А. Сахаров (редактор) - Екатерина Великая (Том 1) Страница 3

Екатерина состарилась, прежней отважности и энергии почти не было и следа – и вот, при таких обстоятельствах, в 1790 г. является книга Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» с проектом освобождения крестьян, как бы выписанным из выпущенных статей её Наказа. Несчастный Радищев был наказан ссылкой в Сибирь. Может быть, эта жестокость была результатом опасения, что исключение из Наказа статей об освобождении крестьян сочтут за лицемерие со стороны Екатерины. В 1792 г. посажен в Шлиссельбург Новиков, столь много послуживший русскому просвещению. Тайным мотивом этой меры были сношения Новикова с Павлом Петровичем. В 1793 г. жестоко потерпел Княжнин за свою трагедию «Вадим». В 1795 г. даже Державин подвергся подозрению в революционном направлении за переложение восьмидесяти одного псалма, озаглавленное «Властителям и Судьям». Так кончилось поднявшее национальный дух просветительное царствование Екатерины Второй, этого великого мужа. Несмотря на реакцию последних лет, название просветительного останется за ним в истории. С этого царствования в России начали сознавать значение гуманных идей, начали говорить о праве человека мыслить на благо себе подобных.[2]

Литература. Труды Колотова, Сумарокова, Лефорта – панегирики. Из новых более удовлетворительно сочинение Брикнера. Очень важный труд Бильбасова не окончен; по-русски вышел всего один том, по-немецки два. С. М. Соловьёв в XXIXтоме своей «Истории России» остановился на мире в Кучук-Кайнарджи. Иностранные сочинения Рюльера и Кастера не могут быть обойдены только по незаслуженному к ним вниманию. Из бесчисленных мемуаров особенно важны мемуары Храповицкого (лучшее издание – Н. П. Барсукова). См. новейшее сочинение Waliszewski: «Le Roman d'une imperatrice». Чрезвычайно важны издания Императорского Исторического общества.

Вс. Н. Иванов

ИМПЕРАТРИЦА ФИКЕ

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

…Пруссия – государство, являющееся с давних времён носителем милитаризма в Германии, – фактически перестала существовать.

Глава первая

ФЛЕЙТА КОРОЛЯ

На лужайки парка Сан-Суси[3] падал крупный снег, покрывал перспективные, на версальский манер, дорожки, деревья, стриженные, как шары, кубы и пирамиды, боскеты, гроты Нептуна и Дружбы, фонтаны, руины на холме, китайский дом, римские бани. Шапками снег лежал на каменных столбах, между ними – чугунные узоры решёток. Снегом были покрыты и крыши Нового замка, завитки стиля рококо над полуциркулями окон. Снег висел ровной сеткой, сквозь него чернели большие липы, на них сидели вороны. Замок был отстроен в два этажа, широкий, с просторными залами, с круглыми ротондами, с наборными полами, в которых отражалась фигурная мебель под обивкой цветного штофа, с библиотекой, с картинной галереей.

К этому времени немцы давно перестали строить старые немецкие замки, рыцарские гнёзда – с толстыми башнями и стенами. С подъёмными мостами через глубокие рвы. С огромными закопчёнными залами, где в каминах горели когда-то целиком деревья, где можно было жарить баранов, даже быков… Ещё стояли такие замки в древних славянских местах[4] – Колобреге, в Штеттине, в Старграде, их строили рыцари Тевтонского ордена, рыцари-крестоносцы, когда они, разбитые арабами в Палестине, кинулись сюда, на Восток, в мирные богатые славянские земли, неся с собой насилие, пожары, кровь, слёзы и христианство. В этих замках жили белокурые голубоглазые разбойники, пировали тут, выезжали отсюда на охоту, железной рукой правили отсюда рабами-крестьянами. Их потомки строились и жили совсем по-другому – на французский манер.

В угловой круглой комнате на высоком пюпитре и на белом клавесине горели свечи у нот, флейта короля Фридриха[5] переливно высвистывала мелодии Генделя. От свеч разноцветно мерцал хрусталь в подвесках на жирандолях, на столах, в бра на стенах, у люстры на потолке, и алели две розы в пудреной причёске баронессы фон Вальгоф: она аккомпанировала королю.

Ястребиный нос короля свис над оголовьем флейты из белой кости, рот растянулся над амбушюром,[6] стал ещё язвительнее, четырёхугольный носок правого ботфорта крепко отбивал такт, а серые глаза смотрели в окно на падающий снег.

И тогда, четырнадцать лет тому назад, вот так же шёл такой же крупный снег, крыл экзерцир плац перед старым Потсдамским замком, пухло ложился на треугольные шляпы, на голубые мундиры огромных померанских гренадер, что, циркулем расставив ноги, стыли во фрунте.

В зале замка, перед невысоким окном, тоже широко расставив ноги, стоял его отец, король Фридрих Вильгельм[7] – большой, сутулый, широкоплечий, с двойным пивным затылком, в голубом мундире. Справа и слева молчала свита – синие, зелёные, малиновые, голубые кафтаны, а дамы в широких робронах[8] испуганно жались друг к другу.

Он сам, наследный тогда принц Фридрих, стоял за отцом чуть слева, слышал, как от отца пахнет пивом, табаком, суконной пылью. В окне чернел эшафот, на нём плаха, и мейстер Тимм, палач из Нюрнберга, пальцем у уха пробовал звон стального топора.

Дамские платья зашелестели в движении:

– Ведут!

Бурей грохотали барабаны. По фрунту гренадер, между трёх рослых великанов солдат, субтильный, маленький, прошёл лейтенант Катте, твёрдо взошёл на эшафот. Господин тайный советник Шурц, худой и высокий, снял с головы чёрную шляпу, поднял правую руку в кружевной манжете. Барабаны смолкли, сквозь стёкла донёсся гнусаво голос советника:

«…сей Катте… смуту в королевстве… Измена. Подбивал к побегу из родительского дома его высочество наследного принца Фридриха… Соблазн юной души…»

Принц за отцом стоял вытянувшись, как и отец, хотя и был лишён права носить военную форму. От чёрного бархата кафтана молодое его лицо было бледно, от переживаний ястребиный нос ещё больше заострился, серые глаза округлились. Не лейтенанта Катте казнили! – это казнили его самого, наследного принца Фридриха, – вот так, как в детстве за его, принцевы, шалости секли его сверстников – детей.

Палач портновскими ножницами срезал ворот у кафтана лейтенанта, пудреный тупей[9] над тонкой шеей, нагнул лейтенанта сильной рукой своей на плаху. Принц Фридрих не выдержал. Он бросился к окну, мимо отца-короля, стуча в стёкла обеими руками, кричал:

– Прости! Прости!

Катте выпрямился и преданно взглянул в окно.

– Вы не виноваты! – слабо донеслось оттуда.

– Принц, назад! – загремел бас короля. – На ваше место. Драхенфельс, возьмите его!

Шатаясь, Фридрих отошёл назад. Катте снова нагнулся, жалостно взглядывая в последний раз на окна, мейстер Тимм взмахнул топором. Голова отскочила, белый снег задымился кровью. Принц мягким мешком упал в обморок на руки синего кафтана.

Очнулся он оттого, что к его носу поднесли нюхательную соль. Над ним стоял грузный Фридрих Вильгельм.

Король и отец!

– Принц! – говорил он гулким басом, оловянными глазами упёршись в лицо сына. – Принц! Вот пример для вас! Так король и закон карают изменника, которому вы попустительствовали. Несчастный молодой человек – вы своенравная дурная голова! Вы не любите ничего, что делаю я, ваш отец! В вас нет ничего человеческого… Вы стыдитесь ездить верхом! Стрелять! Я прямо говорю – мне не надобно такого бабня! Вы не умеете разговаривать с людьми. Вы не популярны… И я предупреждаю вас: если вы не оставите ваших вредных мыслей – вы будете лишены права наследования! Вас постигнет такая же участь…

Круглые глаза принца неожиданно твёрдо посмотрели в глаза короля.

– Принц, вы немедленно отправитесь в распоряжение нашего советника Тугендюнга. Под его руководством извольте изучать сельское хозяйство и военное дело…

«А мальчишка неплохо держится!» – отметил король про себя и закончил:

– Мой сын! Всё дальнейшее зависит только от вас, от вашего поведения, от вашего благоразумия! Требую успехов!

…Иволгой свистела флейта, квадратный носок ботфорта рубил такт.

– Его величество и Генделя играет так, словно командует разводом! – шепнул первый министр граф Подевильс, высокий, длинный, наклоняясь к соседу в синем с серебром кафтане. – Фриц сегодня не в духе…

– О месье, – задрал тот вверх досиня выбритый подбородок. – Сегодня – его день траура! В этот день его величество излечился от увлечения Францией… Как раз сегодня Катте отрубили голову. Остались, правда, разве ещё французские философы, но это уже не опасно… Хе-хе!

Флейта оборвалась, король язвительно смотрел круглыми глазами на белый парик баронессы, на его розаны, та прекратила музыку на полутакте.