Приключения девчонки из приюта - Полина Груздева Страница 3

— Здравствуй, Катя! — поздоровался с женой Николай. — Ты чего телеграмму не дала? Я бы встретил.

— А может, я напрасно сюда прилетела? — криво усмехнулась та.

— Ну что ты такое говоришь? — Николай пристально взглянул жене в глаза.

— А что мне говорить? Наслышалась о твоих похождениях. Полюбовницу твою видела. Променял, значит, меня на эту, подсобницу с кухни.

— Отговариваться не буду, что было, то было, — на секунду отвел взгляд в сторону Николай. — Прямо тебе скажу: нам, мужикам, без бабы туго. А тут, в пустыне, тем более. Какие тут развлечения? Стакан водки да баба свободная. И то, и другое кружит голову, да еще как.

— Важная причина для измены, — протянула Екатерина. — Как же теперь быть?

— Тебя и детей менять ни на кого не собирался и не собираюсь. Так и знай! А ты решай за себя сама. Твое право.

— А разве я что-то могу? Куда я с четырьмя?

— Прости, Катя! Ты приехала. Все будет нормально, обещаю тебе, — просительно взглянув на жену, убежденно сказал Николай.

— А как же Верка?

— Попрошу перевести ее на другую буровую или сами переедем.

Екатерина вздохнула. Она ужасно соскучилась по мужу: по его напористому голосу, мускулистым рукам, по его крепким губам, и уже давно простила его. Она ведь тоже не без греха. Только он об этом не знает.

— А дети где? — спросил Николай.

— Людка со мной, а меньших оставила в Кунграде, у одной женщины.

— Сделаем вот что: сейчас пообедаем, потом я отпрошусь у мастера с работы, и полетим в Кунград. Начальству надо доложить о вашем приезде да решить, как и где устроиться. Пошли!

В дверях столовой показалась Людка.

— Папка! — радостно вскрикнула она и повисла на шее отца.

— Дочка! Как ты выросла! — обрадовался Николай. — Мать скоро догонишь. Ну, как долетела?

— Боялась, что вертолет упадет.

— Эх ты, трусиха! — погладил дочь по спине отец. — Есть хочешь?

— Я ела. А мама нет.

— Тогда ты здесь погуляй, а я мать накормлю. Скоро вертолет обратно полетит. Мы на нем отправимся в Кунград.

Екатерине ужасно не хотелось снова увидеть Верку. Но решила все-таки войти в столовую, чтобы показать разлучнице и другим жителям поселка, что она была и остается законной женой Николая и по-другому быть не может.

Отец с матерью исчезли в дверях пищеблока, а Людка пошла по улице. Она рассматривала землянки, и они ей казались невиданными чудовищами. По какой-то случайности эти звери пустыни выползли рядком из земли до половины туловища, да так и остались лежать под открытым небом, щетинясь тростниковыми чубами. Иногда они разевали рты-двери, чтобы впустить или выпустить людей из своей хищной утробы, а затем снова надолго замирали без каких-либо признаков жизни.

Сколько дочь Никитиных ни вертела головой, ни одного дерева, ни одного животного не увидела. Без воды невозможно, да и незачем здесь врастать корнями в землю сильным растениям и разводиться домашней живности: кто знает, надолго ли обосновались люди.

Горячий ветер так сушил кожу, что девочке вдруг захотелось окунуть руки в воду, плеснуть прохладной влагой себе в лицо.

«Вот бы перенести сюда тот арык, что протекал возле нашего дома в Риштане! — мечтательно подумала Людка. — Какая там вода! Холодная и чистая, все камушки на дне арыка видны. Она даже целебная!»

И тут Людка вспомнила, как однажды летом в Риштане мать отправила ее за готовой едой в столовую. Взяв бидончик, девчонка поспешила выполнить поручение. Идти было весело. Помахивая посудиной, она глазела по сторонам, тихонько мурлыкала песню. И вдруг бидон вылетел из рук и упал ей прямо на ноготь большого пальца правой ноги. И все бы ничего, только ночью Людка проснулась от нестерпимой боли: невыносимо болел ушибленный палец.

Родители, сестры и брат спали крепким сном. Людка не стала никого будить. Она тихонько выскользнула из дома. Ночь встретила ее прохладой и ярким светом сверкающих звезд.

По знакомой дорожке девочка дошла до арыка — он призывно журчал в темноте, — села на краю водоема и опустила больную ногу в бегущую по узкому руслу воду. Та оказалась холодной и мгновенно притупила боль. Вытащила ногу из водяного плена — боль вернулась, опустила ногу в ручей — стало легче. Так и сидела некоторое время в сонной ночи, то опуская ногу в приятную водную глубь, то поднимая ее на воздух; затем вернулась в дом, легла на кровать и уснула: палец больше не беспокоил. Никто о том, как арык вылечил Людкин палец, не узнал.

Но в безводной земле Устюрта не было никакого намека на водоем. Твердая голая земля, над ней ослепительно горящее солнце на пустом выгоревшем небе — вот и вся радость.

Рассматривать больше было нечего, и Людка повернула обратно. Изменился и ход ее мыслей.

«Неужели папа с мамой разойдутся? Как же мы будем жить? — тревожно думала она. — Мы уже целый год жили без папы. Ничего хорошего». Несмотря на жару, девочка почувствовала холод и одиночество.

Из столовой, громко переговариваясь между собой, стали выходить люди. Показались и отец с матерью.

— Ну что, дочь, нагулялась? Нравится тебе здесь? — поинтересовался отец, подходя к Людке.

— Нет, не нравится, — грустно призналась та.

— Ничего, привыкнешь! — убежденно произнес Николай. — Пойдемте, я вам наше общежитие покажу.

— А дети в этом поселке есть? — спросила девочка.

— А как же, есть! Даже младенцы. Так что не переживай. Будет с кем играть, пока в школу не пойдете.

Внутри землянки пахло сыростью. Обыкновенные железные кровати, покрытые байковыми одеялами, сбитый из строганных досок стол, кое-какая посуда на нем — вот и все убранство рабочего общежития. В помещении никого не было. Николай объяснил, что все жильцы на смене, предложил членам семьи отдохнуть и пошел отпрашиваться с работы у начальства. Людка посидела несколько минут молча, не решаясь заговорить о том, что ее беспокоило, но не выдержала и спросила:

— Мама, а папа от нас уйдет?

— С чего ты взяла? — вопросительно взглянула мать на дочь.

— А как же та женщина?

— Была женщина и сплыла, — вздохнула Екатерина. — Будем жить, как и раньше, все вместе: папа, я и вы. Сейчас полетим в Кунград, заберем малышей и назад. А осенью поедете с Валькой в интернат, там будете жить и учиться.

— А вы?

— А мы здесь будем жить или на другой буровой.

— Ой, как хорошо! — счастливо зажмурила глаза