Давид Малкин - Король Давид Страница 32

Тут она спохватилась, взяла в руки голову Тамар и повернула к себе, стараясь улыбнуться. Но сразу же сделалась серьёзной.

– Конечно, я не представляла, что он выгонит тебя на улицу, как собачонку.

Мааха опустилась на пол, положила голову дочери себе на колени и провела рукой по её мокрому лицу.

– Выплачься и попей воды. Живи здесь и никуда не ходи. И не жалуйся! Думай о мести, и тебе станет легче. Мы не допустим, чтобы этот Амнон стал королём, а ты ещё будешь управлять иврим. Только не как жена короля, а как его сестра. Это обещаю тебе я, дочь князя Талмая. Потерпи, подожди немного, я ждала дольше.

Тут она заметила, что всхлипы смолкли, Тамар уснула, уткнув лицо в материнские колени. Тогда Мааха шёпотом пообещала в пространство:

– И ты, Давид, старый бабник, получишь своё!

В этот момент в дом вошёл Авшалом. Солнечный свет золотым ореолом повторял его стройную фигуру. Несколько мгновений Мааха любовалась сыном, потом приложила палец к губам и, показывая взглядом на спящую Тамар, прошептала:

– Ты уже знаешь?

– Весь город знает .– Авшалом остановился напротив, скрестив на груди руки. – Что будем делать, мама?

– Приближается твой день. Но сперва – месть!

И жила Тамар в одиночестве в доме Авшалома, брата своего. И услышал обо всём этом король Давид, и сильно прогневался.

Все ждали, какое наказание даст Давид старшему сыну Амнону, но король ничего не предпринимал. А тот старался не попадаться отцу на глаза.

Так прошло два года.

В Баал-Хацоре, в дне пути на север от Города Давида, в усадьбе Авшалома, сына Маахи, впервые отмечались осенние праздники. Пять лет назад князь Талмай купил здесь землю в подарок на тринадцатилетие своему внуку Авшалому. Князь велел построить дом с хозяйственными помещениями и прислал из Гешура слуг и рабов, а также стадо северных овец с длинной белой шерстью. Этой осенью слуги Авшалома впервые должны были стричь овец из нового стада, и всем обитателям королевского дома в Городе Давида не терпелось посмотреть на работу прославленных гешурских стригалей и на саму усадьбу. В прошлом году Авшалом приехал из Баал-Хацора счастливым и рассказывал, как прекрасны леса на горах вокруг селения и как выучены слуги, исполнявшие любое его, Авшалома, приказание – не то, что в Городе Давида.

И вот, в Восьмом месяце, в Баал-Хацоре был назначен праздник по случаю окончания сбора винограда и маслин, богатого урожая ячменя и, конечно, стрижки белых овец из гешурского стада. Родственники заискивали перед Авшаломом и его матерью, надеясь получить приглашение в Баал-Хацор. Прошёл слух, будто пригласил Авшалом всех сыновей короля, значит, и Амнона, которому уже два года не говорил ни худого, ни доброго. Ожидали, что во время праздника Давид помирит своих сыновей: всё-таки братья!

И пришёл Авшалом к Давиду, и сказал:

– Вот нынче стрижка овец у раба твоего. Пусть король и слуги его пойдут с рабом твоим.

И сказал король Авшалому:

– Нет, сын мой. Мы не пойдём все, чтобы не быть тебе в тягость.

И очень упрашивал он его, но тот не захотел идти и благословил его.

И сказал Авшалом:

– Если не ты, то пусть пойдёт с нами, прошу, Амнон, брат мой.

И сказал ему король:

– Для чего ему идти с тобой?

Но Авшалом упросил его, и отпустил он с ним Амнона и своих сыновей.

Неожиданно для всех в Баал-Хацор не поехала Мааха, сказав, что не хочет мешать молодым веселиться. Сыновья короля, родившиеся в Городе Давида, были ещё маленькими и с завистью провожали шестерых «хевронцев», которым слуги запрягали в дорогу самых спокойных из королевских мулов.

Праздник получился на славу. При свете луны слуги Авшалома обносили гостей вином и водой из горного ручья, пели им величальные песни. На вертелах шипела баранина, сыновья Давида веселились. Младшие, Шфатья и Итреам, впервые сидели у ночного костра вместе со взрослыми.

Амнон с кружкой молодого вина возлежал поблизости от углей, на которых поджаривалось мясо. Он съел уже не один кусок, а всё не мог оторвать взгляда от баранины, смотрел, как она из ярко-розовой делается серой, как темнеет на ней корочка, запекаясь по краям, как ловко повар-гешурянин приподнимает на бронзовой лопатке сочные ломти и те, что готовы, стряхивает в подставленную рабом глиняную тарелку. С шипением капал в костёр жир, гремели барабанчики, певцы из Гешура высокими голосами затягивали песни горцев и рыбаков.

Заглядевшись на повара, Амнон не обратил внимания на появившихся рядом запыхавшихся отроков. Только что они освежёвывали неподалёку баранью тушу и держали в руках перепачканные потрохами и кровью ножи.

И приказал Авшалом отрокам своим:

– Поразите Амнона. Это я приказал вам. Мужайтесь и будьте храбры.

И поступили отроки Авшалома с Амноном, как приказал Авшалом.

И поднялись все королевские сыновья, сели каждый на мула своего и бежали.

Бешено скакали мулы к Городу Давида, но всё равно их опередил слух, будто все королевские сыновья зарезаны на празднике у Авшалома. И встал король, и разодрал одежды свои, и лёг на землю. И все слуги его стояли в разодранных одеждах.

И обратился Давид к Богу:

– Научи меня, ибо ты – Бог спасения моего!На Тебя надеюсь все дни.Ради имени Твоего, Господи,прости грех мой – велик он. <…>Помилуй меня, ведь я одинок.Посмотри на страдание моё и тяготы мои,и прости грехи мои.Сохрани душу мою.Спаси меня!

Только сейчас спохватились, что не отправили погоню за убийцей, но было поздно: Авшалом уже скрылся где-то в Гешуре.

И вошли сыновья короля, и подняли вопль, и плакали. Также и король, и все его слуги плакали плачем весьма великим.

***

К Ашхуру бен-Хэцро, главе старейшин селения Текоа, прибыл гонец от Иоава бен-Цруи с приглашением приехать к нему в Город Давида. Ашхур удивился, но потом подумал: «Что ж, мы с Иоавом одни из самых старых воинов, нам есть о чём поговорить». Через три дня оба сидели перед домом Иоава и беседовали. Холостяцкий дом командующего, а особенно двор и помещения, где жили слуги, были усыпаны обломками камней, обглоданными костями; где попало валялись топоры и мотыги.

У входа в дом широко раскинуло ветви фисташковое дерево с красноватой перистой листвой, дававшей и в самые тяжёлые дни лета тень и прохладу. Из-за фисташкового дерева Иоав и выбрал это место, когда делили землю в завоёванном Ивусе. Пятый месяц, называемый ещё месяцем Подрезания лозы, выдался особенно жарким, и Иоав проводил больше времени под своим фисташковым деревом, чем в доме.

Раб принёс лепёшки и маслины, постоял, делая вид, будто ожидает приказаний, и пошёл к дому, где в тени под стеной лежал другой раб-ивусей.

– Дошли ещё только до войны с Аммоном, – сообщил первый.– Можно подремать.

Действительно, Иоав бен-Цруя с гостем вспоминали поход за Иордан.

– Помнишь, как они удирали к себе в Раббу? – толкнул Иоав гостя плечом.

– Побросали колесницы, палатки, всё оружие, – смеялся, оглаживая бороду, Ашхур бен-Хэцро. – Некоторых втягивали на городскую стену за халаты, и они болтали ногами.

– Мы тогда могли бы взять Раббу сходу, – плюнул на землю Иоав, – если бы не затеяли грабить их лагерь. Вот они и успели закрыть ворота.

Иоав плюнул ещё раз, вздохнул и вернулся к теме разговора.

– Так вот, эта история с его сыновьями. Поверь, для меня оба братца, что Амнон, что Авшалом – как вон те репейники у порога. Но Давид не спит и не ест. Вдруг говорит мне вчера: «В такие дня в Пятом месяце подстригали кудри Авшалому. А когда стриг он голову свою, – а стриг он её каждый год, потому что она отягощала его, – то весили волосы головы его двести шекелей по шекелю королевскому». И повернулся, и ушёл к себе, до конца дня все боялись его тревожить. А ведь он – король! Ему Господь жизни всех иврим поручил. Он должен заботиться о народе, что бы ни было у него на душе.

Иоав закашлялся, помолчал минуту, вздохнул и опять заговорил.

– Пока будут люди жить на земле, будут и войны. Видно, так положено Богом, и, значит, мужчина всегда должен быть готов защищать себя и своих ближних, верно?

Гость кивнул и подумал: «Не даром говорят, что Рыжий молодеет, когда начинается война!»

– Я ведь столько раз говорил ему: «Посмотри, кто у тебя растёт! Вот у Шауля были сыновья – воины! Они и пали рядом с отцом в одном бою. А разве мы с тобой прожили молодые годы с няньками да рубахами из вавилонского полотна?! Твои балбесы, говорю, в курицу копьём не попадут, отцовский лук натянуть не сумеют. И это сыновья Давида? Пусть растут, как все мальчики у нас в Иудее. Тому, кто в детстве пас овец, не привыкать спать на земле, разводить костёр, отгонять от стада медведей, он и ножом владеет, и пращой. Не испугается ни крови, ни мертвеца рядом с собой». Просил его: «Вот поведу армию на Раббу, дай мне твоих сыновей, хотя бы в обоз. Обещаю тебе беречь их от стрел и камней…»