Я знаю точно: не было войны - Влад Тарханов Страница 30

в котором хранились вкопанные в землю бочки с вином. К дому прилегал сад и небольшой огородик, а виноградник был немного дальше, через дорогу, а потом еще немного налево. Конечно, в самом доме на арке росло несколько кустов винного винограда, но дядя Исаак держал его скорее в декоративных целях, да еще как естественную защиту от солнца. Сад старого Ицыка тоже был небольшим и ухоженным, вообще, Исаак Гольдберг славился своей аккуратностью и дотошностью, каким-то маниакальным вниманием к мелочам, но, как он сам говорил, для виноградаря нет ничего лишнего, надо следить за состоянием каждого посаженного куста, знать каждую его лозу, каждый листик, каждую гронку, как таблицу умножения, наизусть.

Гости уже сидели за большим столом. Он был составным и располагался в саду, почти полностью укрытый большой беседкой, увитой виноградом. Синие гроны почти что спелой ягоды темно-синего цвета с легким фиолетовым отливом свисали с верхушки беседки, но никому не мешали, они висели достаточно высоко. Хотя виноград не был созревшим, но осы уже облетали вокруг самых спелых кистей, и в беседке, если прислушиваться, постоянно присутствовал легкий гул осиного полета. Гости, захваченные общей беседой, так же, как и едой, этого насекомого аккомпанемента не замечали. К Ицыку пришли не только все родственники, и не только из Яруги, но и самые уважаемые жители селения, причем не только евреи. Вот Артем Игоревич Красносельцев, председатель местного колхоза, невысокого роста, но при этом человек основательный, прочный, про таких говорят «кремень», или Светлана Ипполитовна Лобода, по мужу Черкесова, молодая женщина, директор здешней школы, душа компании, которая светилась внутренним светом, и главный механик колхоза Петр Омельянович Забава, человек, который знает про колхозную технику всё, и даже чуть больше, у него большие натруженные руки, пропитанные маслом, которое до конца невозможно отмыть. Это только те, кого Ребекка помнила с прошлого посещения Яруги. А вот и рэбэ? Мойшэ Вайншток, он местный раввин в четвертом, если не пятом, поколении, Ривка относилась к религии совершенно спокойно, она понимала, что религия — пережиток прошлого, но человек с пережитками расстается с большим трудом, так зачем его подталкивать на этом пути? Пусть все идет своим путем, пусть человек отказывается от прошлого под давлением неопровержимых фактов.

Исаак, увидев могилевских родственников, тут же расцвел, заулыбался, он встретил многочисленную родню, как самых близких людей, в этом был весь старый Ицык, ну не мог он по-другому относиться к родным людям, а только как к самым, самым родным и никак иначе! Вообще-то, Абрахам был одним из самых любимых его племянников. Наверное, полюбил его дядя за то, что Абрахам имел свое мнение, не признавал авторитетов и всегда шел только своим путем. Судьбой ему было уготовано трудиться на яружских виноградниках, а вот нет, он решил переломить судьбу, устроился работать в городе. И все в семье были против Абрахама, а вот не старый тогда еще дядя Ицык поддержал молодого парня, даже помогал ему (на первых порах) деньгами. А потом случилась эта история с женитьбой. И опять изо всей семьи только дядя Ицык пошел ему навстречу: это его жизнь, хочет, пусть женится не на кошельке, а на красивой девушке, а как только оказалось, что девушке дали приданное, да еще приличное, родня успокоилась, но племянник никогда не забывал, кто его поддержал в трудную минуту. «А все-таки от судьбы не уйдешь, — говаривал племяннику уже старик Исаак Гольдберг, — смотри, суждено тебе было работать на винограднике, вот и работаешь ты у земли, пусть не в Яруге, а в Могилеве, а вот она, земля, требует свое, судьба это, дорогой племянник, судьба…».

Вот и сейчас, как только гости подошли немного ближе, как виновник торжества вышел им навстречу. Было видно, что дедушка Ицык уже выпил, но принятое только развеселило его, ум старика оставался не затуманенным, взгляд — ясным, а походка — твердой и уверенной. Он обнимал каждого по отдельности, крепко прижимал к себе всех, при этом успевал сказать что-то приятное почти шепотом каждому в отдельности.

— Ну что, красавица, не нашла еще парня себе по душе? — тихо спросил он Ривку, как будто что-то увидел в ней новое, какое-то еле заметное изменение, известное лишь ему одному.

— Вроде бы нет, но намечается… — в таком же полушутливом, полусерьезном тоне ответила Ривка, утонувшая в крепких объятиях деда Ицыка.

А вот Абрахам в объятиях Исаака Гольдберга задержался, Ривка не слышала, что спрашивал его дядя Ицык, но понимала, что тот затронул какую-то важную или больную для Абрахама тему. Но длилось-то это все приветствие несколько минут, не более того.

Еда за столом была простой и обильной. Дядя Ицык придерживался всех правил и традиций, поэтому и еда вся была кошерной. Но кто сказал, что кошерная еда не должна быть вкусной? Она и была такой вкусной, что просто пальчики оближешь!

Какое-то время вновь прибывшие уделили еде. Тем более, что любая дорога способна разжечь аппетит, особенно, когда дороге предшествуют долгие и тщательные сборы. Тут еще оказалось, что Абрахам с семьей не были «крайними» среди гостей, был еще пожилой Хаим Фельдман с женой Сарой, он жил в небольшом доме на отшибе Яруги, совсем недалеко от переправы через Днестр, и считался местным контрабандистом, зная реку как никто другой. Он принес к столу огромную фаршированную щуку, которая и была причиной его опоздания. Эту щуку старик Хаим вытащил из Днестра накануне дня рождения Исаака, а вот Сара его не была такой уж проворной поварихой как раньше, чтобы изготовить этот фиш прямо к застолью, из-за этого они и подзадержались. На дочери Хаима Розе Ицык женил среднего сына, Мишеньку, и они до сих пор были счастливы в браке.

С появлением щуки беседа за столом оживилась, как будто гости только и ждали речную красавицу, чтобы снова наполнить стаканы вином и поднять тост. Тост следовал за тостом. И за Родину, и за партию. И за товарища Сталина — как без этого тоста представить себе застолье в самое что ни на есть предвоенное время?

Глава девятнадцатая. Разговор по душам

Тосты отгремели как праздничный салют. Напоенные и накормленные гости разошлись. Девочки уже помогли жене и сестре именинника собрать со стола, и постепенно во дворе от прошедшего пиршества не осталось даже воспоминаний, только длинный семейный стол, стоявший тут постоянно, но и тот был аккуратно убран и застелен новой свежей белоснежной скатертью. Жена Исаака, тетя Сара, полная рыхлая женщина, страдающая сахарным диабетом и потерявшая почти что полностью