Виктор Шкловский - Житие архиерейского служки Страница 3

Это усугубило его ревность и заставило возвысить цену, что, однако, горячих богомольческих сердец не могло отвратить от исполнения их добрых намерений.

Богомольцы морщились, но платили; так шло, или скорее – бежало время.

Время пробежало, оставя Гавриилу Добрынину воспоминания о дне святого Николая и пятьдесят копеек, собранные с богомольцев.

Сумма по тому времени немаловажная.

Действия судьбы

По возвращении из Столбова домой вызван был Гавриил повелением севского архиерея Тихона Якубовского.

Потому что слух и о дисканте и о ласковости Гавриила Добрынина уже распространился через вотчинную контору Севска до архиерейских палат.

Тот самый старый монах Илиодор, который ударил когда-то мальчика поленом, был уже иеромонахом и архиерейским духовником.

Этот старец, не будучи мстительного нрава и предвидя, как далеко может пойти Гавриил, рожденный от такого корня, как родогожский дед, уведомил, что он может устроить свидание с архиереем. По заплате келейному десяти копеек допущены были просители к его преосвященству.

Оно сидело на вызолоченных деревянных креслах в гарнитуровой, темно-вишневого цвета рясе и в штофном, зеленого цвета подряснике.

Панагия – то есть образок – висела на его преосвященстве не очень блестящая, круглая, величиной с медный пятак.

И сему православия столпу поклонились просители в ноги.

Его преосвященство произнесло тихим голосом:

– А! Это тот мальчик, о котором говорили мне многие. Для чего ты давно его мне не привез? Я его назначил в певчие.

Прощай, мечта о баккалавре саламанском, прощай, мечта о шпаге и шляпе с пером…

Ангельский чин промелькнул над Добрыниным своими крыльями.

Имя певчего поразило Добрынина как громом, мрак покрыл чело его, и слезы покатились.

Архиерей, приметя это, подозвал мальчика поближе и спросил о причине плача.

– Я нотам не учился, почему и певчим быть не гожусь, – проплакал Добрынин, утаивая о своих нотных знаниях. – Хотелось бы мне быть в консистории, при пере.

Тогда архиерей приказал Добрынину на столике, стоящем в комнате, написать на чистой бумаге следующие слова:

«Премудрости наставник и смысла податель, слово отчее Христос бог».

– Ты пишешь не худо, – сказал преосвященный. – Но надобно поучиться тому, чего ты не знаешь. У меня и секретарь знает ноту, и сам я по ноте петь умею, и ты, обучившись нотам, можешь быть даже со временем консисторским у меня секретарем.

Позван был дишкантистый певчий, и приказано было запеть для пробы кант, сочинения Дмитрия Ростовского: «Иисусе мой прелюбезный, сердцу сладости».

Добрынин хоть и лукавил, но голоса скрыть не мог. По этому вызван был канцелярист, и приказано было канцеляристу написать от имени Гавриила прошение об определении Добрынина туда, куда его преосвященству заблагорассудится.

Декрет этот был подписан такой резолюцией:

«Регенту, преподобному отцу Палладию, обучать подателя прошения, имея его в особенном своем надзирании и попечении».

С этим жестоким декретом отведены были мальчик и дед к отцу Палладию.

И здесь на столе увидел мальчик бутыль с водкой.

– Троелистник, – произнес довольно родогожский дед.

– Троелистник, то есть трефолиум. Учись, мальчик, – произнес отец Палладий. – Трава эта полезна от цинги и при закуске.

Каждое утро выходил преосвященный Тихон Якубовский из внутренних покоев в крестовую комнату. Тут давал он всем общее благословение, на что хор пел: «Исполла ети деспота», то есть «Да будет благословен владыка на многие годы».

В «подачу», то есть в ту комнату, в которой архиерей принимал посетителей, входили все имевшие нужду являться к нему. Владыка обыкновенно садился в «подаче» на диван, выслушивал и вызывал одного за другим посетителей и большею частью тут же произносил и писал решения и резолюции.

Многие являлись с жалобами друг на друга, другие вызывались вследствие какого-либо бурного поступка, о котором как-нибудь узнал владыка. Взыскания в этих случаях были, конечно, различны: виновные получали более или менее строгие выговоры, назначались на черные работы в архиерейском доме, отсылались в монастырь, но очень часто наказывались и телесно, тут же, в «подаче», при всех, для всеобщего назидания.

– Э, да ты какой проказник! (или «сутяга», или «негодяй») – восклицал владыка. – Вот я тебя поучу. Эй! – прибавлял он, обращаясь к своей прислуге, – плетей сюда!

Разумеется, живо являлись кучера или кто-нибудь из другой прислуги с ременными двухвостками.

– Ну-ка, раздевайся да ложись, – приказывалось виновному.

Принято было, чтобы наказываемый снимал с себя все верхнее платье и оставался в нижнем белье. Вот и разделся и растянулся на полу. Для экзекуции из архиерейской прислуги являлись только двое с плетьми, а держать должны были предстоявшие духовные, или по назначению владыки, или по выбору прислуги. Отказываться было нельзя.

Четыре человека тотчас опускались на колени, двое держали за ноги, а другие двое – за руки, крестообразно расположенные; для двухвосток открывалось свободное место, было где им улечься на обнаженных частях тела. Наказываемый укладывался так, чтобы владыка, не вставая с дивана, мог своими глазами видеть, плотно ли плети прилегают к телу. Больше всего секли причетников, затем дьяконов, не давали спуска и священникам, особенно молодым.

Кроме таких наказаний, процветали наказания экономические. От них процветал Тихон Якубовский. Приказал он даже ко дню своих именин, что на шестнадцатое июля, ископать пруд в виде своего вензеля: «Т» и «Я».

Пруд копали священники за вину.

По берегам обложили его разноцветными камнями и обсадили цветами.

Был спрошен отец Палладий об успехах добрынинских в партесе. Ответ был, что ученик понимает ноту хорошо. На это последовало приказание шить дишканту шинель зеленого тонкого сукна, не в пример прочим.

Шинели этой певчие все завидовали и даже прозвали Гавриила секретарем.

Не оставлял Добрынин старой своей мечты быть при пере. Вследствие сего преосвященный приказал ему из певческой перейти жить к казначею для помощи казначейскому приказному, и поручено было Добрынину прописание поповских и дьяконовских печатных грамот.

В этих грамотах вписывалось на порожних местах, оставленных между печатными строками, имя новопоставленного попа или дьякона, а также куда, и в какую церковь, и когда посвящен, а внизу подписывался сам архиерей по форме.

Эти прописания доставляли Добрынину дохода около шестидесяти рублей в год, без лишения его и певческих прибылей.

Посему здоровье Гавриила было цветуще. Никакими дальновидностями или предвидениями, часто пустыми, он не беспокоился.

Читал Лесажа, читал господина Сумарокова и тихо цвел, как цветок в прикрытии.

О новом лице примечательном – Кирилле Флиоринском, епископе в буклях

В начале 1768 года тишайший Тихон Якубовский был переведен на покой в воронежскую епархию, а на место его произведен в епископы севские Кирилл Флиоринский.

Сей, приехав, сразу произвел Добрынина в стихарь, и получил таким образом Гавриил как бы форму и участие в богослужении более официальное.

Теперь должен был он держать перед епископом во время священнодействия книгу, постилать под ноги его преосвященства круглый коврик, называемый орлецом, а также подавать ему пастырский жезл.

Стихари были разных материй, и это Гавриила весьма радовало.

Кирилл Флоринский, Флиоринский, так называл он себя по причудливости, был сыном казака Переяславского уезда. Учился в Киевской духовной академии, затем был взят в певчие ко двору императрицы. Но здесь удержался недолго.

Между тем место певчего придворного при Елизавете было весьма полезно для выдвижения. Но Кирилл, несмотря на немалый свой рост и украинское происхождение, которое в то время во дворе было модно, выдвижения не получил.

Огорченный Кирилл начал посещать лекции физики в Академии наук.

Затем в 1756 году был пострижен в монахи и отправлен сперва учителем Новгородской семинарии, а затем четыре года служил в посольской церкви в Париже, где изучил французский язык в совершенстве, а также перенял моды и расстроил свое душевное состояние.

В 1764 году из-за ссоры вернулся Кирилл в Москву.

Здесь понравился он императрице Екатерине по причине крупного своего сложения, но только как проповедник, и получил сан епископа Севского и Брянского.

Сей архипастырь, как видевший большой парижский свет, приказал, чтобы все окружающие его в его священнодействии молодые люди были причесаны с буклями, то есть локонами под пудрой.

Трудно было приучать ему к этому закоснелую монастырщину.

Гавриил же Добрынин, благодаря чтению романов переводных, склонен был к опрятности до щегольства и всегда веселил архипастыря ческой своих волос.

Флиоринский был характера пылкого, высокомерного, горячего, духа твердого и острого разума.