Джузеппе Томази ди Лампедуза - Гепард Страница 3

Тут можно читать бесплатно Джузеппе Томази ди Лампедуза - Гепард. Жанр: Проза / Историческая проза, год -. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте Knigogid (Книгогид) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.

Джузеппе Томази ди Лампедуза - Гепард читать онлайн бесплатно

Джузеппе Томази ди Лампедуза - Гепард - читать книгу онлайн бесплатно, автор Джузеппе Томази ди Лампедуза

Рваная композиция романа позволяет автору уделять то большее, то меньшее внимание персонажам вторго и даже третьего плана, время от времени оживляя повествование введением новых действующих лиц. Пониманию отдельных сюжетных линий, оценке характера и поступков того или иного из героев романа помогает подчас намек на событие, не имеющее прямого отношения к основному действию, или мимолетное упоминание о ком-то далеком или даже ушедшем давно из жизни (к примеру, образ Анджелики значительно проиграл бы без истории ее покойного деда Пеппе Дерьма). Одно из главных свойств искусства Лампедузы — поэтическое видение. Ночной Палермо, сады, архитектурные формы и улицы Доннафугаты, монастыри, путевые картины, ожидание благодатного дождя, встречи дона Фабрицио со звездами и встреча со смертью в образе прекрасной дамы описаны с подлинно поэтической выразительностью. Сочность языка обеспечивают роману любовь автора к метафоре и порой избыточное пристрастие к многослойным сравнениям, что сообщает стилю «Гепарда» подчеркнутую тяжеловесность, пышность, барочность, особенно заметную в описаниях интерьеров. Внимание к детали в убранстве виллы Салина под Палермо и дворца в Доннафугате выдает ностальгию автора по безвозвратно утраченному теперь уже его собственному прошлому. Чувственное восприятие атмосферы этого прошлого насыщает место действия звуками, красками, запахами. Автор «Гепарда» пишет свой роман для себя, прощаясь с миром, где он — последний князь ди Лампедуза. Но для него важно, чтобы его прощальный роман прочли другие. В предисловии к последним изданиям «Гепарда» Джоаккино Ланца Томази цитирует завещание своего приемного отца: «Я хочу, чтобы сделано было все возможное для публикации «Гепарда» (надлежащая рукопись содержится в единой тетради большого формата); разумеется это не означает, что книга должна быть издана за счет моих наследников, — я считал бы это большим унижением».

Сицилия обогатила итальянскую и мировую культуру известными произведениями литературы, музыки, живописи. Здесь родилась поэзия на итальянском языке (знаменитая сицилийская школа, сложившаяся при дворе Фридриха II, с 1197 года короля Сицилии); отсюда родом два нобелевских лауреата — Луиджи Пиранделло и Сальваторе Квазимодо; книги Джузеппе Верги и Леонардо Шаши переведены на все главные языки; «Норму» и «Сомнамбулу» Беллини ставят в лучших оперных театрах мира; известные европейские и американские музеи имеют в своих экспозициях картины Ренато Гуттузо. Пример этих сицилийцев выбивает почву из-под ног у тех, кому Сицилия представляется исключительно инкубатором мафии. Таким примером по праву можно считать и автора «Гепарда».

Е. Солонович

Часть первая

Май 1860

Nunc et in hora mortis nostrae. Amen[2]. Ежевечернее чтение Розария завершилось. В течение получаса ровный голос князя напоминал Скорбные Тайны, и в течение получаса ему приглушенно вторил хор других голосов, сплетаясь в волнистую ткань, на которой золотыми цветами выделялись особенные слова — любовь, непорочность, смерть. На то время, пока звучал этот нестройный хор, зал в стиле рококо, казалось, преобразился: даже попугаи, распустившие свои радужные крылья на обитых шелком стенах, выглядели притихшими, а Мария Магдалина в простенке между окнами из светловолосой, погруженной в смутные мечтания красавицы, какой она была всегда, превратилась в кающуюся грешницу.

Окончание молитвы означало возвращение к обычному порядку, или, вернее, беспорядку. В дверь, через которую вышли слуги, вбежал, виляя хвостом, дог Бендико, обиженный недавним изгнанием. Со своих мест неспешно поднимались женщины, и их скользящие по полу юбки открывали мало-помалу наготу античных фигур на молочно-белых мраморных плитах. Дольше всех оставалась закрытой Андромеда: сутана падре Пирроне, продолжавшего молиться уже в одиночестве, не позволяла ей увидеть серебряного Персея, который, перелетая через волны, спешил освободить ее и прижаться устами к ее устам.

На потолочных фресках проснулись божества. Из морей и с горных вершин сквозь малиновые и пурпурные облака к живописной Конке-д'Оро[3] устремились многочисленные тритоны и дриады, торопясь вознести хвалу дому Салина и нарушая в своем неуемном ликовании элементарные законы перспективы. Старшие боги, боги из богов — молниеносный Юпитер, мрачный Марс и томная Венера, окруженные тесной толпой меньших собратьев, с явным удовольствием поддерживали герб — танцующего на голубом поле гепарда. Они знали, что на двадцать три с половиной часа вилла опять переходит в их безраздельное владение. Обезьянки на стенах взялись за старое и уже снова строили рожи какаду.

Вслед за обитателями палермского Олимпа и смертные дома Салина спешили вернуться из заоблачных сфер. Голубоглазые девушки обменивались взглядами и школьными словечками, расправляли замявшиеся платья. Прошло больше месяца после «беспорядков» четвертого апреля 1860 года[4], когда их, воспитанниц монастыря Спасителя, предосторожности ради забрали домой, и они скучали по дортуарам с балдахинами, где поверяли друг другу перед сном свои тайны. Младшие мальчики уже успели сцепиться, не поделив образок святого Франциска. Паоло, герцогу Кверчетскому, первенцу и наследнику, хотелось курить, но курить в присутствии родителей он стеснялся и только сжимал в кармане портсигар из плетеной соломки; лицо его выражало страдание и безысходную тоску, у него были все основания считать этот день неудачным: во-первых, ему показалось, что начал сдавать Гвискардо, ирландский гнедой жеребец, а во-вторых, от Фанни не было очередной записочки на фиолетовой бумаге (не смогла передать или не захотела?). Ради чего в таком случае было воскресать Христу? Княгиня резким нетерпеливым движением бросила четки в расшитый черным бисером ридикюль и взглянула своими красивыми, фанатично горящими глазами сначала на детей-рабов, потом на тирана-мужа, любовного подчинения которому безнадежно желало ее слабое тело.

Сам князь, простоявший всю молитву на коленях, в эту минуту поднимался на ноги. Пол дрогнул под тяжестью крупного тела, и в светлых глазах князя промелькнуло самодовольство от этого весьма сомнительного подтверждения его безграничной власти не только над людьми, но и над миром вещей. Он положил огромный красный служебник на стоявший перед ним стул и убрал платок, который подстилал под колени; взгляд его слегка омрачился, упав на маленькое кофейное пятнышко, посмевшее еще утром осквернить безукоризненную белизну жилета.

Массивный, но не грузный, князь отличался огромным ростом и недюжинной силой: в домах, рассчитанных на простых смертных, он задевал головой нижние розетки люстр; его пальцы сминали дукаты, точно веленевую бумагу, а в ювелирную мастерскую с виллы Салина то и дело носили чинить ложки и вилки, которые он, сдерживая за столом приступы гнева, сгибал дугой. Но те же пальцы были способны и к нежной ласке, о чем, на свою беду, не забывала его жена Мария-Стелла, и к самой тонкой работе: блестящие рычажки, колесики и кнопочки «искателей комет» — телескопов и подзорных труб, заполнявших личную обсерваторию князя под крышей виллы, знали деликатную легкость их прикосновений. Лучи закатного майского солнца добавили румянца розоватой коже и золотистого блеска светлым волосам, выдававшим немецкое происхождение дона Фабрицио по линии матери, княгини Каролины, чья надменность тридцать лет назад приводила в оцепенение развращенный двор короля Обеих Сицилий[5]. И хотя светлая кожа и светлые волосы, выделяя князя среди смуглолицых брюнетов и брюнеток, придавали ему особую привлекательность, от бродившей в нем, сицилийском аристократе, закваски немецких предков было больше вреда, чем пользы: крутой характер, непоколебимость моральных устоев, склонность к философствованию трансформировались в гнилой среде палермского общества в самодурство, постоянные угрызения совести и презрение к родственникам и друзьям, которые, по убеждению князя, даже не пытались выбраться из застойного болота сицилийского прагматизма.

Первый (и последний) в роду тех, кто за века так и не научился сложению своих доходов и вычитанию расходов, князь обладал незаурядными способностями к математике. Найдя им приложение в астрономии, он добился общественного признания, не говоря уже о том, что эти занятия доставляли ему огромное наслаждение. Он так гордился своим аналитическим даром, что начал верить, будто звезды подчиняются в своем движении его расчетам (а может, так оно и было?), и две открытые и названные им Салина и Резвый (одна в честь родовых владений, другая в память о любимой гончей) крошечные планеты прославляют на безжизненных пространствах от Марса до Юпитера его дом, а значит, старинные фрески на вилле не столько апофеоз, сколько пророчество.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.