Валентина Лелина - Мой Петербург Страница 31

Есть всегда какое-то обещание в предчувствии осени, как будто именно там ожидает ответ. И появляется чувство, что вот-вот, уже очень близко объяснение не то чтобы всей жизни, но, может быть, пролетевшим летним дням, прошумевшим мимо, как скорый поезд. И каждый новый шаг осени приносит уверенность, что это произойдёт уже. А между тем, незаметно, город становится совсем осенним. Он погружается в осень, как в сон, и в нём появляется задумчивая строгость, печаль, одиночество.

Начало осени совпало с одиночествомДуши. Недомоганьем, сожалением…И утром не проснуться, и не хочетсяПрислушиваться к жизни. Но смирение

Меня охватывает от осенней стылости,От вздохов клёна за окном и дальнегоГудка буксира над Невой о милости,О прихотливости судьбы. Прощального

Так много в днях осенних. Тайным искусомЗаманивает сад своим качанием.С оттенком горечи, с любовным привкусомНачало осени добавило молчания.

Удивительно это вступление города в осень, в молчаливое прощальное смирение перед зимой. Это осеннее состояние души города едва угадывается вначале: внешне нет никакого прощания. Напротив, возвращаются из летних отпусков петербуржцы, заканчиваются каникулы у школьников и студентов. Появляются афиши о начале театральных сезонов. Всё летнее, сбивчивое, обманное отлетает, забывается и вспоминается потом, как наваждение. Начинается нормальное течение жизни города.

Но всё в нём, любая подробность несёт отпечаток осени: цвет неба, одежда горожан, занятия, прогулки. Даже запах кофе в кофейнях становится другим осенью.

В городе всё по-осеннему сдержанно. НетРезких границ между светом и тенью. И охройТронуты парки, дома и дворцы. Даже цветНеба по тону сливается с осенью — мокройКистью размыты края. Только шум городской,Точно прибой, — нарастает, стихает, с привычнойЖизнью смиряя. В душе осторожный покой,Краскам осенним под стать…

И хотя деревья в скверах ещё едва обветрены сентябрьским дыханием, солнце светит уже особенно, по-осеннему. В домах ещё не топят, а воздух с каждым днем становится всё холоднее. Налетают дожди, и прибавляется работы в мастерских по ремонту зонтов. Хорошо, когда есть дом. Осенью мы особенно сильно ощущаем потребность в доме, в тепле. Подступают заботы о тёплой одежде, обуви, а у кого-то — и о крыше над головой. Осень — время простуд, время недомоганий. Начинаются ветры. Дождь моросит, петербургский, бесконечный. Не успевают высохнуть тротуары под водосточными трубами.

Простуженными глотками о чёмпоётся водосточным трубам?За каплей капля исподволь по нимосеннее стекает небо.С их ржавой точки зренья, облаказатем и существуют, чтобыим, мокрогубым, было петь о чём!

Дождь наводит уныние, печаль. Но не потому ли вместе с осенней дрожью по городу проходит иной озноб — во дворах, в садах, скверах, в аллеях и парках начинается полыхание деревьев. Сначала чуть тронутые желтизной, они вспыхивают в одночасье — прекрасные, недоступные в своей красоте и одиночестве. Они горят недолго. И это — вечная осенняя утрата большинства петербуржцев. Потому что жизнь городская торопит, затягивает в суете, в транспорте. И где уж заметить, что по берегам Новой Голландии наливаются золотом и багровеют клёны и ясени, что огнём пылает сквер на Садовой у здания Ассигнационного банка. И только из окна трамвая можно заметить, перехватить этот недолгий, пышный жар осени.

А если выкроить день и посетить дворцовые парки Павловска, Гатчины, Стрельны… Как удивительно осенью включается в работу память! Может быть, вообще осень для природы — это пора напоминаний, воспоминаний… А парки в окрестностях Петербурга начинают разговаривать особым языком — их пейзажи формировались нарочно для осенних красок и сочетаний.

Осенней позднею пороюЛюблю я царскосельский сад,Когда он тихой полумглоюКак бы дремотою объят —

И белокрылые виденья,На тусклом озера стекле,В какой-то неге онеменьяКраснеют в этой полумгле…

И на порфирные ступениЕкатерининских дворцовЛожатся сумрачные тениОктябрьских ранних вечеров…

Вся осень проникнута мыслями о былом, о невозвратном. Глядя, как медленно отрывается от ветки и слетает на землю лист, можно увидеть движение времени. Опасение вызывает это движение — не слишком ли быстро? И возникают невольные мысли о конце.

На белом небе всё тусклейЗлатится горняя лампада,И в доцветании аллейДрожат зигзаги листопада.

Кружатся нежные листыИ не хотят коснуться праха…О, неужели это ты,Всё то же наше чувство страха?

Это состояние души под стать состоянию природы, города. Только осенью воочию можно наблюдать зыбкость всего сущего; как никогда, открывается драгоценность каждого мгновения бытия, его неповторимость. Ещё недавно листья на деревьях светились прозрачной желтизной, а через день-другой на них уже золото высшей пробы, тяжёлое, слегка потускневшее. И всё это падает и падает на чёрную гладь Крюкова канала. Почему-то осенью, в октябре, вода в Крюковом канале становится совершенно тёмной, бездонной, и плывущие листья напоминают золото на чёрном бархате. Это — осеннее украшение города. Недолгое, к сожалению. Вся осень — это переходное состояние, оттенки чувств и переживаний. И даже жизнь в это время представляется особенно ясной, прозрачной, мгновенной:

Хлопки сентябрьских парадных,Свеченье мокрых фонарей.Смотри: осенние утратыдаров осенних тяжелей.И льётся свет по переулкам,и палец родственной душивсё пишет в воздухе фигуры,полуодевшие плащи,висит над скомканным газономв обрывках утренних газетвся жизнь, не более сезона,и дождь шумит тебе в ответ…

Осенние настроения проникают в чувства и даже в отношения горожан. Что мыслилось летом легко и доступно, вдруг усложняется. Начинают закрадываться сомнения, неуверенность. Как будто неяркое осеннее солнце высвечивает те грани бытия, что были незаметны весной и летом. Как будто замедляется ритм городской жизни. И город, напоённый пряным запахом опавшей листвы, медленно погружается в осень. Её проникновение беспредельно. Петербург во власти осени плывёт, покачиваясь, набухая багровыми садами, тонет в дождях и туманах, прекрасный, неуловимый. В цветочных рядах появляются осенние цветы — хризантемы, астры… Особенно много их привозят из пригородных садов.

Иногда сентябрь в Петербурге стоит тёплый, сухой. Но обычная петербургская осень — непрерывная пасмурная погода, туманы; не холодно, но сыро, частые сильные ветры. Начинается листопад. В садах Петербурга он заканчивается к двадцатым числам октября, но иногда и раньше. Листья осыпаются с порывом ветра. Их сбивает на землю дождь. Они скользят под ногами, пока их не уберут дворники, летят на рельсы трамвая. Даже в ясные осенние дни листья осыпаются с печальной обречённостью, неизбежностью конца.

Пронзительная глубина, почти бездонность появляется в ощущении красоты города, времени, жизни. В городской сутолоке об этом некогда задуматься, но осень что-то возвращает на круги своя, заставляет остановиться, увидеть в зеркальной поверхности водоёма в небольшом сквере не просто отражение петербургского неба, но соединение прошедшего, настоящего, грядущего на одно мгновение перед осенним распадом.

…И осень в городе. Опять в садуДеревья шепчутся и шепчутся невнятноО том, что было и в каком году,Что миновало, что еще вернется,Какие тайны предстоят судьбе…

Где-то на переломе осени, когда она начинает стремительно сваливаться в ноябрьскую слякоть, уже не остаётся ни единого уголка в жизни города, где бы не чувствовалось её присутствие. Осень настигает нас в каждом движении — в прогулках, разговорах, письмах…

«Моя милая. Время ползёт без тебя какое-то тусклое, бесплодное. Почти не перестаёт дождь — серый, осенний. Я начал сильно тосковать. Беспокоюсь о тебе, думаю постоянно о тебе. Жизнь тащится потихоньку, как это бывает осенью. Из окна вижу пустынный наш двор-колодец. Кто-то, видимо, обронил желтые листья… Петербург необыкновенно красив теперь. Здесь легче переживать это какое-то переходное в жизни время — от встречи до встречи с тобой…»