Кемаль Тахир - Глубокое ущелье Страница 33

В дверь постучали. Вошел мальчишка-послушник с подносом и серебряными чашами. Старуха не удержалась, послала Осман-бею кизиловый шербет.

Когда послушник ставил поднос на ковер, Осман-бею послышался в задней комнате шорох женского платья. Заподозрив, что их подслушивают, он насупил брови. Ведь и Орхана-то он не взял с собой только потому, что хотел поговорить с шейхом с глазу на глаз. Женщин, разумеется, не могли волновать дела удела Битинья. Должно быть, они любопытствовали, о чем поведет речь туркмен, которому шейх отказал в руке своей дочери. Глупо думать, будто шейх не знает о любопытстве своего гарема.

Краска прилила к лицу Осман-бея.

— Прошу! — Эдебали взял свою чашу. И, подождав, пока выйдет мальчик, сказал: — Вернемся к завещанию.

— Завещал... Хранить мир.

— Верно. Мир надо хранить. Столько лет мы старались и, с дозволения аллаха, небезуспешно. Нелегко далось сие, сам знаешь. Ильхан Аргун в Тавризе задумал взять за себя византийскую принцессу из Стамбула. Направлял послания одно за другим: не желаю, мол, смут в уделах.

— Да, мой шейх, так сложилось, что мир не был нарушен. Его ведь нельзя сохранить при желании одной стороны...

Эдебали глянул на него с некоторым удивлением, прищурился.

Осман-бей, снова услышав шорох в задней комнате, возвысил голос.

— Если враг непременно хочет войны, то и нападет. К счастью, император бессилен, а наши враги из его князей не хотят, чтобы земли наши отошли к императору. Но главное, ильхан Аргун не решился отдать мусульманские земли врагам веры в обмен на гяурскую женщину. Не нашел правоверного муфтия, который, сославшись на коран, одобрил бы такое намерение. А если бы нашел, тогда бы дело стало за мною. Собрал бы я под знамена всех гази, дервишей и джигитов ахи да воинов-наемников, что без хозяина бродят.

Эдебали быстро отставил чашу с шербетом. Не ожидал он такого от Осман-бея. А он-то приготовился давать советы растерянному юноше, приехавшему униженно просить наставлений, согнувшемуся под бременем ответственности, что свалилась на него после смерти отца. Даже опасался: не уразумеет его советов, а уразумеет, недостанет сил их исполнить. Рассчитывал испытать неопытного туркмена, гордеца, что три года не заглядывал в обитель, обиделся: не отдал за него дочь.

— А если пойдут на тебя с одной стороны император, а с другой — ильхан? Что делать тогда уделу Битинья, в коем людей-то всего пять — десять тысяч, и те крестьяне?

— Сражаться, пока хватит сил... Недаром сказано: «От малого — малое, от большого — большое». Дорого пришлось бы заплатить императору, если вздумал бы заполучить нашу землю в обмен на сестру. Дорого заплатил бы и ильхан, попытайся он отдать мусульманские земли в обмен на гяурскую жену... В нашем крае с большим войском не развернуться, да и не прокормить его. Горы — наши! Пока сердце бьется в груди, до тех пор жива и надежда.

Стараясь не выказать тревоги, Эдебали, будто нехотя, спросил:

— А что станешь делать, если узнаешь, кто убил Демирджана, угнал коней?

— Отомщу! Но с умом, примерившись.

— Значит, если это соседний властитель, то...

— Выберу время и проучу.

— А если императора разгневаешь?

— Не разгневаю, будет только рад! Князья-то его от империи хотят отложиться, по френкскому обычаю ввести баронский порядок... Легко их прикончу.

Удивление шейха Эдебали сменилось испугом. Не понравились ему слова Османа-бея: «Отомщу! Прикончу! Горы — наши!», а еще больше тон, каким все это было сказано. Вот почему опытные люди, умирая, справедливо считают, что оставшимся грозит опасность. Мало ли видел он новых правителей, кои по неразумию, легкомыслию и непослушанию, безрассудно надеясь лишь на себя, не соизмерив сил своих, теряли все, что было завоевано потом и кровью за долгие годы, и сгинули бесславно, будто их и не было. Не слишком ли он положился на Акча Коджу, выбрав беем Османа? Не совершил ли ошибки, не вняв мольбам Дюндара? Все это быстро пронеслось у шейха в голове. Как хорошо, что не отдал он дочь не знающему своего места парню. Если теперь он такой строптивый, то тогда и вовсе не было бы ему удержу. По правде говоря, шейх отказал ему в назидание обоим: ведь сговорились они втайне от него. Покойному Эртогрул-бею сказал: «Подождем, пока немного образумятся». Нет, не похоже, что Осман образумится.

— А еще завещал отец мой, вы знаете, чего бы то ни стоило, захватить Конью.

Эдебали пришел к убеждению, что они никогда и ни в чем не сговорятся с Османом.

— Да, много над этим голову мы ломали с покойным братом нашим Эртогрулом,— сказал он нехотя.— Трудное дело, но возможное. Вот ведь Караманоглу сподобился.

— Сподобился? Во время мятежа Джимри? Насколько я знаю, с грязью его смешали, да и головы лишился.

— Самое важное, захватив трон, продержаться года два-три...

Воцарилось неловкое молчание.

— Три года — срок немалый,— сказал наконец Эдебали.— Достаточный, чтобы укорениться.— Он снова помолчал.— Ашик приходил к нам вчера... Говорит, ильхан Аргун болен, и, кажется, тяжело.

— Не кажется, шейх мой! Покончил счеты с жизнью, по-моему...

— Правда ли? — Эдебали заинтересовался.— Получил весть из Тавриза? Надежная?

— Нет. Вы слыхали, конечно, регент Мюджируддин приказал казнить анатолийского визиря еврея Сад-ал-Давла. А ведь он был верным человеком ильхана Аргуна. Если б не покончил ильхан счеты с жизнью, разве позволил бы казнить визиря?..

Эдебали взял четки, принялся молча перебирать их.

— Ну а что будет, если умрет ильхан Аргун?

— На трон сядет, конечно, Кейхату. Но против него пойдут Байджу и Газан. Не знаю, верно ли, но слыхал я, будто уже готовятся, собирают войско, нанимают военачальников.

— Так! Значит, пойдут сражаться за тавризский престол. Не до Коньи им станет... Мы с тобой три года не виделись. Поглядим, что надумал ты за это время.

Осман-бей сделал вид, что не понял.

— О чем говоришь, господин мой?

— О том, как опередить всех и прежде всех попасть в Конью, заполучить престол дедов.

— Дедов? Неужто сельджукский престол в Конье принадлежал дедам нашим?

— Аллах, аллах! Разве не говорил тебе твой покойный отец? В свое время опросили туркменские племена, отряды гази и дервишей и нашли место в «Огуз-наме»: «Кайи был старшим сыном Огуз-хана. И завещал хан: после смерти его на ханство пусть сядет Кайи! Но удалось захватить ханство одному из сыновей его с другого крыла. То был Сельджук. Силой захватил, не по обычаю. А надо бы, чтобы ханство досталось роду Кайи и до конца света никто больше не владел им». Вот что было записано... От монгольского грабежа, от притеснений гонцов ильханских устала страна. Народ винит Сельджуков. А после разгрома Джимри не осталось надежды и на Караманоглу. Ахи Анкары, Коньи, Амасьи, Сиваса и Кайсери — то есть ахи всей страны хотят видеть на конийском престоле бея из рода Кайи.

Осман-бей отхлебнул из чаши.

— Вот уж три года, мой шейх, думаю я о конийском престоле... И решил султанат конийский задаром отдать тому, кто пожелает...

Старый Эдебали широко раскрыл глаза от удивления. В задней комнате к шороху шелка прибавился мягкий топот.

Осман-бей улыбнулся.

Шейх схватил серебряную чашу, тут же поставил ее, словно обжегся. Снова принялся перебирать четки. «Не ослышался я?» Потом решил, что у самодовольного молодого туркмена ум за разум зашел от страха при мысли о трудностях, связанных с захватом Коньи. Думал, сейчас станет помощи у него просить, ибо решил заранее, что планы самого Осман-бея ничего не стоят.

— Что значит подарить? Не верней ли сказать, что отсюда до конийского престола не достать? Сил не хватит?

— Силы считать потом будем. Да много их не надо. Если только ахи Коньи нас поддержат, вашими молитвами город возьмем и удержим его...

— Как же ты возьмешь? С каким войском? Не вызвав подозрений Карамана и Гермияна?

— Просто это, мой шейх. Снаряжу большой караван: новому ильхану, мол, подарки везу да отборных рабов и наложниц. Отправлюсь в дорогу. А войдем в Конью — сяду на трон. Да только к чему это, мой шейх? Ведь конийский престол что кусок железа, раскаленный в аду. Анатолийские земли тощи и бесплодны. Не одна шкура с них содрана, на костях мяса не осталось. Дороги заросли, караваны не ходят. Реки из берегов вышли, кругом болота. А держава больших расходов требует, не прокормишь!

И Осман-бей коротко объяснил, отчего сельджукский султанат восемьдесят лет процветал, а вот уже сто пятьдесят лет дух испускает. Государю, мол, нечего надеяться на сборы да налоги, ибо прогнил ленный порядок. Крестьяне-де разбежались, разбойничают. Сместив нынешнего султана Гияседдина Кей-Хюсрева и сев на его место, ничего не изменишь. Разоренные деревни вдруг не подымешь, а раз так, никто не спасет тебя от участи Караманоглу. И поведал Осман-бей шейху о том, как надо подчинить себе страну, как удержать ее и почему несведущим дело кажется легким.