Сергѣй Штернъ - Въ огнѣ гражданской войны Страница 32

Большевики возвели пропаганду въ систему, монополизируя въ своихъ рукахъ весь газетный аппаратъ, они имѣютъ мощный способъ воздѣйствія на общественное мнѣніе. Не довольствуясь этимъ, большевики обратили саше серьезное вниманіе и на устную агитацію, особенно — по деревнямъ. Ими созданы спеціальные кадры агитаторовъ, которые, до введенія какой либо «реформы», подготовляли для нея почву, а, послѣ обнародованія соотвѣтствующаго декрета, всячески защищали его сущность, парировали удары его критиковъ. Въ совѣтскихъ газетахъ сплошь и рядомъ печатаются статьи, носящія подзаголовокъ «тезисы для агитаторовъ». Эти тезисы, конечно, соотвѣтственно препарированные, воспроизводятся изъ газеты и развиваются на всевозможныхъ собраніяхъ, засѣданіяхъ и т. д. При существованіи власти Добровольческой Арміи точно также создавались особые курсы для агитаторовъ, циркулировали спеціальные агито-поѣзда, разъѣзжали по провинціальнымъ центрамъ лекторы, разсылаемые отдѣломъ пропаганды. Но въ данномъ случаѣ казенный характеръ всей этой пропаганды давалъ сильно о себѣ знать, особенно въ области подбора, пропагандистовъ и агитаторовъ. Часто — слишкомъ часто — случалось, что за дѣло брались лица, явно не подготовленныя, не авторитетныя, съ узко-чиновничьимъ кругозоромъ. Гоняясь за внѣшними эффектами, сосредотачивали пропаганду въ центральныхъ частяхъ большихъ городовъ, не доходя почти до окраинъ и предмѣстій, не говоря уже о сельской полосѣ. Плакаты, афиши, воззванія составлялись обычно мало удачно, то больно лубочно, то очень уже дубовоказеннымъ языкомъ. Попытка художественныхъ иллюстрацій, выставленіе картинъ и рисунковъ опредѣленнаго содержанія — били мимо цѣли и часто отталкивали, ибо отличались нарочитой грубостью тона и бьющей въ глаза тенденціозностью.

Обыватель свыкся съ мыслью, что совѣтская печать либо умалчиваетъ о событіяхъ на Западѣ, ей нежелательныхъ и невыгодныхъ, либо искажаетъ ихъ смыслъ, либо просто сочиняетъ мнимые факты зарубежной политической хроники. Въ силу этого, рядовой обыватель, лишенный издающихся внѣ большевизіи газетъ, поразительно неосвѣдомленъ о происходящемъ на Заііадѣ. На этой почвѣ, естественно, особенно легко возникаютъ всякаго рода слухи. Достаточно было кому-то сказать, что польскіе или германскіе отряды подходятъ къ городу — какъ это дѣлалось всеобщимъ достояніемъ. Въ приморскихъ городахъ долгое время все ожидали прихода союзнаго флота, который, де, освободитъ отъ большевиковъ. Слухи этого рода зачастую находились даже въ прямомъ противорѣчіи съ подлинной политической конъюнктурой. Въ періодъ Кронштадскаго возстанія въ февралѣ 1921 г. Англія была уже буквально наканунѣ подписанія торговаго договора съ Красинымъ, но, тѣмъ не менѣе, въ Петроградѣ многіе считали, что раздающаяся издали канонада — ничто иное, какъ артиллерійская стрѣльба по большевистскимъ позиціямъ, производимая ... англійскимъ флотомъ. Большевики спекулируютъ на этой неосвѣдомленности общества, строятъ на немъ часто свои планы и козни. Большевистскія газеты, повторяя изо дня въ день о революціяхъ во всѣхъ странахъ Европы, Азіи и обѣихъ Америкъ, въ концѣ концовъ создаютъ впечатлѣніе, что «міровая революція» — фактъ совершившійся. Самый мелкій эпизодъ политической жизни Парижа или Рима—раздувается въ крупное событіе, которое неизмѣнно окрашивается въ революціонно-коммунистическій цвѣтъ. Ежедневно преподносимый «букетъ» подобнаго рода «новостей», фактическая невозможность ихъ провѣритъ и критически оцѣнитъ — даютъ въ результатѣ извѣстные сдвиги общественно-политическихъ настроеній даже въ кругахъ, отнюдь къ коммунизму не склонныхъ. Этого рода неосвѣдомленность въ истинномъ положеніи вещей въ Западной Европѣ и о настроеніяхъ ея руководящихъ интеллигентскихъ круговъ, безспорно, должна была сыграть извѣстную ролъ въ «эволюціи» нѣкоторыхъ вѣрныхъ русскихъ интеллигентовъ, которые повѣрили большевистской баснѣ о коммунистической революціи на Западѣ, воспринятой якобы, и главарями западно-европейской интеллигенціи. Интеллигенты, вырвавшіеся изъ совдепіи за-границу, поражаютъ своимъ незнаніемъ происходившаго въ послѣднее время на Западѣ. Коммунистическіе Иловайскіе, сосредоточивая свое вниманіе на мнимыхъ массовыхъ революціонныхъ движеніяхъ въ совѣтскомъ стилѣ, не считаютъ нужнымъ освѣдомлять объ «неинтересныхъ» — съ ихъ, конечно, точки зрѣнія — фактахъ.

Во время Кронштадтскаго возстанія, большевистская печать, пугая спекторомъ реставраціи, внѣдряла въ сознаніе населенія, что русская эмиграція уже «рѣшила» возвести на престолъ великаго князя Дмитрія Павловича, что «царскій» посолъ Маклаковъ сдѣлалъ такой-то шагъ и т. д. Большевикамъ важно произвести «эффектъ», воздѣйствовать на психику, запугать призракомъ «царскихъ пословъ и генераловъ», а о правдивости сообщаемаго заботиться не приходится, ибо правдивость причисляется къ «буржуазнымъ предразсудкамъ». Нужно, впрочемъ, признать, что и въ иныхъ «бѣлыхъ» развѣдывательныхъ органахъ не всегда достаточно щепетильны съ этой самой многострадальной правдивостью, пуская въ обращеніе мнимые «документы», не всегда даже достаточно искусно сфабрикованные. (Напр. перепечатанное лѣтомъ 1921 г. изъ «Нов. Рус. Жизни» парижскими газетами письмо Ленина къ швейцарскому другу.) Случаевъ такихъ было, правда, немного, всего нѣсколько, но кромѣ конфуза и досады подобнаго рода «фабрикація» большевистскихъ «документовъ» ничего не принесла.

Исторія знаетъ случаи фальсификаціи документовъ и попытокъ мистификаціи общественнаго мнѣнія, но никогда, кажется, эти фальсификація и мистификація не достигали такой степени и такой интенсивности, какъ въ наши дни. Въ эпоху послѣ Версальскаго мира въ моменты производства плебисцитовъ въ областяхъ со смѣшаннымъ этнографическимъ составомъ пускаются въ ходъ фальсифицированныя сводки переписей и статистическихъ обслѣдованій. Такъ было въ Шлезвигѣ, Силезіи, Тиролѣ, Вильнѣ, такого рода «точныя свѣдѣнія» циркулировали относительно Смирны, столь же безупречныя данныя заготовлены и захватчиками Бессарабіи.

Трудно добиться истины въ эпоху подтасовокъ статистическихъ и этнографическихъ обслѣдованій и анкетъ. Въ оборотъ пускаются апокрифическіе документы, фальшивыя письма, сфабрикованныя стенограммы, лживые и «трюкованные» протоколы. На этого рода документахъ-апокрифахъ строятся цѣлые политическіе планы и легенды, имѣющіе норой весьма существенныя послѣдствія. Въ этомъ отношеніи подаютъ другъ другу руки черносотенцы и большевики. Большевикамъ понадобилось пустить въ обращеніе по Дальнему Востоку брошюру, заключавшую въ себѣ мнимыя показанія адм. Колчака иркутскому революціонному трибуналу, якобы данныя незадолго до разстрѣла адмирала.

Константинопольскій еженедѣльникъ «Зарницы» помѣстилъ въ № 23 за 1921 г. въ качествѣ «историческаго документа» письмо П. Н. Милюкова отъ 15 ноября 1917 г., каковое письмо является памфлетическаго характера изложеніемъ «признаній» и «исповѣди» П. Н. Милюкова, съ «покаяніемъ» въ участіи въ февральскомъ переворотѣ и «заявленіемъ», что надо бы вернуться къ монархіи.

Едва ли не образцомъ фальсификаціи документовъ политическаго характера могутъ, однако, послужить нашумѣвшіе «Протоколы Сіонскихъ мудрецовъ». Дѣйствуя на темные умы и разстроенныя воображенія, «протоколы» уже послужили тараномъ для кровавой анти-семитской пропаганды, и прямыхъ призывовъ къ убійствамъ. Скоро послѣ того, какъ лондонскій Times документально установилъ происхожденіе «сіонскихъ портоколовъ», являющихся поспѣшнымъ и небрежнымъ плагіатомъ «женевскихъ діалоговъ» — политическаго французскаго памфлета эпохи Наполеона III, — пражскій органъ с. р. «Воля Россіи» помѣстилъ 23 сент. 1921 г. другіе «протоколы» — конференціи «комитета спасенія родины», состоявшейся — или, якобы, состоявшейся — въ Константинополѣ съ 5 февраля по 8 марта 1921 г. И эти «протоколы» — явно и грубо сфабрикованы и приходится удивляться, что ихъ воспроизводятъ въ качествѣ «документа». Тонъ, содержаніе, отдѣльныя детали конференціи «комитета спасенія родины» — явно отдаютъ поддѣлкой. Конечно, погромныхъ дѣлъ мастера, вахмистры по воспитанію и погромщики по убѣжденію имѣются въ слишкомъ достаточномъ количествѣ среди русскихъ бѣженцевъ, но «протоколы» погромной конференціи даютъ очень ужъ вздорные образцы погромныхъ сужденій. Слишкомъ былъ осторожнымъ человѣкомъ покойный г. Кривошеинъ, чтобы предсѣдательствовать на подобной «конференціи», да, по свѣдѣніямъ «Общаго Дѣла», г. Кривошеинъ находился въ моментъ засѣданій конференціи не въ Константинополѣ, а въ Парижѣ. Другой участникъ конференціи — ген. Слащевъ именуется «протоколами» начальникомъ штаба арміи и помощникомъ Врангеля, тогда какъ, въ дѣйствительности, ген. Слащевъ никогда начальникомъ штаба арміи не былъ, а въ помощники Врангеля его могъ произвести только мало освѣдомленный фальсификаторъ, не знающій о враждѣ между Врангелемъ и Слащавымъ, принявшей особенно острый характеръ въ описываемый періодъ.