Вера Крыжановская - Фараон Мернефта Страница 33

В эту минуту из-за занавеси выглянула седая голова старой негритянки, и торжествующая улыбка, раздвинувшая рот ее до самых ушей, показывала, что старуха без церемонии подслушала весь разговор.

— Войди, Акка, — сказала мать и прибавила: — Она первая принесла нам известие, что в храме Изиды одна жрица была убита привидением, которое прокусило ей горло и высосало кровь.

— О, моя бедная Снефру! — со слезами воскликнула Ильзирис. — Даже и мертвый он не выпустил ее из своих когтей, этот изверг, который околдовал ее… Иначе могла ли девушка с ее званием и состоянием полюбить презренного еврея?

— Да перестаньте же перебивать Нехо, — заметил отец, — вы не даете ему объяснить, что означают эти поиски в реке.

— Хотят найти тело злодея, упавшее в Нил: боги повелели искать его и потом объявят, что нужно с ним сделать. Говорю вам, что при ужасном рассказе верховного жреца сам Мернефта задрожал, несмотря на все свое мужество, и его благородное лицо стало бледно как смерть. Но со свойственною ему мудростью он тотчас отдал приказание нынешнею же ночью начать поиски, потому что сои делает всех нас беззащитными и вампир может проскользнуть сквозь стены, так что невозможно будет ни изловить его, ни уберечься от его нападения. Чтобы избавить свой народ от этой опасности, наш великий государь сам отправляется на реку в сопровождении жрецов и воинов. Солдаты с шестами, крючьями и сетями будут обшаривать Нил, а фараон — распоряжаться поисками и подбадривать людей своим присутствием. Каждый добрый египтянин обязан присоединиться к нему со своей лодкой, и я полагаю, батюшка, что ты также не откажешься.

— Без сомнения, — отвечал он. — Разве мне и моим домашним, как и всем другим, не грозит опасность от страшного привидения, которое проникает сквозь стены и не останавливается даже пред святостью храма?

— Конечно, Нехо, ты также поедешь? — со вздохом спросила Ильзирис.

— Ведь я — офицер гвардии фараона, — отвечал я, пожав плечами, — мое место при нем.

— Как ты думаешь, Ментухотеп, женщинам ведь также можно присутствовать при этом величественном и любопытном зрелище? — вкрадчивым голосом спросила мать.

— Только не моей жене и дочери, — с неудовольствием ответил отец, — и я думаю, что ни одна благоразумная и благовоспитанная женщина не захочет лезть в эту толкотню. Но я советую тебе съездить завтра в храм Изиды и принести благодарственную жертву богине за ее покровительство в этой опасности.

— Ты прав! — воскликнула мать. — Завтра мы с Ильзирис отправимся в храм, и я воспользуюсь случаем посетить почтенную Гернеку, жену верховного жреца. От нее я узнаю все подробности ужасной смерти бедной Снефру.

Пообедав, я ушел в свою комнату и лег спать, приказав слуге разбудить меня в назначенное время. Под вечер я проснулся свежий и бодрый, принял ванну и, надев форму и оружие, отправился во дворец.

Начинало темнеть, весь дворец находился в движении. Почтительно пропуская царских советников и других высоких сановников, шедших к государю, я поднялся по широкой лестнице в залу, примыкавшую к внутренним покоям фараона, присоединился к группе офицеров и молодых вельмож, которые оживленно беседовали. Они рассуждали о вероятности отыскать труп злодея и говорили, что тому, кто найдет его, фараон обещал дать большую сумму золота и перстень со своей руки, даже если это будет невольник.

— Может статься, судьба пошлет находку на твою долю, Нехо, — сказал один из молодых людей, смеясь и хлопая меня по плечу, — ты всегда так счастлив в игре и в борьбе.

— Я вовсе не горю желанием выудить еврейскую падаль, — отвечал я, — и предпочел бы на поле битвы заслужить перстень с руки фараона. Но зрелище, я полагаю, будет грандиозное.

— Еще бы. Уже и теперь река покрыта множеством лодок, а по берегам и вокруг храма Изиды стоят ряды солдат. Фараон отправится в храм, чтобы взять с собой жрецов.

Молодежь продолжала болтать, пока наш начальник и старший церемониймейстер двора не подали сигнал начала шествия. Тогда мы, офицеры, выстроились по обеим сторонам выхода из царских покоев, а все прочие заняли места, соответствующие своим должностям.

Вскоре двери распахнулись, и появился Мернефта в царских регалиях, сопровождаемый веероносцами и сановниками. Спустившись с лестницы, он сел в великолепный открытый паланкин в форме трона. Предшествуемый скороходами, которые раззолоченными палками расчищали дорогу, музыкантами, воинами и знаменами и сопровождаемый огромной свитой, царский паланкин медленно двигался по улицам, ярко освещенным факелами, к берегам Нила. Под крики толпы Мернефта сел в свою раззолоченную и украшенную флагами барку и отплыл к храму Изиды.

Я находился в лодке, шедшей за шлюпкой царя, и, приблизившись к древнему зданию, мы услышали священное пение и увидели величественную процессию, спускавшуюся со ступеней храма.

Впереди шел верховный жрец, неся циструм богини, потом жрицы, каждая с арфой и цветком лотоса на челе, а за ними длинный ряд жрецов всех степеней в белых одеждах.

Великолепная лодка верховного жреца присоединилась к барке фараона, и начались усердные поиски.

Но тщетно суда бороздили реку по всем направлениям; тщетно люди ощупывали дно шестами и крючьями и перешарили все места, заросшие тростником, — труп гнусного вампира не находился.

Солнце стояло уже высоко над горизонтом, когда царская шлюпка причалила к берегу и Мернефта, мрачный и озабоченный, отправился обратно во дворец.

Усталый, я вернулся домой и заснул как убитый. Проснулся только к обеду, который подали очень поздно, потому что брат мой, также участвовавший в ночной экспедиции, пробудился не раньше меня.

Когда слуги прибрали со стола и удалились, мы начали толковать о странных событиях, случившихся накануне, передавая друг другу разные слухи и новости. Мы с отцом описали нашим дамам бесплодные поиски в реке, а затем в свою очередь осведомились у матери, какие вести слышала она в храме.

— О, мне многое придется рассказать вам, — отвечала она, покачав головой. — Не одна страшная история вампира волнует теперь храм. Сегодня поутру случилось там еще одно происшествие, не менее поразительное. Представьте себе, что открылась любовная связь между Менхту, первой красавицей и лучшей певицей храма, и одним знатным египтянином, имени его не знают или не хотят сказать. Эта несчастная сумасбродка, которой досталась честь представлять лицо богини во время последних таинств, имела дерзость ввести своего любовника в священную рощу, где их и застал старый пастофор[1].

Преступный обольститель, сильный как бык и проворный как обезьяна, успел скрыться, сваливши с ног жреца. Теперь Менхту сидит в заключении, и если поймают ее любовника, то он будет осужден без милосердия, потому что гнусный преступник не только осквернил священное место, но и дерзнул поднять руку на достопочтенного старца.

— А как их накажут? — спросила Ильзирис.

— Смертной казнью, без сомнения. Менхту приговорят быть погребенной заживо. Знаешь ли, Ментухотеп, при виде всех этих ужасов я полагаю, что настают последние времена. И благородная Гернека говорила мне по секрету, что звезды предвещают великие бедствия.

— О, несчастная Менхту, — воскликнула Ильзирис, прижимая руки к груди, — какая ужасная участь быть погребенной заживо, чувствовать над собой каменный свод, задыхаться в темноте… Я дрожу при одной мысли об этом и не сомкну глаз всю ночь. Поговорим лучше о чем-нибудь другом… Знаешь, матушка, кого я видела нынче в храме? Смарагду. В то время как я поджидала тебя от Гернеки, она явилась в паланкине, по обыкновению разряженная и сияющая драгоценными каменьями. В эту минуту наследник престола выходил со свитою из храма и, увидев Смарагду, тотчас подошел к ней. Я не могла расслышать, о чем они говорили, но он был к ней милостив и поднес розу. Вот-то счастливица! — прибавила Ильзирис с досадой. — Каждую неделю новые наряды и при этом белизна лица, привлекающая внимание даже сына фараона.

Тут вошел невольник и подал мне свиток папируса, сказав, что его принес мальчик, который не хочет говорить, кто его послал.

Заинтересованный, я развернул письмо и с удивлением увидел, что оно от Мены, друга моего детства и брата прекрасной Смарагды, о которой только что говорила моя сестра.

Он просил меня, когда наступит ночь, приехать к нему за город в назначенное им место. По тону письма я догадался, что дело было весьма серьезное, и попросил позволения уйти, чтобы написать ответ.

Родители меня не удерживали и с улыбкой переглянулись между собой, очевидно предполагая, что таинственный папирус был получен мною от какой-нибудь красавицы. Я их не разуверял и ушел к себе.

Когда наступила ночь, я велел оседлать лошадь, завернулся в плащ и уехал один. Местом встречи была назначена приостановленная стройка храма, посвященного богине Хатор.