с городским ополчением и дружинами княжескими, и воеводами, и боярами, И детьми боярскими, и наемниками-северянами. В мордовских своих походах захватил Ярослав и русскую волость Волок. А когда Пургас вновь собрал ополчение и повел на Новгород Нижний, Пуреш с сыном приняли сторону нижегородцев. Дошло войско Пургаса до Нижнего, подожгли Богородицын монастырь; но тут ударил Пуреш и разбил Пургаса. В битве последней Пургас был убит, воины его бежали, разорение новое прошло по его земле.

Утро забрезжило, и мысли прояснились. Ярослав лежал навзничь, закинув руки за голову. Он думал о желании Пуреша унизить дочь противника, бросить ее, как пленницу простую, Ярославу. Но и еще должен быть у него тайный умысел: выставить русского князя насильником. Власти, власти желает себе Пуреш. А кто не желает? Но Феодор-Ярослав укажет ему место. Недаром Феодор — внук ромейки, прославлены ромейцы дипломатическими ухищрениями и хитростями.

Князь поднялся, кликнул доверенного слугу, спавшего, по обычаю, у двери. Яков тотчас вошел. Князь велел подавать умываться и спешно — утреннюю трапезу. И снаряжено ли все для нынешней охоты? И толмача Темера позвать…

Ярослав уже все обдумал и решил. Сегодня он все скажет Пурешу. Но сказано будет запросто, как бы мимоходом; пусть видит, слышит Пуреш, пусть знает, что для русского князя это вроде само собой разумеется, и важности особой этому и не придается, и спорить об этом нечего. Но еще одно… Ведомо ли Пурешу?.. А если и ведомо, Ярослав поймет, как надо сказать…

Яков принес умывальную лоханку и льняное полотенце; сказал почтительно, что для охоты все снаряжено, а Темер уж не медлит — дожидается.

— После кушанья кликнешь…

Трапезовал холодной зайчатиной, каравай чуть зачерствелый. Яков подал охотничью одежду, облачил. Кликнул Темера. Половец, светловолосый, низкорослый, казавшийся даже тучным от мускулистости, встал у притолоки. Это был один из тех услужников, что обязаны господину всем своим имением, жалованные княжьи слуги такие звались «милостниками». Таких самых верных милостников было у Ярослава четверо — Темер, Михаил, Яков да еще другой Яков. Из них Темер был толковый мужик, всякие наречия дались ему, толмачил и болгар идылских, и чудь, и гостей ганзейских в Новгороде, в Немецком конце. Пуреш сам говорил по-русски и не мог знать способностей Темера. Ныне князь наказал Темеру особо слушать на охоте, что будет говорить Пуреш спутникам своим…

Охота ныне была снаряжена малая. Отправились князья Пуреш и Ярослав с ближними слугами. Коней оставили конюхам на опушке. Углубились в лес, к болоту пробирались — болотную птицу стрелять из луков. Такая малая охота, не в поле, где кричат загонщики, выгоняя зверя, и лают гончие псы. Такая охота тихая и должна располагать к беседам особо доверительным. Но что задумал Пуреш, зачем позвал? Но пока шли молча. Несколькими словами перекинулся мордовский правитель со своими спутниками. И без Темерова толмачества Ярослав понял, что ничего важного сказано не было. Молодой сын Пуреша поглядывал на собаку, которую вел Михаил. Лицо обернул Ярослав к мордовскому юноше, усмехнулся родственно и сказал, что собака выучена особо притаскивать подстреленную дичь. Общий разговор пошел, об охоте, полевой и лесной.

Добрались до болота. Здесь, в чаще, в прохладе, в звуках лесных, в этом дыхании лиственном, древесном, земляном, хотелось всякое притворство сбросить, все решить честным обычаем — ножи выхватив из-за поясов кожаных, в горло вцепившись друг другу жесткими сильными пальцами… Каждый невольно думал о такой возможности; подобрались, понапряглись все. Но первые стрелы полетели, крикнули птицы…

Цапель добыли и мелкой птицы. Слуги разложили трапезу. Ярослав сел против Пуреша, суконный чикчир обтянул высокое колено присогнутой, высоко приподнятой крепкой ноги в сапоге охотничьем. Казалось, никогда прежде не видел мордовского князя так близко. Но как странно видеть на хмуром сморщенном, почти старческом лице эту золотистую лиственность взгляда… Уходит взгляд… глядит и не глядит… Ее глаза!.. А каков был обличьем Пургас? Не довелось видеть противника…

И странное сделалось на миг с Феодором-Ярославом— не всхотелось говорить, не думалось о затеянном… Вздумалось вдруг о давнем, о том, что слыхал от пестуна малым еще…

В чаще лесной живет Хозяйка леса, домишко ее на столбах высоких; дочь ее красавица, является птицей лесной на болотах; кто уцелит стрелой ту птицу, возьмет в жены колдунью-красавицу, почести и богатство сами к нему пойдут, будто приманенные…

Стряхнул наваждение. Заговорил. Спросил Пуреша, верно ли, что все князья мордовские от одного корня.

— Верно, — отвечал Пуреш, — от бога молний и грома Пургинэ.

Ярослав задумался, не выдаст ли себя вопросом… Но спросил все же:

— И роднитесь только меж собою?

Пуреш усмехнулся. Но неужели не понимал?

— Нет. Княжеские сыновья берут в жены самых красивых девушек, как бог Пургинэ взял в жены девицу Сыржу. А дочери княжеские отдаются отцами и братьями самым верным слугам; дочерьми жалуют, как жалуют угодьями, нарядной одеждой, оружием…

Так вот что! Уж не готовит ли особое унижение русскому князю, пожаловав девкой, будто слугу…

— Мало осталось князей мордовских? — спросил Феодор спокойно, будто вел беседу простую, незначимую, в отдохновении с другом.

— Я, Пур Цёковось, да Пур Нармун…

В голосе Пуреша уловились Ярославу промедление и настороженность. Но Ярослав испытывал довольство, потому что знал теперь в точности, что и как скажет. Поднялся резко и легко, А собеседник не сразу угадал подняться; и оттого, когда встал, все был словно бы ниже ростом.

— Я не хочу ссоры меж князьями мордовскими, — заговорил строго и с важностью Феодор-Ярослав. Плащ откинулся от еще сильного, еще молодого тела ветром лесным легким. — Я не хочу ссоры меж князьями мордовскими. Не хочу ссоры меж ними за владения Пургаса… — говорил как верховный правитель, и Пуреш чувствовал и не в силах был противиться. — Я беру за себя, себе в жены беру дочь Пургаса. И если родится сын от моей породы и от породы Пургасовой княжеской мордовской, пойдут ему земли Пургасовы, и с ними — русская волость Волок и русский город Нижний Новгород. А если дочь родится, пойдет удел за ней в приданое. А если не будет потомства, пойдет удел после смерти дочери Пургаса моим сыновьям, как я их наделю.

Пуреш молча наклонил голову. Ярослав глянул на эту— с космами седыми — непоклонную голову на крепкой шее; подумал о легкости победы: такое бывает, лишь когда судьба открыто за руку ведет. Но куда ведет, зачем?

Не зналось, что и десяти лет не минет, а и русские и мордовские князья соделаются едино подданниками хана монгольского. А пройдет еще поболее десяти лет, и сын рожденный получит свой удел, но не на радость…

Вечером послал Якова за Пурешем — «с почтением проси быть». Но знал, какова цена почтительному приглашению, на самом деле ведь просто приказывал явиться.

Слугам приказал поднять лавку, возвысить, подостлав скатанные ковры. Сел на лавку. Теперь, когда войдет Пуреш, увидит князя сидящим попросту, но и возвышен будет князь над вошедшим.

Темер, оба Якова й Михаил окружили Феодора-Ярослава. И будто все Попросту, самые ближние люди, а встали торжественно — свита правителя.