Юрий Галинский - Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго! Страница 32

Оглушительный свист рванулся в задымленное небо, пронзительным эхом отозвался в лесу. Станичники, выступив из-за кустов, натянули тугие тетивы луков. Стрелы, с визгом рассекая воздух, сверкнув разноцветным оперением, понеслись вперед, навстречу крымчакам.

Битва началась…

Глава 5

Едва Клепа и Рудак засели в кустах напротив избы, между ними началась ссора.

— И чего нам в омут лезть? Чай, не острожники и не люди князевы… — бросив хмурый взгляд на рыжего, ворчливо пробурчал Рудак.

— Сродники мои там, быть может! — бросил Клепа.

— Никакие они тебе не сродники, то все парень придумал. А ежели и впрямь сродники, то мне с того корысть какая?

Клепа промолчал. Проверил лук и стрелы, оборвал с кустов листья, что могли помешать стрельбе. Дряблолицый зло покосился на него, но больше не сказал ни слова.

Со стороны деревни послышался гортанный говор, между избами замелькали ордынцы с факелами в руках. На солнце огонь был невидим, но едва факелы касались крыш, как высохший дерн начинал дымиться и вспыхивал синеватым пламенем. Двое приблизились к заваленной хворостом избе. Клепа поднял лук. Рудак, тихо чертыхаясь, возился с тетивой. Вот поджигатели оказались уже совсем рядом с кустом, где засели лесовики. Клепа рывком натянул тетиву, прицелился… И вдруг почувствовал: чем-то тяжелым ударили его сзади по голове. Руки рыжего разжались, соскочившая с тетивы стрела упала рядом с луком…

Татарин, что шел впереди, услыхав шум, подозрительно оглянулся. От страха Рудак задрожал, будто в лихорадке, сцепил зубы, боялся перевести дух. Пока враги поджигали избу, испуганным зайцем затаился в кустах. Когда они удалились, бросился со всех ног к лесу.

Тем временем Ивашко-кашевар стремглав несся к горящей избе. В кустах, мимо которых он пробегал, скорее угадал, чем увидел, чье-то распростертое тело, метнулся к нему. В орешнике ничком лежал Клепа, голова и рубище в крови, рядом лук и стрела. Ивашко склонился над товарищем. Убедившись, что рыжий жив, оторвал подол своей синей косоворотки, перевязал ему голову, чтобы унять кровь. Тот застонал, открыл глаза. Узнал кашевара, с трудом прошептал:

— Спасай избу, там детишки.

— Где Рудак? — спросил станичник.

Лицо рыжего исказилось, он вздохнул, но ничего не ответил…

Ивашко прыжками понесся к пылающей избе. Вначале он попытался ослопом разбросить горящий хворост, чтобы пробиться к двери. Но, убедившись, что быстро не сможет управиться, сбросил зипун и, поднатужившись, разорвал его пополам. Обмотав кое-как руки, снова бросился к избе. Жар опалил бороду, но лесовик, расшвыривая пылающий сухостой, как одержимый, рвался к двери. Вот-вот рухнут стропила — и тогда конец всем!..

Ивашке удалось расчистить проход, но на нем уже горела одежда, а по обожженным щекам катились слезы. Попробовал открыть дверь, но она не поддавалась, а отбросить лежащий внизу хворост не мог — обгорели, покрылись волдырями руки. Налег плечом — ничего… А из избы до него уже явственно доносились ребячьи крики и плач. Тогда, собрав последние силы, Ивашко разбежался и ударом ноги все-таки умудрился вышибить дверь. Задыхаясь от жары и дыма, прохрипел:

— Выходи!.. — И рухнул у порога.

Мгновение из дома никто не появлялся. Но вот наружу высунулась испуганная детская мордочка, за ней другая…

— Деда, деда! — закричала девчонка лет шести. — Тут дяденька горит!.. Бежим скорее! — схватила она за руку четырехлетнего брата.

Оба выскочили из избы. На пороге, сильно кашляя, появился старый Гон с двумя малышами на руках. Ребятишки постарше жались к деду, глядя со страхом на клубы дыма и искры, падающие с горящих крыш. Старик, отойдя с ними подальше от избы, прохрипел:

— Бегите в лес, да скорее! Тут недалече. А я мигом!.. — И потрусил рысцой обратно. Стащил с себя зипун, набросил его на Ваньку-кашевара, загасил на нем огонь. Подхватил за плечи, оттащил в сторону от горящей избы. Ватажник не шевелился. Старик стал на колени, приложил ухо к груди спасителя. Пробормотал слова молитвы, перекрестил погибшего. И вдруг вспомнил о порубежнике, что остался в избе. Крыша горела как факел, трещало дерево, во все стороны разлетались объятые огнем головешки. Схватив полусгоревший зипун, накинул его на голову и вбежал в избу. Внутри бушевало пламя, горели стены. Раненый в беспамятстве стонал. Старый Гон взвалил его на спину, кряхтя, направился к двери. Он задыхался от дыма, шатаясь, сделал несколько шагов. Вдруг его качнуло в сторону, он споткнулся о каменный жернов ручной мельницы и, потеряв равновесие, вместе со своей ношей растянулся посредине избы…

Только четыре стрелы из шести, выпущенные разбойниками, попали в цель. Три ордынца были убиты, четвертый, держась окровавленными руками за живот, корчился и стонал.

Внезапное появление урусутов, оглушительный свист, летящие стрелы посеяли панику среди шуракальцев. С криками «Шайтан!» заметались они по полю, и теперь уже огонь и дым казались им проделками дьявола, а не делом собственных рук. Бросив ясырь, ордынцы заметались в поисках спасения; стрелы лесовиков настигли еще троих. Крестьяне сбились в кучу и оцепенело взирали на чудо, ниспосланное Господом.

Первым опомнился ордынский жузбасы-десятник. Сорвал с плеч лук и, не целясь, выстрелил в бежавшего впереди долговязого лесовика. Тот, выпучив глаза, застыл на месте и грохнулся оземь. Атаман подхватил оружие убитого, с ходу послал стрелу в десятника, но промахнулся.

Уцелевшие ордынцы, не слушаясь наказов жузбасы, устремились к опушке леса, где стояли их лошади. На помощь бегущим поскакали было дозорные и те, что сторожили Гоново стадо, но неожиданно замешкались, развернули коней и понеслись обратно. Увидев это, Гордей облегченно вздохнул. Заложил пальцы в рот, оглушительно свистнул и побежал дальше.

Конных врагов отвлек Федор. Оказавшись у табуна раньше других, он сразу обнаружил татар, оставленных присматривать за лошадьми, и не стал ждать, пока подоспеют остальные ватажники. Ползком подкрался к ним, вскочил на ноги и с маху опустил свой ослоп на голову одного из сторожей. Второй, увидев огромного урусута, бросился наутек.

Между тем из леса на помощь Федору уже бежали два лесовика и Сенька. Следом, пыхтя, семенил Митрошка. Они видели, как «деточка» выскочил из ржи и бросился догонять ордынца. Тот несся не оглядываясь, слыша за спиной тяжелое дыхание. Порубежник уже занес над ним ослоп и тут увидел мчавшихся наперерез ему конных татар.

Всадники, размахивая саблями, налетели на Федора. Лесовики, засевшие во ржи, прицелились из луков. Одна из стрел попала в татарского коня. Каурый жеребец на полном скаку рухнул на колени, всадник, перелетев через его голову, грохнулся на землю. Размахивая ослопом, Федор отбивался от конников, не давал им приблизиться к себе. Опасаясь попасть в него, лесовики не стреляли. Они выхватили топоры, но, увидев пеших ордынцев, ползущих к табуну, бранясь, снова взялись за луки; еще двое были сражены их стрелами.

Пока конные татары дрались с лесовиками, пешие, подбадриваемые криками десятника, с дикими воплями «Аллах акбар!» ринулись к лошадям.

Федора окружили три всадника. Один из шуракальцев попал под удар его ослопа, изо рта нападавшего хлынула кровь, но другой в это время рубанул порубежника по непокрытой голове. Сабля начисто срезала ухо, задела плечо. Окровавленный Федор упал навзничь.

Теперь ордынцам никто не преграждал дорогу. Оба лесовика-лучника убиты: один саблей — второй — стрелой. Митрошка и Сенька, успевшие спрятаться в кустах орешника, затаились, прильнули к земле.

А со стороны деревни, перебегая между горящими скирдами, к месту схватки приближались станичники Гордея и освобожденные из полона мужики. Остатки шуракальского отряда торопливо разрезали саблями путы, которыми были стреножены их лошади, и вскакивали в седла. Низко пригнувшись к гривам коней, они бросились наутек. Их фигуры в бараньих тулупах мелькнули среди зелени кустов и скрылись в сумраке лесных дебрей.

Глава 6

Говор людей и ржание лошадей зависли над тихой лесной поляной. Багряная луна, выплывающая из-за верхушек деревьев, освещала конников в кольчугах и кафтанах, тускло поблескивала на высоких навершиях шлемов и наконечниках копий. Посередине поляны трое, ехавшие впереди отряда, остановились.

— Тут и заночуем, — сказал могучего сложения воин и, обращаясь к остальным, спросил: — А вы как мыслите?

— Можно! — согласно кивнул долговязый с небольшой бородкой и, сняв шлем с орлиным пером, вытер рукой потный лоб. Люди дюже устали, а татары сюда не сунутся в ночь.

— Так и сделаем, Максим! — теперь уже решительно бросил первый и, пытливо взглянув на третьего всадника, продолжавшего молчать, с покровительственными нотками в голосе полюбопытствовал: — А как, княже Володимир, ты мыслишь?