Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ Страница 33

Уже состоялись три концерта: 3, 12 и 17 июня. Успех превзошел все ожидания, билеты раскупались нарасхват, так, что пришлось перевести концерт в самый большой зал Варшавы — в Оперный театр. Юзеф Сикорский, варшавский критик, написал обо мне ни более, ни менее, следующее: «Сила, с какой Венявский покоряет слушателей, прямо-таки сверхъестественна… Его музыка хватает за душу, чарует словно прекрасное сновидение. Такую игру можно любить, как некоторые любят моменты наркотического опьянения. Жить постоянно в очаровании этой музыки невозможно. Венявский это — волшебник, который делает со слушателями все что ему угодно. Запомните наши слова: о нем будут рассказывать легенды, как о Тартини и Паганини». Я думаю, что ты посмеешься над этими восторженными словами. Конечно он преувеличивает. Ты лучше всех знаешь, что этот кудесник не так уж всесилен, что ему пришлось долго просить твой первый поцелуй.

Представь себе, двадцатого июня я выступал в цирке на Зеленой площади. Ты удивляешься? Ничего удивительного нет. Здесь нет никакой связи с моими магическими способностями волшебника и гипнотизера. Дело в том, что мой давний соперник, Аполмнарий Контский, просил меня участвовать в концерте в пользу Музыкального института, которым он будет руководить. Имея в виду благородную цель, я отказаться не мог и не хотел. Правда, Контский по отношению ко мне не всегда был корректен, но — бог с ним. Все его почетные должности в Петербурге перешли ко мне. Таким образом… я выступил в цирке и сыграл Концерт Мендельсона с таким чувством и изяществом, как не сыграл бы его и сам автор. Я стремился доказать варшавской публике, что не хочу, чтобы меня ставили в один ряд с Контским. Юзеф Сикорский по-видимому был удивлен моей интерпретацией. Я постарался передать все изящество, всю красоту, словом, чистоту стиля музыки Мендельсона. В Варшаве меня постоянно приглашают в разные дома. У меня уже столько друзей, что трудно показаться на улице. Хожу без шляпы, а то пришлось бы ее ежеминутно снимать для поклонов. Варшава чудесная. Ты наверное полюбишь этот город.

Мой соперник великолепно подражает на своей скрипке пению соловья, воркованию голубя, кваканью лягушек, кудахтанью кур, гоготанию гусей, чем в свое время хотел меня победить и уничтожить на киевских концертах, московских ярмарках и на состязаниях орловских рысаков. На этот раз, вместо соревнования и конкуренции пришел ко мне после концерта в пользу Института, чтобы поблагодарить и сообщить, что до сих пор у него нет денег на покупку инструментов для оркестра. Придется ему помочь.

Вильно, июль 1860 г.

Моя любимая Изабелла!

Я узнал, что в Париже намерены выставить Тангейзера Рихарда Вагнера. Ты удивлена, почему я в Вильно. Дело самое обыкновенное. Меня пригласили дать концерт. И я весь доход с него передал на покупку инструментов для оркестра Музыкального института в Варшаве. Концерт удался, как нельзя лучше. И здесь у меня много друзей. Я зачитываюсь романом Крашевского «История колышка в плетне». Ныне этот писатель редактирует «Ежедневную газету», которая помещает обо мне хвалебные статьи. Жаль, что не можешь прочитать этот роман. Уверяю тебя, что Диккенс не написал бы лучше на эту тему. Здесь объедаюсь борщом со сметаной. Англичане не умеют готовить супов и вообще их не признают. Я думаю, что ты полюбишь наши блюда, супы, приправы и в нашем доме мы будем жить, как у моей мамы в Люблине. От тебя я получаю мало известий. Пиши почаще.

Люблин, июль 1860 г.

Если бы мы устроили свадьбу в Люблине — это было бы поэтичное торжество. Наши свадебные обычаи, в самом деле, полны очарования. В Лондоне твой отец, следуя английскому обычаю, приказал бы к свадебной карете привязать старый башмак. Твои родители наверно сердечно бы нас обняли, но за столом никто не потребовал бы от меня «подслащать» каждое блюдо, не кричал бы: «горько, горько!» С каким удовольствием, сидя за столом в присутствии всех свадебных гостей, целовал бы я тебя. Поскольку ты, однако, желаешь присягнуть мне в Вестминстере, а не в люблинском соборе, я предлагаю тебе венчаться в Париже. Таким образом ни твоя, ни моя семья не будут обижаться, а мы избавимся от лишних хлопот. Жду твоего ответа. Времени осталось уже немного. Июль! В сентябре мы должны уже устроиться в Петербурге, поэтому я тебя увожу из Лондона в Париж, и там мы повенчаемся. Все хлопоты возьмет на себя мой дядя, профессор Вольф, крупный пианист и очень хороший человек. Ты об этом не распространяйся, а то еще мистер Гентцер устроит какой-нибудь концерт. А я хочу целиком посвятить время тебе, моя дорогая женушка!

БРАК В ПАРИЖЕ

Переезд через Ламанш был бурным. Хотя скрипач и пытался держаться середины корабля, его все же бросало из стороны в сторону. Разболелась голова. В ушах стоял шум. Он закрывал глаза, чтобы не смотреть на пассажиров, свешивавшихся за борт. В самом большом салоне под верхней палубой собрались плачущие, стонущие девочки и мальчики, не понимающие, что с ними творится. Стюардессы перебегали от одной группы пассажиров к другой, а у дверей салона стоял матрос и никого не выпускал оттуда.

Переезд из Калэ в Дувр продолжался не больше часа. Путешественники сходили с корабля буквально на чужих ногах. Им пришлось принести в жертву Нептуну не только обед, но и выпитое виски с содой.

Лето, август, ясная погода, светит солнце, а корабль танцует, как сумасшедший. Этот переезд очень измучил Генрика. В Дувре Генрик заметив, что англичане, ступив на твердую землю, пили виски, последовал их примеру. Неумная выдумка! В голове словно застучали молотки. На момент захватило дыхание.

И в Лондоне настроение у него не улучшилось. Сэр Гемптон встретил его довольно равнодушно. Иза обрадовалась, обрадовалась и ее мать. Его ждали чемоданы с приданым мисс Гемптон.

Венявский остановился не в доме тестя, а в гостинице. Следуя правилам, он в качестве солиста его императорского величества, явился в русское посольство. Его поздравляли с вступлением в законный брак, но без особого энтузиазма. Во время обеда сэр Томас заявил:

— Говорят, в Варшаве происходят волнения. Поют в храмах, устраивают манифестации.

— Я этого не замечал, хотя приехал прямо из Варшавы, — солгал Генрик, чтобы не начинать разговора, представлявшего для англичан известную сенсацию.

— Откуда наши газеты берут такие известия? — неуверенным тоном спросил отец, но не получил ответа, ибо будущий зять пожирал глазами невесту и не проявлял никакого интереса к политике. Мисс Иза не боялась варшавских беспорядков, ей чрезвычайно надоело ожидание свадьбы.

Сэр Томас не проявил желания присутствовать на обряде венчания. Он поздравил и благословил молодых; в Париж поехала лэди Гемптон.

Несмотря на то, что был август, — а в этом месяце обыкновенно столица Франции пустует, ибо все, кто может, уезжают в отпуск в Бретань или Нормандию, — все здесь кипело. Разносчики газет выкрикивали фантастические известия, шедшие из Италии, России, Германии и Америки.

Дядя Вольф и несколько его друзей встретили молодых на Северном вокзале. Несмотря на то, что молодых приглашали остановиться у знакомых, они сняли комнаты в Польском отеле Это не была респектабельная, модная, роскошная гостиница, но она пользовалась репутацией мещанской солидности. В Париже тоже пришлось явиться в посольство, чтобы получить необходимые визы для поездки в Россию, в Петербург. Чиновники посольства и консульства поздравляли виртуоза. Расспрашивали о настроениях в стране. Он всем отвечал одинаково…

— Ну, что-ж, лучше едят, больше пьют, чем в Париже. А кроме того, музыка у нас стоит выше, — хитро добавил он. — На зимний сезон в Питер и так приедут все парижские тузы.

Если бы не дядя Эдуард, то пришлось бы долго ждать пока удастся преодолеть все церковные проволочки, которые требуются при заключении брака. Метрики как будто в порядке, прочие документы тоже снабжены всеми необходимыми приходскими и административными печатями. И все же, в канцелярии храма Вознесения св. Марии, священник нашел в документах такую массу пробелов, что надо было, казалось, отказаться от немедленного вступления в брак.

— Исправьте все ваши документы в Варшаве, Вильно или Петербурге.

Генрик возмутился.

— Здесь же присутствует мать невесты, и она может подписать заявление от своего и сэра Томаса Гемптона имени, что брак происходит с согласия родителей и с разрешения всех и всяческих английских властей.

— Невеста теряет свое подданство, но неизвестно, получит ли она русско-польское подданство. Отсутствуют соответствующие бумаги и печати посольства. Кроме того, у невесты другое вероисповедание, — священник раздумывал вслух.

— Я получил специальный паспорт в Министерстве иностранных дел в Петербурге только для того, чтобы заключить этот брак. Ведь я работник петербургской оперы.