Борис Тумасов - Земля незнаемая. Зори лютые Страница 33

- А ещё, князь, - снова произнёс боярин, - привезли мы те парчи византийской да мехов русских.

Молчали сидевшие князья, только глаза жадно глядели на оружие. Заговорил Редедя быстро, гортанно. Бажен едва успевал переводить.

- Чего хочет князь Мстислав? Выскажи, боярин, а мы послушаем. Вот и советники для того собрались, - он обвёл рукой сидевших вокруг касогов.

Роман кивнул, потом поворотил голову к Бажену:

- Всё ли понял, что он сказал?

- Слово в слово, - подтвердил Бажен и приготовился слушать ответ Романа. Тот сказал:

- Князь Мстислав зовёт тебя, князь, идти с ним повоевать хазар. Для того и меня послал к тебе.

Касоги переглянулись. Редедя приказал стоявшему у двери молодому касогу:

- Выведи русских послов, пусть подождут, пока мы совет держать будем.

- Боярин с Баженом вышли, ждали недолго. Наконец их снова ввели в саклю. Редедя произнёс:

- Скажи, боярин, князю Мстиславу, что воевать с ним я хазар не буду, но тем моим касогам, что сбежали от меня и в Таматархе нынче живут, в дружине княжеской, не возражаю. Наперёд же пусть князь Мстислав моих недругов не привечает, как и я его. Тогда будет меж нами мир и не станем мы воевать друг с другом.

Князьки закивали одобрительно, заговорили вполголоса меж собой. Тмутороканские послы удалились с поклоном. За порогом Роман сказал со злостью:

- Стоило дожидаться.

В тот же день посольство князя Мстислава покинуло касожский аул.

В низкой горнице разбросан толстый ковёр. Вдоль стены длинная лавка. Заложив руки за спину, Мстислав ходит из угла в угол, сосредоточенно думает. Иногда присядет на лавку, но не надолго, потрёт лоб либо побарабанит пальцами по коленке и вскочит, снова меряет горницу широким шагом.

Есть о чём поразмыслить князю, коль сидит на таком княжении, как Тмуторокань. Нынче явью стало, что задумали хазары. И катапан корсунский с ними заодно будет. Сила немалая собирается. А кто с тмутороканцами против них станет? Призвать бы кого из братьев на подмогу, да не ко времени Святополк свару затеял. Был ещё расчёт на касогов, ан неудача постигла. Вишь, Редедя обиду держит…

Теперь послов из Константинополя дожидаться. Каков будет ответ базилевса?

В горницу заглянул Ян Усмошвец:

- В Белую Вежу гонцов наряжаю.

- Одвуконь пусть скачут. - Мстислав подошёл к двери, остановился. - Гонцы те необычные, важную весть повезут. Кого за старшего посылаешь?

- Десятнику Путяте велел собираться.

Мстислав кивнул одобрительно, потом сказал:

- Перед дорогой ко мне пусть зайдёт. Наказать надобно, чтоб беловежский воевода стены крепил да съестные припасы в крепости проверил на случай осады.

Князь присел на лавку, указал Яну на место рядом:

- Вот, воевода, мысли меня не покидают, когда ждать хазар в гости?

- О том и у меня думы. И чудится мне, что нынешней осенью не пойдут они ратью на нас. Да ко всему греки корсунские от словес не отошли. А хазарам не слова их надобны, а воины.

- И я тако же мыслю. Весной ждать надобно. А нам же готову завсегда быть.

Вошёл тысяцкий Роман, покосился на сидевшего рядом с князем Яна.

- Уразумел ли, о чём речь? - спросил Мстислав.

Роман кивнул, пригладил усы. Немного помолчав, предложил:

- А ежели печенегов призвать? Они с хазарами старые недруги.

- А разве ты, боярин, забыл, что печенеги недруги и Киеву? - возразил Усмошвец. - Сколь раз набегали на Русь.

Нет, с печенегами у нас дружбы быть не может, - поддержал воеводу Мстислав. - Нынче с нами Византин по пути.

Тысяцкий не стал перечить, но старое недовольство на Яна снова заворочалось в груди. Не могли простить бояре князю Владимиру, что простого кожевника воеводой сделал, возвеличил так. А он, ишь ты, советы князю да боярам подаёт.

- Так ты же, воевода, пошли ко мне десятника Путяту, - сказал уходившему Усмошвецу Мстислав. - И не забудь, чтоб одвуконь гонцы в Белую Вежу скакали да хазарских и печенежских караулов остерегались.

6

За Амастридской площадью, где торг вели скотом, рыбами и по повелению базилевса устраивали публичные казни, строители заложили церковь.

На восходе солнца приходил сюда Анастас, на гладкой доске разворачивал свиток пергамента, сверял, так ли ведут мастеровые работы, как задумал он.

Анастас приводил с собой Петруню.

- Смотри, рус Петра, и учись. Уйду я в иной мир, Константинополь красить станешь.

Петруня любознательный, во всё вникает. На какую глубину фундамент вырыт и где какие колонны возводить следует, что за раствор, на каком мастера стены кладут.

В суете день пролетел незаметно. Бритые рабы с железными ошейниками, одетые в рваные рубища, таскали по строительным лесам носилки с камнями. За ними наблюдали греки-надсмотрщики. По их окрику и свисту бичей Петруня догадывался о приходе хозяина в хитоне. Того, который купил Петруню. Тогда надсмотрщики старались изо всех сил.

- Эй, ленивцы, разбойники! - раздавались их голоса, и ремни гуляли по спинам рабов.

Хозяин кивал головой. Рабов надо подгонять, иначе они совсем не будут шевелиться.

Возвращались Анастас с Петруней сумерками. Шли сначала широкими улицами, наряженными в мрамор, с затейливыми каменными домами, украшенными портиками, увитыми плющом, со стройными зелёными кипарисами у подъездов. Улицы освещались с вечера яркими фонарями. Днём тут всегда бывало шумно. У цистерн с питьевой водой собиралась толпа говорливых греков с узкогорлыми сосудами. Вода поступала по водопроводу, и когда случалась какая поломка, жаждущие за место у цистерны устраивали побоища.

Предприимчивые торговцы продавали воду на разнос.

Тут же, у лавок торговцев разным товаром, лежали железные багры и длинные шесты для тушения пожаров. Пожары в Константинополе не редкость. Уже на глазах у Петруни в одночасье под ветер выгорел целый квартал.

За долиной Ликоса тянулись кварталы бедноты и ремесленного люда. Дома здесь деревянные, крытые тростником, а улицы узкие, изрытые ямами. В этих кварталах воняло нечистотами, сыромятными кожами, а в темноте, пугая редких прохожих, стаями бродили голодные собаки.

Петруня отбивался от собак суковатой палкой, по колени проваливался в зловонные колдобины.

По этим улицам иногда лишь протопает ночная стража. Не таясь, ходят воры и девицы весёлого нрава, кому не дозволялось появляться в царственном граде.

Но Петруне с Анастасом нечего опасаться воров. Что возьмут они у бедного зодчего, с пустым кошелём у пояса и его одетого в старье ученика?

Как-то у Харисийских ворот в шуме толпы Петруне почудился русский говор. Он насторожился. Так и есть, русские. Они держались кучно, изредка перебрасывались словами. Дёрнулся Петруня к ним, но рука Анастаса потащила его в другую сторону.

От Харисийских ворот русские послы направились в район Влахерна[83]. Здесь, среди множества храмов, высился новый императорский дворец. Но Давид знал, базилевса нет в Константинополе, Логофет дрома[84], принявший грамоту тмутороканских послов, сказал, что базилевс в Болгарии и за весть тайную благодарит князя Мстислава. Но не то главное для Давида. Велел ему Мстислав склонить греков на совместный поход против хазар. Однако хитрый логофет дрома гостей выслушал, но ответа без базилевса не дал. Третий месяц дожидаются русские послы базилевса. Живут в предместье Царьграда, на подворье святого Мамонта, где ещё со времён Игоря оговорено жить русам в Константинополе. В город ходят кучно, без оружия, как и записано в договоре.

Давид времени не терял, торг вёл мехами и кожей, а как сбыл, накупил всяких византийских товаров и, чтоб не углядел городской эпарх[85], тайно доставил на ладью штуку китайского шелка да две затканной золотом византийской парчи.

В Константинополе торг ведут разумно. Греки и иноземные гости знают, где какой товар продавать: золото на Мессе, товары с загадочного Востока в Эмволах, а между Милием и Халкой, чуть ли не у самого царского дворца, зазывают люд торговцы благовониями. Каменные ряды здесь тесно уставлены сосудами, на гладких досочках разложено душистое мыло, баночки с ароматными притираниями. На все лады кричат горластые зазывалы.

Выйдя на площадь Августеона, тмутороканские паведщики[86] направились к храму Софии Премудрой[87], строгому и высокому, с куполообразной крышей, увенчанной огромным крестом, с широкими распахнутыми дверями, отливающими золотом, переливающимися цветными камнями и серебром.