Михаил Веллер - Наш князь и хан Страница 33

А теперь ступай в Москву, за каменные стены. На рубаху холщовую надень армяк, на армяк кольчугу В руку копье возьми. Выпей вина, выпей браги, нынче платить не надо. Зашумело в голове? Теперь ступай на стену, с татарами погаными разговаривать. Явились не запылились. Звали их сильно. Что ты ему вниз скажешь?

– Трах-шарах-мать! А чего царю у нас надобно? С чем пожаловал? Чего сулит? Знаем мы ваши милости, потом голову ищи по кустам. Живем мы себе, никого не трогаем, и вы нас не трожьте. Ступайте с Богом, земли у вас достаточно!

– Ты знаешь, что тебе за такой разговор будет? Что вам всем за неподчинение воле царя будет?

– А ты меня сначала достань, падаль! Иди сюда ближе – поцелуй меня в зад!

А уже заводятся оба, крик с хрипом, кровь в лицо:

– Дорого вам это обойдется, дети больной суки! Где князь?! Давай его сюда!

– А и хрен его знает, кудыть он делся! Тебе надо – ты и ищи!

Не договорились, короче. Вот и весь дипломатический ритуал. Вот и все «поиски князя».

Что доложить Тохтамышу?

«Ворота не открывают».

Что ответит Тохтамыш? Выдержав равнодушную паузу, не шевельнув ни единой складкой лица, как подобает властелину:

«Взять город».

Что делать?

Брали двое суток. Не берется. Людей теряем. Хорошие стены русские построили. Ну – как поступить дальше, товарищи имперские монголоиды?

Можно продолжать. Не исключено – возьмем стены. Хотя вряд ли. И людей много потеряем.

Можно разбить лагерь и ждать технику и подкрепление из Орды. Перейдем к правильной осаде. Чуть раньше или чуть позже – возьмем. Это наверняка.

Но тут таится ряд опасностей.

Первая. Если литовские войска подойдут и ударят – это осложнит положение. У Литвы большая военная сила. С ней сейчас не надо связываться. Можно потерпеть поражение. И потерять Московское княжество. Более того – можно потерять лицо в глазах русских князей. Уважать перестанут, бояться перестанут, на сторону глядеть будут. Можно потерять весь Русский улус. Этого допустить нельзя.

Второе. Если Тверское княжество присоединится к войску Литвы. Тверь пронырлива, коварна.

Третье. Где-то Владимир Серпуховской с дружиной бродит. Мы у него Серпухов сожгли по пути сюда. А у него все законные права на московское княжение после Дмитрия. Если явится и мечом претендовать будет – еще и с ним разбираться вдобавок ко всем прочим.

В цейтноте мы, товарищи генералы. Что? – в шахматы не играете? Это не важно. Времени у нас нет! Мы чем выигрываем? Скоростью. Движемся молниеносно, наносим удар где выбрали и когда выбрали. Потому что если все наши враги объединили бы все свои силы против нас – мы бы и сейчас табуны пасли за Керуленом… если б уцелели.

Блицкриг! Что – и немецкого не знаете? О Небо, с кем приходится выигрывать войны… Нам нужно самое быстрое решение! Чтобы разобраться с Московией – сейчас! Сразу! Завтра же!

Хотелось бы услышать мнение начальника отдела спецпропаганды.

– Ну а чего тут думать? Выманить. Запудрить мозги. Усыпить бдительность. Убедить, что мы против них ничего не имеем. Обещать что угодно – свободу, безопасность, сохранность имущества. Хотят другого князя – да пусть хоть спят с ним по очереди. Короче – дать всем все.

– А поверят?..

– А куда они денутся? У них выбор между смертью и надеждой, великий хан. Только сильный воин изберет почетную смерть в бою вместо призрачной надежды на спасение. Они не такие воины. Они поверят в то, во что люди всегда хотят верить.

– Надежды мало. Должна быть уверенность.

– Великий хан прав. Я позабочусь об этом.

Разрешение недоразумения

(Малая группа знати на дорогих конях приближается к стене на расстояние голоса, маша в знак мирных намерений бунчуком.)

– Эй, вы, там, на стене! Кто говорить будет?

– А ты кто таков?

– Василий Дмитриев сын, князь Суздальский.

– А это с тобой что за хрен с горы?

– Из пасти-то не воняй, досюда слышно. Это Семен, брат мой, князь.

– Чего надобно, татарская дубина?

– Погоди лаяться. Меня царь отправил.

– А ему чего?

– Непонятка вышла! Перетереть надо.

– Ну дак между ног и три сильней! Уже пробовал?

(Со стены – «Бру-га-га!»)

– Вы скажите, а то непонятно: чего Дмитрий, князь ваш, не показывается, говорить не хочет? Боится? Вас вперед себя умирать посылает?

– Да нету его на Москве! Говорили уже!

– Не верит царь. Боится Дмитрий его суда. Знает свою вину. Страх его взял пред царевы очи предстать, так говори по чести.

– Уехал он из города! Нету! Ну говорю же!

– А чего ж он уехал? Знает свою вину перед царем! Налог не платил, слушать не хотел! А вы его зачем покрываете?

– Это мы его покрываем?! Да мы его вообще вон прогнали!

– Что значит – прогнали?! Как прогнали? Князя?! Куда?..

– Да и хрен его знает, где он есть! Не ведомо то нам! Куда бежал – там пусть и сдохнет!

– Ничего себе дела!..

– Семка, стой, не лезь… Так ты баешь, что князя в Москве нет?

– Так а я тебе о чем!

– И вы эти все дни бились без него?

– Ну.

– Побожись!

– Вот те крест!

(На стене крестится. Под стеной чешет затылок…)

– Да царь-то к Дмитрию пришел! Его наказать хотел! Вы-то при чем? Вас ему на что? Это царское дело, не ваше! Так а вы чего тогда в стенах-то затворились?

– Так а татары ратью подошли. Серпухов вон сожгли. Народ от них бежал.

– Серпухов разорили, потому что Владимир-князь там был. А он Дмитрию брат. А как Владимир бежал – на Серпухов царь другого князя поставит. Вон его, понял?

(Василий Кирдяпа указывает на Семена. Семен важно кивает головой. Рыжая кобыла под ним пляшет, застоявшись.)

– Нам ставить князя не надобно. У нас уже есть новый князь.

– Но-овый?! Это кто ж будет?

– Остей Дмитриев сын. Дмитрия Ольгердовича. В Переяславле что сидит.

– Из гедиминовичей, што ль?

– Ну.

(Братья внизу переглядываются, разводят руками, отъезжают и совещаются с татарской свитой, что-то ей втолковывая. Возвращаются к переговорам. На стене собрался народ, тянут шеи, вслушиваются.)

– Так вы не за Дмитрия бились?

– Да нам хоть он шею сломай! Царь его накажет – народу только в радость.

– Так чего вы сразу-то не объявились? Что против Дмитрия? Значит – вы же за царя?

– Ну. Выходит так… Чего же…

– И Дмитрия неугодного сами прогнали?

– Ну.

– И нового себе князя позвали?

(Наверху прежний переговорщик, в боевой броне, отодвинут властной рукой. На стене появляется меж зубцов разодетый боярин в шлеме с насечкой и берет переговоры на себя.)

– Наш новый князь готов слушать, что скажет царь.

– Так надо же, чтобы ваш князь ярлык от царя получил!

(Начинается осторожное выяснение условий, на которых Тохтамыш признает Остея князем Москвы и вернет москвичам свое расположение. Складывается, вроде, так, что можно договориться и решить дело миром?..)

Летопись как код

Ведь примерно так, ученые джентльмены, в общем и целом – только так и никак иначе. Насчет летописей – понимать же надо: пергамент дорог, с чернилами и пером надо обращаться крайне осторожно, а в подробностях все происходящее записать невозможно, нет таких ресурсов людских и технических.

Есть масса работ по церковнославянскому и древнерусскому языку. Но не существует работ по стилю летописного изложения в связи с техническими возможностями. Специфика этого стиля не осознана, не исследована. А ведь она сродни сегодняшнему твиттеру – количество знаков минимизируется. Сообщение об отдельном событии или поступке порой до ужаса напоминает нашу SMS – эсэмэску. Экономим информационно-графическое пространство как можем, условившись о сокращениях.

А технические сокращения текста, экономия графического оформления информации, рождает свою эстетику. То есть. Любой письменный язык отличается от устного. По отношению к устному письменный язык всегда условен. Начиная с того, что линейным начертанием мы условились изображать фонемы через буквы.

Краткость изложения ведет к концентрату содержания. Выражаясь научно: чем выше степень кодирования текста – тем выше семантическая нагрузка на единицу текста.

Пример. Летописец не может написать историю Второй Мировой войны в ста томах. Он может только в одном. Причем с современной точки зрения – нетолстом. Поэтому он начнет с фразы: «Вторая Мировая война началась 1 сентября 1939 года нападением Германии на Польшу». Чистая правда. И далее в том же духе.

Но. Он не может написать о создании Германской империи Бисмарком, о Первой Мировой и Версальском мире, о становлении национал-социализма и сталинизма, о Мюнхене и секретных протоколах Молотова-Риббентропа, о мечте Черчилля стравить Третий Рейх с СССР и мечте Сталина стравить Третий Рейх с Англией и Францией – и о многом-многом еще. Летописец не может объять необъятное. Причины, мотивы, истоки, цели – вместо комплексного исследования взаимосвязей летописец консервирует краткое перечисление узлов исторического сюжета. Изредка расцвечивая повесть яркой деталью. За каковой бесценный труд ему огромное спасибо и молитва за упокой души.