Федерико Андахази - Город еретиков Страница 31

Восстанию молодых монашков и послушниц суждено было вспыхнуть очень скоро — скорее даже, чем подозревали они сами.

2

Вильявисьоса

I

Исход

1

Труа, 1348 год

Кристина и Аурелио встретились вновь. Словно предводители разных частей единого войска, они, можно сказать, ехали во главе двух легионов: Кристина, верхом на гнедом жеребце, одетая в монашеское облачение, но с откинутым на плечи капюшоном, с непокрытой головой и развевающимися по ветру волосами, вела за собой десятка два послушниц, решившихся вместе с ней на побег. Аурелио летел к ней на всем скаку по тропе, отмечавшей границы полей, принадлежавших женскому монастырю. Позади облака пыли, поднятого копытами его скакуна, за ним следовала дюжина мужчин, в большинстве своем — молодых монахов. Аурелио остановил коня на небольшом расстоянии от Кристины. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, потом юноша спешился, медленным шагом подошел к своей возлюбленной и протянул ей руку, предлагая спуститься. Так она и сделала — ни на секунду не отводя глаз от глаз Аурелио. Лицом к лицу, не произнеся ни слова, они взглядами пересказали друг другу все то, что хотели высказать за эти два долгих, нескончаемых года, а потом наконец-то слились в объятии. Кристина не удержалась и беззвучно зарыдала — это была вспышка всех чувств, которым она долго не позволяла прорваться наружу: безудержная любовь в своем первозданном смысле; пленительное ощущение победы; боль, которую так долго приходилось держать в себе и которая теперь превратилась в переполняющее ее счастье; стремление к свободе перед лицом грядущего — и потрясение, вспышка противоречивых и невыразимых ощущений. Мужчины и женщины взволнованно наблюдали за этой встречей, а еще они разглядывали друг друга, заразившись тем же чувством, которое слило воедино тела Кристины и Аурелио. Однако нужно было торопиться. И тогда мужчины и женщины перемешались между собой, сплотившись в единую тесную группу, и продолжили свой путь на закат.

Это был долгий и опасный исход в сторону испанских земель. У беглецов было всего несколько часов преимущества перед французскими войсками, которые бросились за ними в погоню, готовые захватить их живыми или мертвыми. Когда настоятель мужского монастыря отец Альфонс обнаружил на рассвете исчезновение тринадцати своих монахов, он не сразу понял, что произошел побег. Однако его изумление многократно возросло, когда стало известно, что в женском монастыре тоже пропало двадцать монахинь. Прежде чем пуститься в путь, соединенный отряд мужчин и женщин остановился на вершине холма. Оттуда, в свете первых лучей солнца, они бросили свой прощальный взгляд на город. Больше всего их поразило, насколько близко друг к другу стояли два монастыря. С их наблюдательной позиции шпили на башнях домов вообще путались между собой, и две обители сливались в единое целое. Беглецам стоило большого труда поверить, что, находясь так близко, они были так далеки друг от друга в течение стольких лет! Они в последний раз посмотрели на красные крыши Труа, в молчании попрощались с городом и пустились в путь по узенькой тропке, змеей скользившей по холму.

Беглецы оставили за собой широкий шлейф кривотолков. Негодование аббата достигло своей высшей точки, когда обнаружились свидетельства крестьян, видевших, как две группы сливаются в одно демоническое воинство и продолжают путь вместе. Рассказы о побеге начали множиться, они становились все более ветвистыми в воображении людей — вскоре появились очевидцы, утверждавшие, что, когда две группы встретились, мужчины и женщины тотчас же сбросили с себя одежды, переплели свои обнаженные тела и предались блудодействию в парах, в тройках, в кучах, не разбирая ни пола, ни возраста; находились даже такие, кто видел, как Дьявол собственной персоной руководил этой бесстыдной оргией. Аббатиса, со своей стороны, втайне сетовала, что побег предприняли самые молодые и прекрасные монашенки — именно те, что доставляли ей больше всего наслаждения во время общих сборищ, кончавшихся мистическими экстазами. Мать Мишель тосковала примерно так же, как тосковала бы покинутая возлюбленная, и вот в ее сердце поселилась ненависть, соизмеримая лишь с ее горем. Поэтому настоятельница не колеблясь поддержала аббата Альфонса: дезертиров следовало подвергнуть самому суровому и примерному наказанию. Помимо войска на ноги были подняты еще и крестьяне: вооружившись вилами, серпами, косами и дубинами, они отправились на охоту за еретиками. Узнав о случившемся, Жоффруа де Шарни лично распределил оружие между мужчинами, работавшими на его полях, и возглавил отряд охотников за собственной дочерью. Герцог собрал и еще одну группу, под предводительством своего сына, и отдал категорический приказ на случай поимки Кристины:

— Убейте ее.

Герцог де Шарни винил себя, что сам не сделал этого прежде — ведь закон предоставлял ему такую возможность. Кристина уже и так расстроила немало его планов, однако то, что она осмелилась возглавить мятеж и побег монахинь из монастыря, безусловно, никак не способствовало его благородному намерению возвести церковь. Дворянин был готов убить дочь собственными руками, принести ее в жертву церковным иерархам, чтобы таким образом очистить благородное имя де Шарни.

Беглецы понимали, что путешествовать по французским землям им будет нелегко. Обратившись в Моисея, ведущего свой народ через пустыню непонимания и враждебности, каковой стала для них Франция, Аурелио продвигался почти на ощупь, молясь, чтобы их отряд не перехватили. Однако в отличие от евреев, покинувших Египет, люди, бежавшие из монастырей, не могли рассчитывать на Божью помощь — Бог был на стороне их противников. Не обладал Аурелио и тем могуществом, которым Иегова наделил Моисея: он не умел превращать жезлы в змей, а воду рек в кровь; он не мог насылать на своих преследователей казни в виде жаб или песьих мух, не мог уничтожить их животных; он не обладал властью покрыть кожу своих врагов язвами, или обречь их на гром и град, или навести на них саранчу, или казнить их с помощью тьмы. Аурелио, Кристина и их немногочисленные единомышленники не могли даже похвастаться достаточным количеством мужчин в своем отряде, чтобы отразить внезапное нападение. Съестных припасов у них тоже было мало, лишь несколько животных — коз и овец, которых монахи забрали из монастыря; спать приходилось под открытым небом, поскольку у них не было кож, чтобы раскинуть шатры — только грубые самодельные палатки из ткани, которые защищали их от дождя. Во время этого нелегкого исхода у беглецов не только не было дрожжей, чтобы заквашивать тесто, не было даже муки, чтобы испечь пресный хлеб, подобно детям Израилевым в пустыне. А еще, в отличие от еврейского народа, Иегова не вел их ни в облике столпа облачного днем, ни столпа огненного ночью; и Господь не имел необходимости ожесточать сердца аббата и настоятельницы, как поступил он с сердцем фараона, поскольку их сердца уже были ожесточены и полны жаждой мести; и не нужно было посылать вслед за ними шестьсот колесниц, как сделал это фараон, — потому что было их мало и большинство среди них составляли женщины.

И когда войска стали их нагонять, беглецы оглянулись, и вот кони и всадники идут за ними: и весьма устрашились и возопили беглецы к Господу.

И сказали мужчины Аурелио, как когда-то было сказано Моисею: разве нет гробов в монастыре, что ты привел нас умирать такой смертью?

И сказали женщины Кристине: что это ты сделала с нами, выведя нас из монастыря?

И Аурелио хотел бы обратиться к своим братьям со словами, которые Моисей говорил народу Израилеву в пустыне: "Не бойтесь, стойте — и увидите спасение Господне, которое Он соделает вам ныне", — но не было у него ни единого слова, чтобы утешить их.

И Кристина хотела бы обратиться к своим сестрам с такими словами: "Господь будет за вас, а вы будьте спокойны", — но и у нее не было ни единого слова, чтобы утешить их.

И когда войска прижали их к берегу реки Гав-де-По, Аурелио простер руку свою, ожидая, что Иегова заставит воды отступить, и разделит их надвое, и сделает сушь. Но река не сдвинулась с места.

И Аурелио с Кристиной хотели бы, чтобы все они пошли среди моря по суше и чтобы воды были им стеною по правую и по левую сторону. Но воды спокойно текли в своем русле.

И видя, что их настигают, Аурелио простер руку свою, чтобы воды покрыли их преследователей, и колесницы, и всадников всего войска. Но воды ему не подчинились.

И тогда Кристина хотела простереть руку свою над рекой, чтобы она разбушевалась во всю мощь и обрушила свою ярость на войско и чтобы Иегова потопил их посреди реки. Но воды оставались спокойными.

И приказал Аурелио, чтобы воды обратились на тех, кто шел за ними, на колесницы их и на всадников их, и чтобы не осталось из них ни одного. Но река его не услышала.