Зенобия из рода Клеопатры - Анатолий Гаврилович Ильяхов Страница 30

Для убедительности Аврелиан приводил окончательный довод:

— Пусть люди, привязанные к золоту и серебру, покажут мне, какое можно найти для них полезное и нужное применение, подобно употреблению железа и меди. Никогда земля не вспахивалась золотом, а корабли не строились из серебра. Никогда золотой меч не защитил ничьей жизни, и серебряные стены не служили оплотом для людей ни против непогоды, ни против неприятельских нападений. Наконец золото и серебро никогда не употреблялись для добычи и обработки железа, между тем как сами они ни к чему не годны без помощи железа. Вот почему не вижу я, чтобы золото и серебро получили от природы какое-либо преимущество перед другими металлами!

То же самое Аврелиан заявлял о драгоценных камнях, почитаемых дороже золота и серебра:

— Не одинакового ли они вещества с кремнями и туфами, которые не что иное, как извержения земли? О сих драгоценных камнях можно уже решительно сказать, что они никакой прямой пользы не приносят. Их нельзя употребить ни для фундаментов домов, ни для постройки крепостных стен, ни для покрытия зданий, ни для устройства террас. Они служат единственно для удовлетворения честолюбия женщин и для умножения их гордости, чтобы поражать взоры завистниц. Мы видим разорение знатнейших фамилий от приобретения каких-нибудь ювелирных поделок, украшающих нежную голову и стоящих целые имения, леса и острова. Видим несметные доходы, висящие на ушах честолюбивой красавицы; видим на пальцах стоимость нескольких мешков золота. Можно ли сказать после сего, чтобы честолюбие не торжествовало, когда на женщин тратятся столь неимоверные средства?!

Очередным указом император запретил сенаторам держать в своих домах свободнорожденных наложниц и устанавливал ограничения на число евнухов, которых мог иметь в услужении сенатор. Объяснил это тем, что затраты на наложниц и цена на евнухов дошла до невероятных размеров. В свою очередь, это принуждает сенаторов заниматься спекуляциями и ростовщичеством, что не соответствует их положению.

В то же время простой народ возрадовался, когда по случаю своей инаугурации Аврелиан устроил бесплатную раздачу вина, и сказал: «Так будет повторяться по каждому государственному празднику, только к вину добавить оливковое масло, хлеб и свинину из армейских хранилищ. Глашатаи на городских площадях зачитывали недавний указ Аврелиана:

„…От себя я дарю римскому народу белые льняные туники и платки — для того, чтобы на улицах города народ пользовался ими для выражения своего расположения к императору. А чтобы императорская казна не скудела от бесплатных раздач вина и продовольствия, я решил отдавать римскому народу плодородные и покрытые лесами земли в Этрурии по Аппиевой дороге вплоть до приморских Альп, которые тянутся на огромном пространстве.

Я отдам даром столько необработанной земли, сколько кто захочет, при условии, что поселит там рабов из числа пленных и засадит горы виноградными лозами. А получаемое отсюда вино раздавать так, чтобы императорская казна не получала отсюда никакого дохода, но отдавала все вино в распоряжение римского народа“.

Император распорядился, чтобы впредь из египетской подати добавляли одну унцию к хлебам, выпекавшимся в Риме:

„Чтобы мера стала постоянной, для провоза зерна я разрешаю добавить число кораблей и корабельщиков и для удобства хранения увеличить склады в порту на Тибре. А ещё прикажу поднять берега Тибра, прокопать в воде проход там, где дно поднялось. Нужно всем стараться, чтобы мои распоряжения не оказались тщетными. Ведь ничто не доставляет большей радости, чем сытость римского народа“.

Всему, на что указывал Аврелиан, римлянам предлагалось верить непременно.

***

К назначенному времени сенаторы собрались в Курии Юлия Цезаря. Отсутствовали единицы, кто умер или был при смерти, или находился далеко за пределами Рима. В ожидании императора все вполголоса приветствовали друг друга, обменивались новостями — плохими и хорошими, коих набралось немало. Когда приходилось упоминать императора, с осторожностью оглядывались, но рассказать что-либо новенькое о нём хотелось многим. Например, что за обедом предпочитал жареное мясо и любил крепкое вино, как простолюдин. Когда болел, не звал врачей, лечил себя сам, доверял лечению голодом. Однажды едва не заморил себя до смерти. Ходила молва, что Аврелиан не дарил жене дорогих тканей и украшений, отказывал в покупке шёлковых одежд. Недавно, когда она пожелала купить фиолетовое шелковое платье, не позволил, но сказал:

— Цена соответствует весу платья в золоте, а это не по карману даже властителю Римской империи!

У себя в доме он, оказывается, не пользовался посудой из золота, а серебряные чаши и блюда имели небольшой вес.

***

Противостояние Сената и римских императоров началось с Октавиана Августа, два столетия назад до Аврелиана. Произошло это благодаря титулу принцепса — „первого из сенаторов“, который Сенат присваивал выдающемуся римлянину за образцовое поведение в обществе согласно традициям предков. На самом деле принцепс фактически становился узурпатором, сосредоточившим в своих руках верховную военную и гражданскую власть, за что называть безупречным и высоконравственным его было нельзя. Каждый следующий император ограничивал полномочия сенаторов, несмотря на их сопротивление. Так и Аврелиан, получив власть над Римом, сразу определил место Сената при нём:

— Отцы-сенаторы, я знаю, какое прекрасное государство Рим создали наши предки. Я знаю, какую роль при этом играл Сенат. И я также знаю, что древностью и поступками предков римлянам следует восхищаться, но помните, что вы молились вместе с римским народом, чтобы боги ниспослали Риму хорошего императора. И вот случилось по воле богов — я ваш император! Поэтому вам остаётся смириться с тем, какой император у вас теперь есть, и даже больше — не мешать мне исполнять свои обязанности! Ну а если кто будет недовольным мной, тогда или боритесь против меня, либо приспосабливайтесь.

***

Двери в Курию широко распахнулись. На пороге появился Аврелиан, как подобает властителю Рима, — в шитой золотом пурпурной мантии и в сопровождении двух гвардейцев в красных туниках поверх бронзовых доспехов и при мечах. Некоторые сенаторы, кто уже видел Аврелиана, заметили усталость на лице. Все поднялись с мест, раздались рукоплескания, возгласы:

— Аве, Аврелиан!

— О, здравствуй Божественный Цезарь!

— Приветствуем тебя, император! Да даруют тебе боги бессмертие!

Стража прикрыла двери. Аврелиан прошёл к консульскому креслу, откровенно сияющему золотом. По сторонам встали оба гвардейца.

Император обвёл взглядом зал, словно изучал, с кем имеет дело. Поднял в приветствии правую руку и произнёс:

— Аве — мне!

Сенатский жрец бросил