Неожиданная Россия. XX век (СИ) - Волынец Алексей Николаевич Страница 32

Неоднократно упоминает японские винтовки и Алексей Толстой в «Хождениях по мукам», своём эпическом романе о гражданской войне на юге России: «Приказал выдать бойцам трофейной солонины с бобами, сладкого консервированного молока, да взять новенькие японские карабины, чтобы заменить ими, насколько возможно, старые винтовки, расшлёпанные в боях…»

Красноармейцы в лаптях и с японскими винтовками Арисака. Парад Красной Армии в Харькове, 1920 год.

По завершении гражданской войны большевики учли ошибки царского командования, накануне Первой мировой не сохранившего запасы старых винтовок. Все иностранные винтовки, даже самые старые и изношенные, в том числе «арисаки», после 1921 года тщательно собрали и заложили на склады длительного хранения. В середине 20-х годов несколько тысяч японских винтовок с этих складов по связям Коминтерна передали в Китай.

В свой последний бой японские винтовки русских солдат пошли в 1941 году. «Арисаками» времён Первой мировой в июле того страшного года вооружали народное ополчение города Киева и отряды ополченцев в Смоленской области. В сентябре 1941-го «арисаки» были переданы на вооружение некоторых частей Московского ополчения и в партизанские отряды Крыма.

Впрочем в СССР с производством стрелкового оружия дела обстояли куда лучше, чем в Российской империи, и московских ополченцев достаточно быстро перевооружили советским оружием. Поэтому часть запаса старых «арисак» пережила даже Вторую мировую войну и, будучи вновь заложенными на склады длительного хранения, они – не удивляйтесь! – учитывались в мобилизационных планах гипотетической Третьей мировой…

До распада СССР некоторое количество японских винтовок хранилось на тыловом складе Прикарпатского военного округа в районе Шепетовки. В 1993 году в самостийной Украине эти раритеты Первой мировой отправили на переплавку.

Глава 13. «Прапорщики жили в среднем не больше 12 дней…»

Нехватка младших командиров русской армии в годы Первой мировой войны

Российская империя – единственная из начавших Первую мировую войну крупных держав не имела в 1914 году всеобщего среднего образования. Казалось бы, начальные школы с их малолетними учениками очень далеки от вопросов военной мощи и армейской подготовки. Но XX век установил прямую связь образовательного уровня населения с боеспособностью войск.

«В этом вина самого положения народного образования в России»

В конце XIX столетия, наблюдая стремительный рост военной мощи объединённой Германии, европейские военные аналитики отмечали, что основой такого роста стала не только мощная экономика, но и «прусский школьный учитель». Конституция Пруссии ввела всеобщее бесплатное в народных школах в 1850 году – напомним, что в тот год 40 % населения Российской империи всё ещё считалось живым товаром для которого вопрос всеобщего начального образования, мягко говоря, был не актуален.

Такое отставание в социальном развитие накануне Первой мировой войны привело Россию к следующим показателям: в 1907 году по статистике в Русской императорской армии на тысячу новобранцев приходилось 617 неграмотных, в то время как в армии Германского рейха один неграмотный приходился на три тысячи призывников. Разница в 1851 раз!

Увы, разница в уровне образования сказывалась не только в статистике. Индустриальная война нового времени предъявляла к солдатам и новые требования. Усложнение техники и тактики оставило в прошлом прежний идеал рядового воина – неприхотливого и нерассуждающего, выдрессированного офицерами из неграмотного «природного» крестьянина.

XX век показал, что в новых войнах грамотный пролетарий оказался боеспособнее необразованного обитателя села. Это отметили русские военные специалисты, анализируя итоги неудачной для нас русско-японской войны 1904-05 годов – одной из причин поражения стала более высокая грамотность японских призывников по сравнению с русскими резервистами.

Сторонники прежних идеалов, утверждавших, что крестьянин самой природой лучше приспособлен к условиям и тяготам полевой войны, нежели «избалованные» горожане, не учили перемен нового века. Индустриальная война с её новшествами – от пулемётов и массированных артобстрелов до газовых атак – была в равной мере чужда и крестьянской и пролетарской «природе». Но в условиях массовых призывных армий, грамотный горожанин, хотя бы поверхностно знакомый с техникой, обучался солдатскому ремеслу быстрее и проще, чем неграмотный селянин, вырванный из своего узкого патриархального мирка.

Ещё в 1871 году генерал Михаил Анненков, отправленный русским командованием в германскую армию в качестве наблюдателя во время франко-прусской войны, отметил радикальное влияние грамотности на качество войск: «При подобном составе армии все части войск являются уже не бездушными машинами, действующими только по команде и нравственно теряющимися при утрате офицеров, но сознательными исполнителями…»

В прежнюю эпоху рекрутской армии, неграмотность массы русских солдат компенсировалась длительным сроком службы и, соответственно, большим военным опытом. Но в новых условиях массовых призывных армий и срочной службы неграмотные толпы русских крестьян, только что мобилизованные из деревень, неизбежно проигрывали по качеству боевой и технической подготовки поголовно грамотным призывникам Германии.

Военные аналитики понимали эти проблемы задолго до начала Первой мировой войны. Так Ян Блиох в своей книге о будущей войне в самом конце XIX века отмечал: «Новейшие условия боя неблагоприятны для русской армии в том смысле, что они уменьшили значение именно тех качеств, которыми русские войска обладают в высокой степени, зато выдвинули вперёд такие требования, котором наши войска отвечают уже в меньшей степени. Так главная сила русского солдата всегда была в геройском, суворовском ударе в штыки, не считая своих потерь от огня, и в упорной, но пассивной обороне в фортах и окопах… Но никакое мужество не устоит против тех потерь, которые окажутся при современных условиях, если вести атаки во чтобы то ни стало… Что касается упорства обороны, то самая упорная оборона все таки должна окончится сдачею, если она остаётся пассивною, если обороняющийся не проявляет сам инициативы. А это – уже иное свойство, чем готовность к самопожертвованию и к перенесению всяких лишений…»

Эти проблемы русской армии, по мнению Блиоха и привлечённых им к работе военных аналитиков, проистекали из низкого образовательного уровня страны: «Новые условия ставят большие требования относительно развитости самих солдат, способности их действовать по смыслу отданного приказания, не дожидаясь дальнейших команд. Между тем, относительно развитости солдат в русской армии остаётся желать много лучшего… В этом вина самого положения народного образования в России».

За 15 лет до начала Первой мировой войны наиболее полный и обоснованный футуристический прогноз о грядущем столкновении выносил неприятный диагноз русской военной системе: «Во всяком случае не подлежит сомнению, что число грамотных, сколько-нибудь умственно развитых, а тем более образованных людей в рядах русской армии гораздо менее, чем в других армиях Европы».

«Убыль в офицерах может отозваться в русских войсках сильнее, чем в других…»

Дефицит грамотных солдат в русской армии и вообще в русском государстве не только снижал боевые качества в условиях новой войны, но и порождал ещё одну фундаментальную проблему – резко сужал базу для производства и подготовки офицерских кадров. Многомиллионные призывные армии, которые двинутся в многолетний бой осенью 1914 года, требовали не только миллионов рядовых, но и огромное количество офицеров, особенно младших командиров.

В условиях мировой войны таких офицеров уровня стрелковых рот требовалось очень много, гораздо больше, чем их могли подготовить обычные военные учебные заведения. И тут социальная отсталость царской России играла свою роковую роль. Если в остальных крупнейших странах Европы почти поголовная грамотность всех слоёв населения позволяла быстро готовить младших офицеров из рядовых солдат, то в Русской императорской армии большинство составляли неграмотные или малограмотные, едва умеющие читать – готовить из них офицеров для современной войны было уже невозможно.