Еремей Парнов - Собрание сочинений: В 10 т. Т. 4: Под ливнем багряным Страница 30

В какой-то момент, не слишком того желая, оба лагеря как бы поменялись местами. Оттягав у соперников переменчивое сердце толпы, вожди продовольственной монополии незаметно утратили влияние в городском совете. Суконщики же хотя и потеряли поддержку черни, зато пролезли в верхи. Не вмешайся Гонт, они бы дорвались до полной власти в городе. Только не таков был Ланкастер, чтобы подложить все яйца под одну курицу. Осторожно поддержав гильдию рыбников и в первую очередь мэра, он одним махом обрел новых союзников, не потеряв прежних, которым уже некуда было деться.

Гонт, кроме всего, рвался заполучить кастильскую корону, а экспортеры шерсти, представлявшие теперь продовольственную монополию, противились планам испанского похода. Их куда больше устраивало новое вторжение во Францию со стороны Фландрии, поскольку только таким путем можно держать в руках нидерландские склады. Не зная всех нюансов этой хитрой механики, легко было угодить впросак. Нажмешь в одном месте, а отзовется совсем в другом, причем самым неожиданным образом и очень болезненно.

Джон Хорн на своей шкуре изведал, чем может обернуться излишняя скрупулезность по части хлебных, рыбных и прочих ассизов. Если уж действовать, то только наверняка. Поэтому к Олдгейту, где торговали мясом и домашней птицей, он даже не завернул. Разумную осторожность проявил он и в отношении противного стана, обойдя стороной портовые склады, где в поте лица трудился Джеффри Чосер, клиент Джона Гонта. Сам всемогущий герцог не внушал особых опасений. От дворца Савой до скромного советника было куда как далеко. Зато напрямую столкнуться с мэром Уолуорсом никак не улыбалось. К этому мерзкому выскочке, невзирая на его принадлежность к верхушке рыбников, Джон Хорн питал особо жгучую ненависть. Не гнушаясь самыми грязными спекуляциями, Уолуорс нажил солидный капитал на лупанариях в Саусуарке. Торговля живым товаром принесла настолько густой навар, что он поспешил открыть заведения по всему Лондону. Сидя с ним за одним столом, Хорн всякий раз ловил себя на соблазне демонстративно зажать нос, что было, конечно, немыслимо. Приходилось крепиться.

С такими примерно мыслями возвращался советник в район моста, где жил в двухэтажном кирпичном доме, построенном, согласно специальной привилегии, на месте одноэтажного деревянного. Здесь его и перехватили Уолтер Сайбил и Уильям Тонг.

— Прибыл гонец с побережья, — оглядевшись по сторонам, прошептал Тонг. — Заварилась хорошая каша.

Хорн приложил палец к губам, сделав знак обождать. Сняв с пояса ключи, он осторожно отомкнул дверь и скрылся во мраке подворотни. Затем вернулся с масляной лампой и поманил друзей за собой.

Совещание состоялось не в доме — там уже спали, а в каморке при лавке, где нашелся всего лишь один табурет. На нем и устроился грузный Сайбил. Тонг, как самый младший, присел на окованный железом сундук, а хозяин остался стоять возле своей конторки, куда и водрузил светильник.

Выслушав пространный рассказ о событиях в Брентвуде, Хорн долго не раскрывал рта и лишь рассеянно следил, как скользят по стенам и потолку густые тени.

— Что ж, когда-то это должно было случиться, — глубокомысленно изрек он, скрестив на груди руки. — Чуть раньше, чуть позже, какая разница?.. Скорее позже, чем раньше.

— Неужели ты не понимаешь, что сейчас самое время? — вспыхнул подвижный, юркий как угорь Тонг. — Армия завязла на континенте, Гонт вместе со всей свитой засел в Ланкастере. Я не вижу силы, способной подавить восстание. Их уже тридцать тысяч, и они разослали своих людей по всему Эссексу.

— Кентцев не забыли оповестить? — Хорн ловко снял нагар с фитиля и приложил пальцы к мочке.

— Думаю, это выйдет само собой. — Сайбил внушительно прочистил голос. — Эссекс есть Эссекс. Недаром говорят, что канат лопается в самом тонком месте.

— Я завтра поговорю со своими, — предложил Тонг. — И к мясникам заверну. У них крепкие связи с Кентом. Особенно в Рочестере.

— A y нас в Кентербери, — подсказал Хорн.

— Послать, конечно, можно, — согласился Сайбил, — хотя я уверен, что все и без нас устроится. Вы же знаете парней с побережья.

— Главное — это дать им понять, что лондонцы, в случае чего, поддержат. — Тонг соскочил с ларя и заметался по комнате. — Раз начали, нужно стоять до конца. Если они хорошенько пугнут дворцовую шайку, всем полегчает. Гонту будет не до Кастилии и Леона.

— Молодцы эти фоббингцы, — Хорн согласно опустил веки. — Но я бы пока не стал вмешиваться, обождал. Поглядим, как будут развиваться события. Если мясники захотят, то пусть их…

— Мудро, — одобрил Сайбил. — И вообще не мешает проверить. Вдруг их не тридцать тысяч, а только десять или же пять? Откуда сразу такая сила взялась?

— Ты сам слышал, что рассказывал человек из Брентвуда?

— Слышать-то я слышал, да не всякому слуху можно доверять. Я и про Джона Правдивого слышал, и про Джека Возчика, и про «Большое общество»… Только где они все, я вас спрашиваю? Не пора ли дать знать о себе?

— Джон Болл, мне точно говорили, в тюрьме, — сообщил Хорн.

— Вот видите! — поежился Сайбил. — Лучше не торопиться. Но к мясникам ты, само собой, загляни, — кивнул он Тонгу.

— А хорошо бы! — мечтательно вздохнул молодой Тонг. — Ведь стоит только начать, а там покатится, как снежный ком. Лондон давно кипит… Нет, нет, братья, мы себя еще покажем!.. У правительства просто не хватит сил. Что там ни говори, а французы крепко пощипали Бекингэма. И шотландцы не дремлют. Думаете, Гонт просто так перебрался поближе к Твиду? Для собственного удовольствия? Как бы не так! Чует вепрь, что пахнет паленым. Договориться спешит.

— Не понимаю, чему ты радуешься? Хочешь, чтобы мы окончательно потеряли Гасконь? И все надежды на Фландрию? — Сайбил негодующе фыркнул. — Сбить спесь с баронской своры очень даже не мешает, но Англия должна оставаться Англией. Нам бы чуточку побольше воли, и мы завалим зерном и шерстью весь мир. Тогда и посмотрим, кто настоящий хозяин. В конечном счете приказывает тот, у кого больше золота в кошельке. Помяните мое слово, скоро нашему королю понадобятся советники поумнее.

— Но надо же что-то делать? — Тонг никак не хотел успокоиться. — Сколько было говорено? И вот теперь, когда это наконец случилось…

— Случилось, и слава богу. Поглядим, во что оно выльется. Да пойми ты, упрямец, что как бы ни обернулось дело, мы внакладе не останемся.

— Верно, — поддержал старейшину Хорн. — Независимости лондонского совета давно завидуют на континенте. Тот же ганзейский Любек или Нюрнберг, к примеру, да и имперские города… Им и не снились наши привилегии. Не канцлер и даже не гильдии, а мы регулируем промыслы и ремесла. Или взять армию. Мы, и только мы, выделяем помещения для зимних квартир. Попробуй кто-нибудь выгнать из города королевскую конницу! А мы это сделали, не убоявшись покойного короля. И суд оправдал нашего шерифа. Так что достопочтенный Уолтер прав, нам действительно есть что терять. Но, с другой стороны, — эффектным ораторским жестом он обратился к Тонгу, — я не могу не согласиться и с твоими доводами, Уильям. На побережье действительно заварилась знатная каша, и будет очень жаль, если эссексцы дадут слабину. Я от всей души желаю им полного успеха.

— Я тоже! — воскликнул Сайбил. — Но если к ним присоединятся и другие общины, чтобы всем вместе заявить о своих правах, Гонту, канцлеру и казначею конец. Страна обретет долгожданную свободу, объединившись вокруг молодого, прекрасного короля.

— Дай-то бог! — Хорн осенил себя крестным знамением. — С ним мы уж как-нибудь договоримся. Разве дело в трех гротах? Мы можем дать и больше. Но, разоряя непосильными налогами страну, наших в конечном итоге покупателей, правительство грабит нас с вами.

— А пока следует выждать, — категорически заявил Сайбил. — Я ничуть не сомневался, достопочтенный Джон, что встречу в твоем лице полное понимание и поддержку. Мне приятно сознавать, что в главном мы, все трое, едины и желаем славным эссексцам полной победы.

— Ce sera admirable,[70] — пробормотал по-французски Джон Хорн, тяготевший в душе к аристократическим выкрутасам.

Глава двенадцатая

«Королевский изменник»

Имел патент он на свои права

И ширилась о нем в судах молва.

Наследство от казны он ограждал,

В руках семьи именье сохранял

Клиенты с «мантией»[71] к нему стекались,

Его богатства быстро умножались,

Не видел свет стяжателя такого,

И все ж о нем не слышали дурного.

Ведь сколько б взяток ни дал виноватый —

Он оправдать умел любую плату

Работник ревностный пред светом целым —

Не столько был им, сколько слыть умел им.

Общий упадок и вырождение, которыми были отмечены последние годы правления покойного короля, самым пагубным образом сказались и на судьбах флота. Нареченный придворными льстецами «властителем моря», Эдуард в кратчайший срок разрушил все то, что создавалось десятилетиями. Слава, добытая кровью английских моряков, почти целиком уничтоживших французскую эскадру в битве при Слюи, а затем крепко потрепавших испанцев, оказалась столь же непрочной, как и обветшалые лавры сухопутных побед. Ни здесь, ни там успех не был закреплен. Зато, наученные горьким уроком, французы не теряли времени даром. Продолжая теснить неприятеля на побережье, они построили новые корабли, оснастили их по последнему слову морской науки и вооружили поворотными пушками. Вскоре английские порты стали настолько уязвимы, что Эдуард ударился в панику. Прослышав, что французы вновь замечены в Ла-Манше, он отдал позорнейший в истории Англии приказ вытащить флот на берег, дабы его не сожгли или тем паче не захватили пираты. Пока суда волокли по скачущим бревнам все дальше от моря, враг безнаказанно разорял портовые города. Набеги следовали с регулярностью сезонных ветров. Страх перед тем, что рано или поздно французы окончательно завоюют остров, обратился чуть ли не в наследственную манию.