Георг Эберс - Серапис Страница 32

Перед фронтоном дворца стояли на карауле ветераны двадцать второго легиона, вместо привратника, который в мирное время сторожил у входа.

Агния искала его глазами и, наконец, решилась войти, смешавшись с толпой сестер милосердия и их помощников. Солдаты не обратили на нее внимания.

Жгучая жажда томила девушку, и когда один из страдальцев нетерпеливым жестом оттолкнул поданное ему питье, она собралась с духом и попросила у дьякониссы глоток воды. Ласковая новая старушка немедленно протянула ей чашу с разбавленным вином и спросила, кого она желает видеть.

– Епископа, – отвечала Агния, но тотчас спохватилась и торопливо прибавила: – Мне нужно переговорить с его привратником.

– Вот он, – сказала сестра милосердия, указывая на мужчину исполинского роста, стоявшего в тени у входа в атриум.

Только теперь Агния заметила приближение сумерек. Куда она денется, где найдет убежище, когда настанет ночь?

Холод пробежал по ее спине при мысли об этом. Поблагодарив дьякониссу, девушка подошла к привратнику, прося, чтобы тот прислал ее брата, если ребенок найдется.

– Хорошо, – ласково ответил великан. – Его сейчас уже отправят в сиротский приют «Самарянина», и там ты можешь о нем справиться.

Ободренная приветливыми словами сторожа, молодая христианка стала просить, чтобы тот отвел ее к какому-нибудь священнику. Однако слуга епископа посоветовал Агнии лучше обратиться в одну из церквей, так как все приближенные владыки слишком заняты делом, чтобы обращать внимание на незначительных просителей.

Но девушка продолжала настаивать, и тогда рассерженный привратник велел ей уходить. Как раз в эту минуту к дверям приблизились трое пресвитеров. Агния преодолела свою робость и обратилась к одному из них, почтенному старцу преклонных лет.

– Отец мой, прошу вас, выслушайте меня! – воскликнула она умоляющим тоном. – Я должна переговорить с каким-нибудь пастырем, а этот человек велит мне уйти, потому что все вы слишком заняты делами.

– Неужели он сказал тебе такую грубость? – спросил пресвитер. – Ты настоящий глупец! – с неудовольствием заметил он, обращаясь к привратнику. – Церковь и служители ее не могут отговариваться занятостью, когда дело идет о помощи верующим. До свидания, братья! Что тебе нужно, дитя мое?

– Ах, у меня так тяжело на сердце! – воскликнула Агния, с мольбою протягивая руки. – Я люблю моего Спасителя, но не свободна в своих поступках и не знаю, что мне делать, чтобы избежать тяжкого греха!

– Иди за мной, – сказал старик, направляясь во двор через маленький садик. Отсюда он привел Агнию к боковому входу и поднялся по лестнице в верхний этаж дворца.

Девушка следовала за ним со страхом и надеждой. Она скрестила руки на груди, стараясь молиться, но ей было трудно сосредоточиться на одном предмете. Тревога о пропавшем Папиасе и ожидание предстоящей беседы со священником парализовали ее мысли.

Наконец пресвитер вошел с Агнией в высокую комнату с затворенными ставнями, где ярко горело множество светильников. Несколько мужчин разного возраста сидели здесь на мягких скамьях за письменной работой.

Священник опустился в кресло в отдаленном углу.

– Признайся мне по правде, что с тобой, – сказал он благосклонно, – только передай все в немногих словак: меня ждут очень важные дела.

– Хорошо, господин, – начала Агния. – Мой отец и мать были люди свободные, родом из Августы Треверской. Отец занимал должность сборщика податей на государственной службе...

– Хорошо, хорошо, но относится ли это к делу?

– Да, господин, конечно. Мои родители ревностно исполняли устав христианской церкви, но во время восстания в Антиохии, три года назад, были убиты мятежниками; тогда меня и моего маленького брата – его зовут Папиас...

– Прошу тебя, говори поскорее!

– Тогда нас продали в неволю. Мой хозяин заплатил за нас деньги – я сама это видела, – но с нами не обращались, как с рабами. Между тем теперь эти люди требуют от меня... Видишь ли: они язычники и твердо держатся своей веры...

– И требуют от тебя, чтобы ты тоже служила идолам?

– Да, отец. Это заставило меня бежать от моих господ.

– Ты поступила совершенно правильно.

– Но как же Священное писание повелевает рабу повиноваться господину своему?

– Отец Небесный стоит неизмеримо выше всякого земного владыки. Потому для нас важнее исполнить волю Божию, чем угодить человеку.

Старец говорил с Агнией очень тихо, не желая быть услышанным остальными присутствующими, но последние слова он произнес довольно громко. В эту минуту тяжелый занавес из простого войлока, закрывавший дверь в соседнюю комнату, немного откинулся, и за ним послышался чей-то необыкновенно сильный и звучный голос:

– Ты уже вернулся, Ириней? Это очень кстати: мне нужно переговорить с тобой.

– Сейчас, владыка, – отвечал пресвитер, вставая. – Теперь ты знаешь, в чем состоит твой долг, – прибавил он, обращаясь к Агнии. – Если твой господин насильно вернет тебя к себе и прикажет участвовать в жертвоприношении идолам или заставит идти в языческий храм, то ты имеешь право обратиться ко мне и просить защиты. Запомни хорошенько мое имя: меня зовут Иринеем.

Здесь его речь была прервана приходом нового лица, появившегося из соседней комнаты. Наружность вошедшего была настолько замечательна, что каждый, видевший его хоть один раз, не мог забыть эту полную достоинства осанку и прекрасные черты.

Это был епископ, благословлявший в это утро толпу с высокого портала своего дворца. Агния узнала его и смиренно приблизилась к великому Феофилу, чтобы поцеловать край его одежды.

Он благосклонно принял этот знак глубокого почтения, окинув девушку проницательным взглядом. Смущенная Агния не смела поднять своих глаз на величавого старца, который всевластно царил над сотнями тысяч человеческих сердец.

– О чем просит эта молодая женщина? – спросил Феофил, указывая на нее своей тонкой рукой.

– Она дочь свободных родителей, получивших крещение, – отвечал пресвитер. – Родом из Антиохии. Продана в рабство язычникам; принуждается насильственным образом к идолослужению; бежала от своего господина и теперь сомневается...

– Но ты, конечно, напомнил ей, Кого следует почитать более всего? – прервал епископ. Потом он обернулся к Агнии и спросил: – Почему ты не пошла со своей жалобой к дьякону своей церкви, а явилась к нам?

– Мы недавно прибыли в Александрию, – робко заметила девушка, решаясь, наконец, взглянуть на красивые, как будто изваянные из белого мрамора черты Феофила.

– В таком случае пойди в базилику Марии и причастись там святых тайн, – заметил епископ.

– Теперь как раз начинается торжественная служба, однако... ты вовсе не знаешь города, скрываешься от своего господина, и при этом ты так молода, так... Наступает ночь. Кто даст тебе пристанище?

– Не знаю, – отвечала Агния, глотая слезы.

– Вот истинное мужество, – прошептал Феофил, обращаясь к пресвитеру Иринею. – У нас в Александрии, – прибавил он, продолжая свой разговор с просительницей, – есть немало домов для бесприютных христиан. Один из моих подчиненных сейчас напишет для тебя свидетельство за моей печатью, и ты будешь принята в одну из таких гостиниц, устроенных на средства милосердных богачей. Ты говоришь, что родилась в Антиохии? В таком случае тебе надо обратиться в приют антиохийца Селевка. К какому приходу принадлежали твои родители?

– К приходу Иоанна Крестителя.

– Где проповедует Дамасий? – с живостью спросил владыка.

– Да, святой отец; он был нашим духовником.

– Этот последователь Ария! – воскликнул епископ, гордо выпрямляясь во весь рост и крепко сжав тонкие губы.

Пресвитер всплеснул руками и сурово спросил Агнию:

– И ты, ты сама тоже принадлежишь к еретической секте?

– Мои родители были ариане, – отвечала встревоженная девушка, – и они научили меня молиться богоподобному Христу.

– Довольно! – строго прервал ее Феофил. – Пойдем отсюда, Ириней!

Он кивнул головой пресвитеру, откинул занавес и вышел своей величавой поступью из комнаты.

Агния осталась, как пораженная молнией, она была страшно бледна и дрожала от волнения.

Разве она не настоящая христианка? Разве с ее стороны было грешно исповедовать веру своих родителей?

Служители алтаря только что хотели протянуть ей руку помощи и вдруг отшатнулись от нее, как от язычницы. Неужели такой поступок согласовался с духом милосердия истинных последователей Христа?

Мучительное сомнение во всем, что Агния до сих пор почитала святым и недосягаемо высоким, овладело ее душой. Нет, Искупителю мира, при Его всеобъемлющей благости, не могла быть угодна такая нетерпимость христиан друг к другу.

Девушка была настолько ошеломлена всем случившимся, что не могла больше плакать, и стояла неподвижно в оцепенении на том же самом месте, где ее оставил Феофил.