Булат Жандарбеков - Подвиг Ширака Страница 31

Так как Бардия присвоил себе гарем Камбиза, Атосса стала считаться теперь женой своего младшего брата. Атосса ознаменовала это событие змеиным укусом — письмом к Камбизу. Этим она потешила свое уязвленное самолюбие, но, как это ни странно, ее положение ничуть не улучшилось. Любвеобильный Бардия, не обидевший своим невниманием ни одной из жен своего старшего брата, ни разу не посетил только Атоссу. Мало того, Атосса постепенно стала утрачивать и официальное главенствующее положение в царском гареме, которое она занимала, несмотря на ссору с Камбизом. О каком же первенстве могла идти речь, если она, под злорадный смешок всего гарема была отвергнута как женщина своим новым мужем!

Главенство в гареме стало постепенно переходить к дочери Отана — Фейдиме, которую очень полюбил посещать Бардия Не выдержав своего двусмысленного положения, Атосса как когда-то к Камбизу, явилась к Бардии сама. Как и при Камбизе, стража не посмела остановить любимую дочь отца персов Кира. Бардия при виде сестры удивленно взметнул свои брови и выжидающе уставился на нее.

— Мой дорогой Бардия, ты, наверное, запамятовал, что раз ты отнял гарем у своего старшего брата, то я не только твоя сестра, но и жена?

— Камбиз покушался на мою жизнь, на братоубийство, и я был вправе отнять у него царство и гарем. Но я не изверг, чтобы посягнуть и на святое чувство своего старшего брата — на его любовь. А поэтому я останусь для тебя лишь нежно любящим братом.

Атосса отшатнулась как от пощечины. До крови закусила губу — она отвергнута! Со стороны Бардии было крайне неосторожно оскорбить самолюбие красивой, умной и властной женщины, потому что если такая женщина становится врагом, то такого врага надо очень опасаться! Атосса собралась с силами — это ей-то, рожденной властвовать, под злорадные смешки играть жалкую роль в этом душном гареме, нет, нет, нет и нет! Она криво усмехнулась и сказала:

— Я узнала о смерти нашего брата и, слушай меня, мой глупый младший брат, ведь я хорошая пророчица. Так знай: ты процарствуешь со своим советником-сарбазом еще меньше, чем царствовал твой старший брат, и очень скверно кончишь свою жизнь.

Бардия рассмеялся.

— Не надо удивлять меня своей осведомленностью, сестрица. О смерти нашего брата уже чирикают воробьи на дворцовой площади. А потом ты перепутала, Атосса. Это наш брат Камбиз был психом, а не я. Это он верил всяким снам и приметам, а я воин! Я сплю крепко и не вижу никаких снов. Пугай своими пророчествами баб в гареме, а меня этим не прошибешь!

Атосса резко повернулась и пошла прочь, Бардия насмешливо смотрел своей сестре вслед.

Вскоре после приезда Дария прибыл посланец от двора покойного царя. Самые знатные вельможи испрашивали согласия нового повелителя стран и народов предстать перед ним Спрашивали, как поступить с покойным Камбизом.

И тут Вахъяздат совершил самую роковую ошибку. Он посоветовал Бардии послать знатным вельможам свое согласие на их приезд, повелев привезти прах своего брата, но предписать Гобрию оставить армию в Месопотамии! Здесь сказалась узость мышления Вахъяздата. Он в первую очередь ощутил себя персом и, оберегая своих персов от разорительного постоя прожорливого чудовища — многотысячной армии, лишил Бардию самой надежной опоры, вложил остро наточенный меч в руки Дария в его борьбе против восставших народов и против... себя! Очень скоро эта армия одинаково уничтожала и персов, и тех же вавилонян, которые поили и кормили персидских сарбазов в Месопотамии, без всякой пощады.

Прибывшие с телом Камбиза знатные персидские вельможи первым делом навестили Дария, чтобы кое-что узнать о новом повелителе Персии. Но ничего вразумительного от сына Гистаспа они не услышали, кроме страшных проклятий по отношению нового пати-кшаятия, по словам Дария, настоящего исчадия злых сил, рожденного для искоренения лучших людей великой Персии.

То, что Дарий обижен новой властью, увидел бы и слепой. Но то, что разрушение родовых святынь исходит от самого Бардии, это испугало родовую знать гораздо больше, чем несправедливость по отношению к Дарию. Тем более, что среди знати существует одно замечательное правило: если плохо другому, то, значит, хорошо тебе!

Дождавшись прибытия Гобрия, который после смерти Камбиза вновь стал главнокомандующим персидской армией, вельможи послали известить царя царей, что они ждут повеления явиться перед своим господином. Такое повеление, вопреки утверждениям Дария, последовало незамедлительно, но с одним условием, чтобы среди знати не было... Дария, сына Гистаспа! Оказывается, опала была нешуточной. Вельможи поняли, что на Дария падает тень смерти Камбиза...

Вопреки всем карканиям Дария, приехавшая знать была без особых проволочек допущена к царю царей. Бардия был в прекрасном настроении и игриво обратился к Отану:

— Мой дорогой новый тесть, твоя дочь Фейдима такая прелесть, что мы дни и ночи без передышки предаемся с ней любви.

Знатнейший из знатных, известный своей гордостью и щепетительностью Отан был просто ошарашен таким приветствием своего нового повелителя и, как оказалось, и зятя. И он, всегда такой уверенный, как-то смешался и забормотал что-то невнятное, вроде: "на здоровье". А Бардия продолжал рубить направо и налево. Он обратился к Гобрию:

— Гобрий, армию сдашь мне. В моем лице она обретет настоящего полководца!

Гобрий побагровел. Даже Камбиз, подвергая опале Гобрия, тем не менее не высказал сомнения в способностях Гобрия-военачальника. Если бы Бардия напряг все свои умственные способности, чтобы изобрести еще большее оскорбление для старого служаки, у него ничего не вышло бы, так как он пронзил своими словами Гобрия — насквозь! Даже Вахъяздат, страстно желавший раздора между царем и знатью, не ожидал такой лихости от Бардии.

— Слушаюсь, царь царей, — сказал, задыхаясь от обиды, Гобрий и, не выдержав, сыграл на руку Вахъяздату, вызывающе спросив: — Дозволь спросить тебя, царь, по чьему велению разоряют наши родовые святыни? Такого кощунства не было при твоем великом отце и при твоем покойном брате. И я не думаю, что до такого святотатства можно додуматься при здравом уме и рассудке. Чем слушать советы каких-то безродных выскочек, лучше обратись за советом к старым соратникам своего великого отца, и тогда не будут совершаться вопиющие глупости.

Теперь побагровел сын Кира: "Вахъяздат прав! С Камбизом таким тоном они не посмели бы разговаривать".

— Довольно я слушал вас! Теперь слушайте, что я скажу! — надменно сказал Бардия. — Отныне в моей державе будет один бог на небе — Ахура-Мазда и один царь на земле — Бардия! И я не позавидую тому, кто в этом усомнится! А теперь я отпускаю вас, идите с миром!

А Вахъяздат торопился. Он чувствовал непрочность своего положения, что он среди хора льстецов выглядит слишком грубым со своей прямотой и неприятной правдой, высказанной в глаза. Бардия все чаще и чаще морщится, выслушивая его. Но он шел напористо, напролом. Надо было оторвать молодого царя от знати и опереться в борьбе с нею, борьбе неизбежной, на свободные слои персов, имеющих по сравнению с другими народами ряд привилегий. Девизом Вахъяздата стали царь и народ! А для этого надо было не только продолжить политику Камбиза — постепенное превращение влиятельной родовой знати в знать служилую, полностью зависимую от милостей царя, но и окончательно подорвать могущество родовой знати, надо разрушить до основания родовые святыни. Эти древние племенные божки сплачивали вокруг потомков родовых и племенных вождей, выдвинувших когда-то из своей среды царствующую династию, сородичей по племени и служили основанием их могущества и относительной независимости. Разрыв со знатью укрепил бы связи царя с его народом, и Вахъяздат исподволь готовил Бардию к конфликту с аристократией, внушая царю мысль о единовластии и единобожии: Ахура-Мазда — вот главный бог на небе, Бардия — вот самодержавный царь на земле. Сама идея нравилась Бардии, но мысль о союзе с простолюдинами ему претила, и Вахъяздату приходилось прилагать много усилий и красноречия, подталкивая сопротивляющегося царя на конфликт со знатью. Получив известие о смерти Камбиза чуть раньше прибытия Дария, Вахъяздат сознательно пошел на ссору с этим знатным персом, которому Бардия симпатизировал. Вахъяздат во время встречи персидской знати с царем скромно помалкивал, но перед самой встречей посоветовал сделать "приятное" отцу любимой Фейдимы, сказав ему о своей любви. Зная прекрасно Бардию, Вахъяздат заранее предполагал, как это произойдет, а о характере Отана он знал, заранее наведя о нем справки. А насчет Гобрия он только намекнул — и это попало на хорошо удобренную почву: Бардия давно рвался командовать армией. Однако Вахъяздат крайне преувеличивал значение происшедшей размолвки царя со своей знатью, а когда Бардии в ультимативной форме предложили отстранить Вахъяздата и тот, раздраженный самим тоном этого предложения, принял сторону своего пати-кшаятия, то Вахъяздат посчитал это окончательной своей победой. И это привело к еще одной ошибке народного пати-кшаятия.