Владислав Русанов - Ворлок из Гардарики Страница 31

– Что он сказал? – отрешенным голосом произнесла королевна.

– Я не понял, – честно признался Вратко. – Первый раз слышу эту речь…

– Повтори.

– Первый раз слышу…

– Что он сказал, повтори! – Слова Марии хлестнули, будто плетка.

Новгородец так покраснел, что уши заполыхали. Но он выговорил, медленно и раздельно, стараясь копировать малейший оттенок чужой речи:

– Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра… Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра.

– И правда, непонятно, – задумалась королевна. – Похоже на речь скоттов, что живут в горах на севере Англии… И все-таки отличается. Что такое «Скара Бра»?

«А что такое – „бхэ синн тэчадгэс“? – хотел спросить Вратко, но сдержался. – Вольно же тебе, княжна, вопросы дурацкие задавать»…

Вместо этого словен показал на старика:

– Он умер.

– Я догадалась. Он что-то хотел сказать перед смертью.

– А может, он просто прощался с миром на своем языке? – предположил Асмунд.

– Или молился своему богу, – добавил Олаф. – Скара Бра. Скара Бра… – Здоровяк повторил эти слова несколько раз, словно пробуя их на вкус. – Похоже на имя языческого бога.

– Скара Бра – это название здешних холмов. – Засмотревшись на мертвого старика, они не заметили, что лазавшие в подземелье вернулись. Теперь Халли Челнок, почесываясь по обыкновению, стоял у Вратко и королевны за спиной. – Местные жители не знают, на каком это языке. Никто из них не знал, что под землей кто-то живет.

– А я думаю, что кое-кто догадывался, – возразил Хродгейр. – И шел сюда не просто так, а наверняка.

– Почему тогда именно сегодня? – Мария оперлась на подставленную скальдом ладонь и поднялась с колен. – Почему перед нашим приходом?

– Кто-то связал воедино твои предсказания, Харальдсдоттир, с подземным поселением.

– Зачем их убили?

– Там все вверх дном! – махнул рукой Челнок. – Видно, искали что-то…

– Они искали то, что должно принести победу норвежскому войску! – с жаром воскликнул Вратко. Он и сам себе дивился, как в последнее время начал переживать за урманов. Будто за родных. Небось, если бы князь новгородский, Владимир Ярославич, в поход собрался бы, не так сочувствовал бы. Устыдился порыва и добавил уже тише: – Они хотели забрать это…

– А может, наоборот, понести перед войском? – прищурился Хродгейр. – Только хотели, чтобы именно их чествовали как людей, принесших победу и ратную славу войску конунга Харальда.

Халли хмыкнул недоверчиво и почесал поясницу.

– Не знаю я, о чем они мечтали, но убивали они, не задумываясь. Стариков, женщин, детей. Я не вижу в этом излишней славы.

Все невольно посмотрели на лежавшие рядком тела. Восемь мертвецов. И только двое из них прежде были мужчинами, способными постоять за себя. Обоих изрубили нещадно. Рядом с ними застыли окровавленные трупы четырех женщин – одной старухи и троих помоложе, старика, которого расспрашивали словен и королевна, и мальчишка-подросток. Сколько лет ему сравнялось, Вратко не рискнул бы предположить, так как малый рост убитого скрадывал года.

– Это все? – спросил новгородец.

– Похоже, что все, – ответил Халли. – А может, кого и пропустили… Темно там, хоть глаз выколи. А комнат много. Целую деревню упрятать можно, если постараться.

«Наверное, раньше их было больше… – подумал Вратко. – Жили с незапамятных времен. Прятались от скоттов, изредка добирающихся сюда через проливы, укрывались от урманов, приплывших на драконоголовых кораблях. А еще раньше они могли прятаться от того самого великана, о котором рассказывают легенды».

– Может, это цверги?[56] – высказал предположение парень. – Те, кто ковал для асов.

– Там нет горна и наковальни, – жестко ответил Хродгейр.

– Там еще кто-то есть, – вдруг невпопад сказала Мария.

– Откуда ты знаешь, дроттинг? – удивился Халли.

– Чувствую. Чувствую страх, голод и… ненависть… – перечислила королевна.

– Ненависть? – нахмурился Хродгейр. Взялся за меч.

– Ничего удивительного в том, – успокоил его исландец, – что выживший в такой переделке начнет ненавидеть тех, кто убил его родичей.

– А кинется на нас, – заметил Рагнар. – У страха глаза не только велики, но и слепы.

– Нужно поискать! – заявила Мария.

– У нас нет ничего горючего, чтобы сделать факел, Харальдсдоттир, – покачал головой Черный Скальд.

– Ничего – так поищем!

– Опасно, Харальдсдоттир.

– Я – дочь конунга, а не деревенская девка, чтобы бегать от опасности.

– Любую деревенскую девку я сунул бы туда, не задумываясь. Но не дочь конунга.

– Мы не уйдем, пока не обшарим там все закутки, – решительно произнесла Мария, и Вратко понял – не уйдут. Заставит. Рано или поздно заставит. А возражения Хродгейра только затягивают время – не пришлось бы до сумерек досидеть.

– Я полезу посмотрю, – сказал парень. – А ты, Харальдовна, жди здесь.

Королевна не нашла что возразить.

Олаф крякнул, шлепнул себя ладонью по ляжке:

– Я с тобой, Подарок Ньёрда!

И уже в спину, чтобы никто из оставшихся под солнцем не услышал, прошептал:

– Ты сегодня урок храбрости мне дал.

– С чего бы это? – удивился словен. Он не оборачивался – темнота залепила глаза очень быстро: не прошли они и десятка шагов, как серый свет, идущий от входа, рассеялся и иссяк.

– Я не рискнул вызваться, чтобы сюда полезть. Хродгейр потому и оставил меня наверху, – объяснил викинг. – А ты рискнул. Вот и я подумал – если мальчишка, не умеющий толком меч держать, не боится, то уж мне и подавно…

Олаф неожиданно ойкнул, зашипел.

– Ты что? – испуганно окликнул его Вратко.

– Головой врезался. И поделом. Болтать надо меньше.

Дальше они пошли молча. Низкий потолок понуждал сгибаться. Сразу заныла поясница. А каково Олафу? Он вообще едва ли не на четвереньках должен ползти, с его-то ростом.

Новгородец переставлял ноги очень осторожно, закрывая голову локтем. Он все время напоминал себе о том, что кто-то здесь может быть, и этот кто-то не обязательно настроен дружелюбно. Пыхтевший сзади Олаф создавал ощущение защищенной спины. И это радовало. Но что ждет впереди?

Длинный коридор вел от входа в глубину холма. Он изгибался наподобие гадюки, иногда расширялся так, что стенок можно было коснуться, лишь растопырив руки, а иногда сужался, едва не стискивая плечи. Могучий викинг сдержанно бубнил под нос, протискиваясь сквозь такие лазы.

«Ему хуже, чем мне», – думал Вратко, старясь не ослаблять внимания.

Он все время пытался прочувствовать рукотворную пещеру, как это делала Мария Харальдовна. Ну, кто здесь боится и ненавидит? Где он прячется? Если сейчас вернуться и сказать, что надоело искать, позора не оберешься. Тоже мне, вызвался доброволец…

Шорох, донесшийся из темноты, застал его врасплох.

Парень охнул и остановился.

– Кто тут? – просипел навалившийся сзади Олаф.

Легкое царапанье в темноте повторилось. Словно коготки по камню простучали.

Зверь?

– Не люблю мертвецов. Скучные они, даже если оживают, – попытался пошутить Олаф, но стук его зубов яснее ясного убеждал – викинг в панике, еще немного и побежит наутек, наплевав на насмешки и позор.

– Кто здесь? Не бойся! – позвал Вратко, стараясь говорить ласково, как с пугливым конем. – Мы друзья. Мы не причиним тебе зла…

– Мы ему – нет, а оно нам? – пробормотал Олаф.

– Тише… – остановил его словен. – Там, кажется.

Он услышал новый шорох и почувствовал щекой легчайшее движение воздуха слева. Шагнул туда, ощупывая темноту перед собой. Руки провалились в пустоту. Комната? Похоже, да.

Неожиданно ему под ноги бросилось что-то живое, мохнатое, сильное. Парень потерял равновесие, сдавленно вскрикнул, упал лицом вниз, тщетно пытаясь защитить лицо. Острый уголок невидимой в темноте домашней утвари врезался в надбровье, от боли перед глазами вспыхнул сноп искр. Так, будто костер хорошенько поворошили палкой.

– Лови! – крикнул он, предупреждая Олафа.

Здоровяк невнятно «гукнул» – не ясно, догадался ли, чего от него хотят, или тоже врезался головой в свод коридора, выпрямившись от неожиданности.

Вратко провел ладонью по лбу.

Мокро.

Теплая и липкая жидкость заливала глаз.

Кровь…

Над бровью угнездилась боль.

Из темноты доносилось шумное сопение Олафа. Судя по возне, он был не один.

– Что там? – несмело поинтересовался Вратко. Он поднимался, придерживаясь рукой за стену.

– Держу… – отвечал викинг. – Зверек, что ли… Вырывается…

Существо, с которым он боролся, не издавало ни единого звука.

– Ой! – воскликнул Олаф. – Кусается! А ну, тихо! Вот так, у меня не покусаешься… Все! Держу.

В его голосе звучало удивление, смешанное со страхом.

– А вдруг это…

Новгородец тоже подумал, что они могли столкнуться с нелюдью. Хуже того, с нежитью… Почему оно молчит? Вратко проговорил осторожно:

Поведай, тень,В плен взятая,Подменыш тыИль плоть теплая?Улль кольчугиБоль прощает,Щадит находкуШелома Один.[57]

– Вырывается, – сказал Олаф. – Не поняло оно тебя… Видно, зверушка домашняя.