Григор Тер-Ованисян - Геворг Марзпетуни Страница 30

— Ни одна конница, о государь, не сражается на горных склонах и в ущельях, — ответил предводитель егеров, желая защитить честь своих товарищей.

Царь не ответил ему и, обращаясь к князю Марзпетуни и к сепуху Ваграму, сказал:

— Пойдите и соберите сейчас же ванандских и тайских всадников. Скажите им, что их поведет сам царь и что через несколько минут мы должны начать наступление.

Князь и сепух вышли.

Царь несколько минут молча прохаживался по шатру, а затем, обращаясь к князю, предводителю егеров, сказал:

— Император Константин, прощаясь со мной, сказал, что дает мне в союзники лучших и храбрейших из егерских князей вместе с самыми бесстрашными полками. Я не требую, чтоб вы мне помогли в эту трудную минуту. Жизнь — ценный дар, нельзя ее понапрасну подвергать опасности… Но я требую, чтобы, вернувшись в свою страну, вы сказали своему славному императору, что его князья не решились воевать с армянскими мятежниками… Пусть император Константин определит сам степень храбрости своих князей.

Сказав это, царь вышел из шатра. На егерских князей его слова произвели тяжелое впечатление. Они молча и растерянно смотрели друг на друга.

— И мы должны снести это оскорбление? — спросил наконец своего начальника один из молодых князей.

— Тот, кто оскорблен, должен взять свой отряд и следовать за армянским царем, — медленно произнес начальник.

Никто не ответил ему, никому не хотелось участвовать в осуществлении дерзкого плана, задуманного царем.

Между тем царь Ашот, выйдя из шатра, нашел уже готовыми ванандских и тайских молодцов с князем Марзпетуни и сепухом Ваграмом во главе.

Пришпорив своего коня и проехав вперед, он громко крикнул:

— Храбрецы! Кто из вас хочет сражаться и умереть вместе с вашим государем?

— Мы все! — в один голос ответили армянские воины, и эхо загремело в далеких горах.

— Так вперед! — крикнул царь и, обнажив меч, поскакал к ущелью.

Конница последовала за ним.

Отряд мятежников продвигался вверх по ущелью, наблюдая за движением царских войск. Увидев мчавшуюся конницу, мятежники стали отступать. Царь ураганом ринулся на них и столкнулся с противником в глубине ущелья. Он хотел неожиданным натиском обратить в бегство передовой отряд и рассеять вражеские полки, закрывающие выход на равнину.

Ванандцы и тайцы яростно сражались. Они топтали лошадьми, пронзали длинными копьями бессильного противника, который бился только короткими дротиками. Столкновение длилось не более получаса; удар был так силен, что отряд мятежников не мог долго сопротивляться. Оставив несколько десятков жертв, противник бежал. Царская конница преследовала его.

Казалось, судьба улыбается царю. Беглецы рассыпались по склонам гор. Конница напала на новые встречные отряды, пришедшие в смятение от криков отступавших, и начала громить их. Наконец и эти отряды вынуждены были бежать, расчистив дорогу перед царской конницей, как вдруг на конях появились Цлик-Амрам и гардманский князь Давид. Один из них был окружен свирепыми севордцами, другой грозными гардманцами. Картина боя мигом изменилась. Сепух Амрам, ободряя криками своих бойцов, с обнаженным мечом стремительно врезался в царское войско. Его голос гремел в ущелье, как шум весеннего ливня. К нему присоединились крики многочисленного войска. Последовав примеру противника, также стали ободрять свои отряды царь и князь Марзпетуни.

Воины обеих сторон проявляли чудеса храбрости. Ни один из полков не уступал другому. Царское войско пыталось вытеснить противника из ущелья, а тот стремился отбросить его назад. Так, в непрерывных стычках, войска Амрама постепенно закрывали дорогу из ущелья. Положение царского войска делалось все более тяжелым. Воины не имели возможности нападать, а для боя со снующей вокруг пехотой врага им пришлось, бросив длинные копья, биться мечами. Но и в этом положении царские отряды продолжали упорствовать и не отступали. Несмотря на то что число воинов противника постепенно росло, а ряды царских сторонников, наоборот, редели, царская конница непоколебимо стояла перед этим грозным потоком и билась с отчаянной храбростью.

Но вдруг со склона правой горы на них посыпался град стрел. Это было делом рук абхазцев. Князь Бер, видя упорное сопротивление царских воинов и резню, которую они устроили среди копьеносцев, поднял своих лучников на склон горы и оттуда стал поражать противника стрелами. Царские воины не имели возможности защищаться щитами, ибо они держали их в левой руке, а стрелы сыпались справа. Они оказались между двух огней. Царь, видя отчаянное положение своих верных воинов, взвесил неравные силы и, считая бесполезным дальнейшее сопротивление, подозвал князя Марзпетуни и приказал трубить сигнал к отступлению.

Этот приказ поразил храброго князя как удар грома. Он, всегдашний противник братоубийственных войн, сейчас и слышать не хотел об отступлении. Кровавый угар боя опьянил и его. В эту минуту он не думал уже о том, что воюет против своих братьев. Он наказывал мятежников, врагов престола и родины. Он защищал своего государя, великого наследника армянского престола; этой мысли было достаточно, чтобы в нем проснулся лев. Но когда царь приказал отступать, по его телу прошла дрожь, могучая рука его дрогнула, и окровавленный меч бессильно повис. Он тяжело вздохнул; этот вздох больше походил на глухое рычание. Проехав в тыл конницы, князь приказал трубить сигнал к отступлению.

Царские воины стали отходить шаг за шагом, не поворачивая спины. Углубившись в ущелье, они заметили егеров, спускающихся из крепости к ним на помощь. Союзные князья, видя успех царской конницы, решили выступить. Но, увидев затем отступающие отряды, остановились на склоне.

Мятежники, испугавшись нападения егеров, оставили поле боя. Поредевшие царские отряды беспрепятственно вернулись в лагерь.

— Мы идем к вам на помощь, великий государь, — сказал начальник егеров, когда царь достиг склона горы.

— Напрасно беспокоились, князь: ведь егерские храбрецы не привыкли сражаться в ущелье, — горько заметил царь.

— Но мы должны были исполнить свой долг. Мы запоздали, так как приводили в порядок наши отряды.

— И сделали полезное дело. Вы спасли честь своего войска, избавив его от участия в нашем позорном поражении.

Сказав это, царь, насмешливо улыбаясь, отъехал от князя.

Начальник егеров проводил его злобным взглядом и, возмущенный, вернулся в свой шатер.

Дух раздора, который следует за всякой неудачей, расторг союз между царем и егерами.

Егерские князья охотно повиновались приказу императора Константина и пошли на помощь царю Ашоту в надежде на победу и богатую добычу. Сейчас, разочарованные, они уныло собрались в шатре своего начальника, думая уже о расторжении союза или бегстве. О чем же еще могли думать эти чужеземцы, которых привлекло сюда не желание защищать нерушимость армянского престола, а жажда наживы? Теперь же вместо этого им угрожала неминуемая гибель или голодная смерть. Кроме того, стало роптать егерское войско. У них был недельный запас продовольствия, но им не хватало воды. Жажда мучила и людей и лошадей. И вот отряд за отрядом направлялся к шатрам князей, требуя либо воды, либо разрешения разоружиться и покинуть лагерь. После долгого совещания старший егерский князь решил обратиться к царю и просить у него указаний.

Он вместе со своими князьями вошел в царский шатер в то время, когда царь совещался с Геворгом Марзпетуни и сепухом Ваграмом.

— В войсках, великий царь, начался ропот, который все растет и принимает угрожающие размеры. Как прикажете действовать? — спросил он царя.

— Я понимаю. Ропщут воины-егеры? — спросил царь.

— Да, великий царь.

— Какие же у них требования?

— Требование самое простое и естественное.

— А именно?

— Они просят воды, государь, воды или…

— Или?

— Или приказа сдать оружие противнику и выйти из этой ловушки.

Царь после минутного молчания проговорил:

— Это требование неосуществимо и несправедливо.

— Как? Великий царь, неужели люди не имеют права на глоток воды, если они испытывают жажду? — удивленно и насмешливо спросил князь.

— Нет, — ответил царь сурово. — Вас, вероятно, удивляет мой ответ, — продолжал он, — но я не сказал ничего удивительного. Тот, кто в безводном месте требует воды, предъявляет неосуществимое требование. Тот, кто ценой сдачи оружия ищет свободы, совершает низкий поступок.

— Что же нам делать? Погибнуть? Лучше унижение, чем смерть!

— Нет! Лучше умереть, чем унизиться, — ответил медленно царь.

В шатре на минуту воцарилось молчание. Ответ царя смутил начальника, он осекся. Но из группы князей выступил вперед юноша: