Эдуард Беляев - Тайна президентского дворца Страница 31

Я говорю об Амине-отце, а не об Амине-лидере, субъекте внешней политики для обиженного Леонида Брежнева и всего ЦК. И не об Амине — президенте страны: объекте ни с чем не сравнимой по своей жестокости, циничности и бестолковости операции КГБ. Выполнившего приказ, бездумный наказ и мстительный роковой каприз: живым Амина не брать. Не хотите ли мне возразить? Тогда сейчас говорите — у меня малые дети вырастают. Можно, я им буду рассказывать о поэзии Востока и полотнах великих художников, творивших вечное и продлевавших саму вечность кистью с красками? А не автоматом, забрызганным чужой кровью, которую мне в скорбный час после атаки не пришлось выковыривать из-под ногтей штыком, уставшим разить, крушить и резать плоть людскую. И навсегда прервалась нить рода. Отца не стало. Брата. Сына. Мужа. Любимого, и самой любви, на которую вдруг так трагично обеднела и стала невосполнимо обделенной Земля-планета.

А мы прикроемся общими словами о героике и прочей ерунде и будем блудливо припрятывать правду, замалчивая больную тему об убиенных аминовских детях. И о живых умолчим: судьба его трех дочерей также никогда не освещалась в прессе. Мы будем выпячивать свою невинность и нести такую ахинею, от которой даже офицеры комитетской конторы, привыкшие проглатывать и переваривать откровенную ложь, большую и очень большую ложь с легкостью манной каши, с хохоту поукатываются, читая откровения своих коллег.

По согласованию с Дроздовым, девчонок, жену президента сопровождали офицеры Комитета. Ими поневоле опекался раненый Сергей Голов, и трудно было ему смотреть, как девчонки припали к плечам матери, прижались к ней, обложили живым теплом и хотели, так виделось, оградить от всего-всего, плохого, недоброго. Дивные черные глаза, влажные маслины этих несчастных красавиц молебно скидывали крупные росные слезы, и юные пери Востока посекундно всхлипывали, и, когда машину подбрасывало на ухабах, гримаса боли от ран искажала их несветлые, заплаканные лица. Но лики прекрасные, бедой не попранные: взрачные, миловидные, исполненные затаенной любви, от которых в иные времена трудно было не потерять голову…

Что ж ты так сплоховал, Ариф, что не увел ее за собой, ту, в которой утонул чувствами, и сестер ее, и братьев ее, и мать ее? А может, и отца ее заодно? Тот «фронтовой роман» был на слуху у «мусульман», и говорили о нем не скрытничая. Недавно о таджике Арифе рассказывал Турсункулов: «Он хотел убежать с дочерью Амина, но его отправили в Союз». Вспомнился ли девчонке романтик, русский Ромео? Воин, невольно засланный в их дом не с розами в руках, а с автоматом, на котором он и исполнил серенаду для возлюбленной, и как требует того жанр — в ночное время и под самым ее окном… Печальная песнь трубадура сотворилась: трагичная, не под аккомпанемент лютни и строй мандолины.

Девочки могли и не вспомнить «Ромео», и не знать, что шесть лет назад, 11–12 сентября 1973 года, в Чили, военные под командованием генерала Аугусто Пиночета совершили переворот. И тоже штурмом взяли дворец Ла Монеда, и Сальвадора Альенде, президента, обрекли на гибель. Жену и двух дочерей Альенде — Исабель и Беатрис, не оставивших отца до конца, — не убили. 8 сентября за праздничным столом по случаю дня рождения Беатрис известный чилийский поэт Виктор Хара исполнил для нее песню с пророческими словами: «Что станет с тобой, девочка, когда тысячи убийц выйдут на улицы?» На торжествах присутствовал и Пиночет — друг семьи, и именно по его приказу убьют поэта, задавшего накануне переворота вопрос, на который тот не успел получить ответа. Был ли он, ответ, у дочери Альенде, облаченной в воздушное платье и с невинной воздушной душой принимавшей в тот вечер поздравления? Или строфы вызвали беспокойство? Не за себя — Беатрис пламенела счастьем, она ждала ребенка.

Не связываю мостиком во времени два события: свержение глав государств и штурм их резиденций с трагичным исходом и одного человека, не случайно оказавшегося при тех обстоятельствах. Имею в виду Сальвадора Альенде Госсенса, президента Чили, — и Хафизуллу Амина, президента Афганистана. И генерала Юрия Дроздова, обслуживавшего председателя КГБ СССР. Так вот, Юрий Иванович был в Чили накануне событий. Президентского дворца в Сантьяго он, правда, не штурмовал. И не защищал — что тоже есть правда. А чем был занят, никогда не скажет, и это тоже — правда. (Может, Альенде спасал.) И уж совсем святая правда: генерал Дроздов в Кабуле был и дворец президентский брал и крушил. И точно — Амина не спасал. Напротив — убивал.

Дочери Амина, которых увозили сейчас в таких же воздушных платьях, надетых с утра по торжественному случаю, и, могло статься, везли маршрутом чилийского поэта — в небытие, ответ на вопрос Виктора Лидио Хара Мартинеса уже получили. Еще не осознавая этого. И прониклись им сполна и насквозь — пули, прошившие их нежную плоть, окрасили этот ответ болью реальной и криком страдальным. И эта ночь, призванная в свидетели. И колдобина от свежего разрыва напомнила — машину подкинуло, и дочери поморщились от боли. И еще раз, и еще. И выдавать себя не хотели. Не хотели в лице измениться, чтобы маму, сидящую рядом, не вспугнуть ненароком. Не взволновать. Не добить, убивая еще раз, теперь своей болью. Вот только что недавно — и часа не прошло — в ту комнату во дворце, где сидели дети, сбившиеся жалким клубком, пронизанные страхом и горем, протиснулся их знакомец, известный человек по имени Сарвари. Он поискал глазами в потемках их маму и, наклонившись, изрек: «Мы убили его, он этого заслужил». И их мать, жена их отца ответила ему на пушту: «Плюнула бы я тебе в лицо, какой же ты мужчина, где твоя совесть, если ты говоришь такое вдове». И это расслышали девочки, ставшие в одночасье сиротами.

Старшая дочь Хафизуллы была тоже беременна. У ее младшей сестры состоялась помолвка, и это с приятностью обсуждалось еще несколько часов назад почетными гостями, родными и близкими. Они, жена и дети, тоже не оставили отца, были с ним до конца. И им тоже выпала страшная судьбина стать очевидцами такой же жуткой смерти отца — уже не жильца, раскромсанного длинной очередью в упор или нещадным долгим долблением из пистолета Стечкина. И тоже — в упор. Мертвого Сальвадора Альенде соратники посадили в президентское кресло, надели президентскую ленту и покрыли плечи национальным флагом. Ворвавшиеся военные — тоже исполнители приказа и тоже долга, как им и должно было казаться, — в упор расстреляли уже мертвое тело. Вскрытие обнаружило 13 опаленных и припорошенных пороховыми частицами пулевых ран.

У матерей сердце — вещун, и жена просила Амина перенести банкет на потом, до времен если не лучших, то дней тихих, когда бы все угомонилось с приходом советских войск. Не прислушался Хафизулла к советам жены… И Яков Семенов не внял бы советам Светланы, жены своей и матери их детей. Ей, Светлане, 27 декабря, примерно в те самые часы, когда муж готовил свою группу к атаке, к боевой операции, делали сложную операцию, и у нее остановилось сердце. Вот ведь какое совпадение… Боец-муж останавливал пулями биение чужих сердец — и заодно приговорил родное сердце. Через десять дней, 7 января, Яков вернется в Москву, и в этот же день и час Светлану выпишут из больницы, и она резко пойдет на поправку. Тоже совпадение!

Все они — и утомленные боем «победители», и изведшиеся болью «поверженные», вместе, в омерзительном неприродном соседстве, катили на жестких рессорах броневиков обратно, кружили вокруг дворца, спускаясь по серпантину вниз, в расположение «мусульманского» батальона…

Утонувшие в горьком горе, женщины аминовского рода еще не распознавали в своих чувствах ненависти к сидящим рядом и напротив. Ненависть придет потом — и захватит целиком и полностью. Священная ненависть… Мурашки по коже от мысли — пуштун и сто лет подождет, но однажды отомстит. И не надо хихикать — против лома нет приема. А от мести Востока нет и щита. Вам пояснить, что это значит?..

Голов поглядел в бледные, испуганные лица девчонок, дочерей Амина, попытался улыбнуться, да как-то не улыбалось… Его боевой товарищ-побратим, Олег Балашов, когда-то прилюдно, не смущаясь и с нотками похвальбы в голосе спокойно и рассудительно обронит: «Я видел, как вытащили Амина, как вывезли его гарем». Хочу спросить: «Олег Александрович, ты дочерей определил в гарем? Ты ж не султана убивал или падишаха. Ты президента застрелил. У них наложниц нет в и помине, если бы даже захотелось им иметь „курятник“ для утех. Любовницы — еще, быть может, и куда ни шло, но… Но дочерей за что так изваливать в грязи? Что-то ваш старший явно не доработал, если, посылая убивать, не уточнил, кого, какой должностной масти и какого статуса надлежит отправить на тот свет. Ох, уж этот генерал…»

Глава 12

СТРАСТИ ПО АМИНУ

— Кто убил Амина?..

— Не знаю…