Саймон Скэрроу - Братья по крови Страница 32

Позади нее стояли две девочки постарше, испуганными глазами глядя на окружающих их римских кавалеристов. Каратак, выхватив меч, выступил вперед на их защиту. Рядом соскочили с седел двое всадников и с оружием в руках встали подле своего вождя. В чертах всех троих было что-то общее, родственное. «Не иначе как братья», – подумал Катон в тот момент, когда он подвел коня ближе и указал мечом на Каратака:

– Сложи оружие и сдайся!

– Подавись своими словами, римлянин! – прорычал на латыни один из братьев. – И попробуй сам нас разоружить!

Катон ответил строптивым взглядом и, опустив клинок, произнес:

– Бежать вам некуда. Вы сдадитесь в плен или умрете.

– Мы все еще можем сражаться, римлянин! – дерзко вскинув подбородок, сказал Каратак. – Прежде чем вы убьете нас, мы успеем прихватить с собой в загробный мир кое-кого из вас.

– А что станется с ними? – кивнул Катон на женщину и детей.

Свободной рукой Каратак достал из-за пояса кинжал и передал его женщине, обменявшись с ней несколькими короткими фразами.

– Я сказал жене, чтобы она, как только я паду, умертвила моих детей, а затем и себя. Мои дочери не достанутся вам на потребу. А сын мой не будет расти вашим рабом!

Катон резким движением сунул меч в ножны и протянул руку:

– Клянусь всеми богами, которых почитаю, что твоя семья не пострадает. И ты, если сдашься, – тоже.

– А кто ты такой, чтобы сулить это?

– Я твой пленитель. Префект Катон, командир Второй Фракийской алы.

– Префект Катон? – сосредоточенно нахмурился Каратак. – А ведь я тебя, кажется, знаю…

– Конечно. Ведь мы уже встречались прежде. Я – человек слова, а ты – мой пленник. Обещаю, что с твоей головы не упадет и волоса, пока ты не поступишь в заточение при императорском дворце. Клянусь честью.

Каратак смотрел на него в мучительной нерешительности. И тогда Катон, повесив свой щит на седельную луку, соскочил на землю, медленно прошел вперед и остановился от вражеского военачальника на расстоянии меча.

– Благородный воин, – мягко заговорил он, – крови за сегодня пролито уже достаточно. Твое войско постигла неудача, и война твоя против Рима закончена. Тебе лишь остается выбрать для себя и своего семейства жизнь – или же смерть.

Каратак опустил меч и поглядел через плечо на свою жену и детей, после чего, прикрыв глаза, усталым голосом отдал своим братьям какой-то приказ. Они воззрились на него с горьким упреком, но мечей не выпустили, и тогда Каратак, расправив плечи, с твердостью повторил приказ, не сводя глаз с Катона. Свой меч он бросил к ногам префекта. Братья, секунду-другую помедлив, последовали его примеру. После этого один из них уселся на землю и горестно обнял свои колени, а второй остался стоять со скрещенными на груди руками, с вызовом глядя на римлянина. Каратак отвернулся и, обняв жену, упал головою ей на плечо.

Катон с протяжным вздохом облегчения повернулся к своим людям и указал на мечи:

– Заберите это. Остальным образовать вокруг палаток кордон. Врага не подпускать!

Он вновь перевел внимание на своих пленников, оглядывая их со смешанным чувством. Война действительно закончена. Ни к чему больше расходовать жизни, а новая провинция впервые за все время сможет вздохнуть спокойно. При этом было что-то невыразимо тягостное в нависшей вокруг Каратака атмосфере беспросветного отчаяния и безысходности, а также страха, с которым его дети взирали на своих пленителей. Катон склонил голову, впервые ощутив неимоверную усталость, в которую его повергла битва. Поводья коня он привязал к столбу палатки, после чего встал неподалеку от своих пленников, наблюдая, как обреченно разбредаются, бегут под дождем разбитые остатки армии варваров.

– Господин префект!

Катон тут же чутко вскинул голову.

– Что случилось? – подошел он к человеку, который его окликнул.

– Офицеры подходят. Кажется, сам верховный пожаловал.

Сердце Катона тревожно забилось, и он постарался дышать спокойно, велев своим людям расчистить перед верховным дорогу. Через мгновение до слуха донеслось шлепанье копыт по грязи, и под дождем показалась большая кавалькада офицеров, направлявшихся к нему. Золоченые шлемы с намокшими плюмажами и алые военные плащи подтверждали слова конника. Он почувствовал, как холодный ужас сжал его внутренности: сейчас надо будет как-то оправдываться за свои действия. Плато покинул последний из варваров, а на их месте стали появляться небольшие группы легионеров – они прочесывали окрестность, искали среди трупов уцелевших, обшаривали тела на предмет поживы.

Полководец Осторий натянул поводья и шагом подъехал туда, где с растерянным видом стоял Катон.

– Префект Катон? А вы что здесь делаете? Я слышал, вы оставили свой пост. Вам должно быть известно: перед лицом врага за это полагается высшая мера. Что всё это значит?

Катон решил, что разъяснение всех подробностей займет слишком много времени. Это можно и отложить. Вместо этого он отступил на шаг, указывая на группу пленников, понуро сидящую под дождем:

– Господин, имею честь представить вам вождя Каратака, его семью и двух братьев.

При виде врага, доставившего ему столько бед и невзгод за долгие годы его полководческой деятельности, у верховного отвисла челюсть. Сглотнув, он повел глазами на Катона.

– Это… Каратак? – переспросил он с некоторым недоумением. Губы Остория растянулись в тонкой улыбке, в которой сквозило неимоверное облегчение. – О боги. Это же означает, что все кончено… Наконец-то все завершилось.

Глава 13

Если зрелище поверженной армии в глазах бывалых солдат – одно из самых жалких, то подчас бывает, что и победители смотрятся немногим лучше. Так размышлял Катон на обратном пути в лагерь. Оставшуюся часть дня в опускающихся сумерках измученные солдаты римской армии брели обратно в лагерь – насквозь грязные и донельзя продрогшие под затяжным дождем. Многих отрядили собирать раненых, что стонали, плача от невыносимых ран, и уносить их с поля боя; других солдат поставили караулить пленных. Были захвачены сотни варваров, которые сейчас сходили с холма под бдительным оком римлян. На подходе к лагерю их сковывали между собой, а когда запас цепей кончился, им стали связывать за спиной руки, опутывая веревками ноги так, чтобы пленные могли лишь мелко семенить. Затем их оставляли во власти стихии, дрожать под промозглым дождем в окружении караулов. Многие попадутся отрядам ауксилариев, посланных преградить врагу отход. Кто-то проскользнет через кордоны и разбредется по своим деревушкам с неизгладимым воспоминанием о великом поражении, под гнетом которого им неповадно будет поднимать оружие против Рима.

Люди из сопровождения обоза были одними из первых, кого послали обратно через реку. Кровавые Вороны и остатки двух центурий Макрона образовали вокруг своих знатных пленников колонну и повели их с холма назад к лагерю. Легионеры, которых они миновали на пути, останавливались и глазели, а когда весть о пленении вражеского вождя разнеслась среди остальных, Катона и его людей уже встречали восторженным ревом, перекрывающим шум дождя. Префект чувствовал в сердце теплый прилив гордости, а оглядывая лица своих людей, видел, что чувство это отражается и в их глазах. Он обернулся, и при взгляде на топающего рядом Макрона не смог сдержать улыбки.

– Тебе, думаю, на пользу слышать это славословие, – рассмеялся тот.

– Но ведь мы его заслужили.

– Ты его заслужил. Такой риск на себя взял, поступив на свое усмотрение. Если бы все обернулось по-иному…

– Риск, конечно, присутствовал, – поджал губы Катон. – Но при тех обстоятельствах этот шаг был единственно разумным.

Макрон приподнял брови. Лично ему ни за что не пришло бы в голову бросать пост среди битвы.

– Тебе виднее.

– А ты сам подумай. Если б мы ничего не предприняли, то легионы, скорее всего, разбились бы о вражеские укрепления. Каратак просто выждал бы, когда это произойдет, а там выпустил своих удальцов, которые смели бы наших ребят с холма обратно и окончательно разгромили. В таком случае лагерь пал бы, и мы были бы уничтожены вместе с остальной армией. При таком раскладе был лишь один логически оправданный ход действий, независимо от существовавших рисков.

Макрон, надув щеки, вздохнул.

– Я бы не хотел играть против тебя, парень. Даже в кости.

– Участвовать в азартных играх стоит лишь тогда, когда ты основательно взвесил все шансы на удачу.

– Именно. Ты лишаешь эту игру всяческого обаяния.

Катон, чуть нахмурившись, повернулся к другу и, заметив у него на лице лукавинку, невольно хохотнул.

– Доводы можно приводить какие угодно. Нельзя отрицать одного: здесь, как никогда, сыграло свою роль везение. Ближайший подходящий брод мог находиться намного дальше по реке и замедлить нам переправу так, что наше вторжение уже ни на что не повлияло бы. Или, скажем, враг мог выставить по флангам часовых, которые должны были там находиться. Даже небольшой отряд воинов мог остановить нас и вовремя предупредить Каратака. – Катон пожал плечами. – Правда в том, что сражение могло принять любой оборот по бесчисленному количеству причин. Нам повезло, что этого не случилось, но заметь, это никогда не найдет отражения в официальных хрониках. Победа за Осторием, и к той поре, как он будет праздновать это событие в Риме, все уже начнут считать, что такой исход был предрешен. Историки будут утверждать это в один голос. Славный полководец во главе несравненно мощной армии возобладал над храбрыми, но безрассудными варварами. Думаю, что когда-нибудь мы и сами будем смотреть на это как на нечто предопределенное.