Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы Страница 34

Пока эти переговоры оставались в шатком положении, новые перспективы открылись во Франции. Главным стремлением Франциска могло быть просто желание препятствовать союзу Генриха с императором, но его двор был богат подходящими молодыми дамами, и их имена должным образом обсуждались: Луиза и Рене, сестры Марии де Гиз, Мария Вандомская и Анна де Лоррен. Филипп Хоуби обыскал всю Францию, таская за собой Гольбейна, чтобы убедиться в привлекательности этих признанных красавиц, но преуспел только частично. Генрих, очарованный таким богатым выбором, не отвлекался от своей главной цели, и Франциску были предъявлены те же требования, что и Карлу: включение в международные договоры и поддержка в случае угрозы общего совета. Не все эти препятствия были чисто дипломатическими. Враги короля, особенно в Риме, преуспели, создав ему репутацию Синей Бороды. Кристина бледнела при мысли стать его четвертой невестой, «так как ее советники подозревали, что ее троюродная тетушка была отравлена, что вторая жена была предана смерти, а третья умерла, не вынеся родов…»[154].

Потерю одной жены можно было бы счесть несчастьем, но потерять трех означало нечто худшее, чем пренебрежение. Генрих был также склонен переигрывать, потому что в конце концов брачный союз стал значить для него больше, чем для кого-либо из вступивших в состязание партнеров. Когда он попытался потребовать, чтобы все французские претендентки на его руку собрались в Кале для того, чтобы он устроил их просмотр, Франциск упрекнул его в отсутствии рыцарства и заявил, что французские принцессы — это не табун кобыл; выставленных на продажу. Такие выходки создавали осложнения и время от времени вредили делу, ибо, поскольку переговоры затягивались, и Франциску и Карлу начинало казаться, что король Англии в действительности хочет внести между ними разлад, чтобы защитить свои собственные позиции, а поиск невесты является в данном случае лишь предлогом. Такое впечатление, в частности, создавалось из-за действий английских посредников, которые постоянно стремились выяснить вопрос о правах Кристины в Милане, являвшемся чрезвычайно спорной территорией огромного стратегического значения для обеих сторон. Предполагать, что Милан может отойти к Англии в качестве приданого Кристины, было бы слишком самонадеянно. К несчастью, с точки зрения Генриха, это было только частью дела. Он действительно очень хотел иметь жену, и его собственная бестактность подрывала усилия послов без пользы для дела. В июне 1538 года Франциск и Карл встретились в Ницце и подписали договор на десять лет, в котором вообще не упоминалось об Англии. Брачные переговоры продолжались, но без заметных результатов, и к концу года Павел III, ощутив преимущества новой международной ситуации, решил продвинуть буллу, которая была подготовлена для Генриха еще три года назад[155], объявлявшую его лишенным трона, а подданных — освобожденными от обязательств. Похоже было, что отсутствие жены скоро не будет самой большой проблемой Генриха.

Со своей стороны король также начал догадываться, что с ним плутуют, и угроза, которая возникала после заключения перемирия в Ницце, заставила его подумать о собственной безопасности. Мария теперь не имела значения, но были ли столь же безвредны ее прежние сторонники? Политически «арагонская фракция» потерпела окончательное поражение летом 1536 года, а ее радикальное крыло было уничтожено после Паломничества Божьей Милости, но можно ли было полагаться на лояльность семей, подобных Поулам и Кортнеям? Маркиз Экстер и графиня Солсбери некогда пользовались большим доверием Генриха и поддерживали Екатерину тайно и незаметно, но не могло быть никаких сомнений в том, что они являются противниками политики, которую король вел с 1533 года. После падения Болейнов у них не могло быть иллюзий в отношении того, кому они противостояли. Джейн Сеймур предложила план примирения, но после ее смерти Томас Кромвель стал сильнее, чем когда-либо, крупные религиозные организации вынуждены были капитулировать в ответ на давление, и голоса радикальных проповедников звучали все громче. В этих обстоятельствах Кромвелю нетрудно было убедить короля, что аристократы, которые столь мало сочувствуют тому, что он делает, могут составить папскую пятую колонну. Действия Реджинальда Поула, третьего сына графини, делали эту идею более чем вероятной. Реджинальд был воспитан и получил образование главным образом за счет короля, и в 1529–1530 году на него было оказано сильное давление, чтобы он поддержал кампанию против Екатерины[156]. Когда он ясно дал понять, что совесть не позволяет ему избрать такой путь, Генрих, проявив разумное милосердие, позволил ему отправиться в Италию для продолжения образования. Там он был привлечен реформаторской партией в курию и в 1536 году назначен кардиналом. В том же самом году он опубликовал в Риме резкую отповедь английскому королю под названием «Pro Ecclesiasticae Unitatis Defensione». Генрих был смертельно оскорблен не только сутью самих обвинений, но и подлой неблагодарностью автора. Ситуация усугубилась еще и тем, что во время Паломничества Поул был послан папой на север координировать действия против Генриха в надежде, что можно будет уговорить императора оказать помощь мятежникам. Эта миссия оказалась пустой тратой времени и сил, но она утвердила короля в той мысли, что Реджинальд Поул является предателем.

Это Паломничество не только могло оказаться на руку его иностранным врагам, оно напомнило Генриху о том, что он еще полностью не освободился от мятежников у себя дома. Графиня Солсбери была дочерью Джорджа, герцога Кларенса, и следовательно, племянницей короля Эдуарда IV. Королевская кровь Плантагенетов играла в ее сыновьях Генри, лорде Монтегью, Реджинальде и Джеффри. Подобным же образом мать Генри Коутнея, маркиза Экстер, была дочерью Эдуарда IV, Екатериной, и таким образом он оказывался двоюродным братом короля. Опасности 1536 года напомнили Генриху, что еще существует Белая Роза, и когда обстановка на международной сцене в 1538 году приобрела зловещий характер, он с тревогой услышал, что в Италии открыто говорят: «Если что-нибудь случится с королем (Англии)…, то леди Мария, дочь короля, сможет выйти замуж за сына маркиза Экстера, и они вместе получат королевство»[157]. Можно усомниться в том, насколько важна была такая сплетня и представляла ли она серьезную угрозу, но король находился на грани поражения, не имея возможности заключить достойный брачный контракт, а Кромвель всегда был готов отразить потенциальные угрозы своему могуществу. Поэтому в конце лета 1538 года Генрих начал действия против Поулов и Кортнеев, как прежде он выступил против Болейнов. В августе был арестован и заключен в Тауэр Джеффри, младший брат Реджинальда Поула. Здесь он под пыткой признался во всех тайных переговорах, происходивших между его родственниками и друзьями, которым назначенный адвокат мог придать самые зловещие цели: старая идея, что Реджинальд собирается жениться на Марии (которая была теоретически возможна, так как он находился только в чине диакона), туманные намеки насчет искренности послушания Марии и критика религиозной политики короля. Под давлением таких улик были арестованы и обвинены в государственной измене его жена и сын, старший брат Джеффри, лорд Монтегью, и сэр Эдуард Невилл.

Никогда не существовало никакого «заговора Экстера», и нет никаких свидетельств о том, что эти люди отказывались признавать сына Джейн Сеймур законным наследником. Вся эта история пришла из Италии, но неизвестно, какой неведомый англичанин ее впервые сочинил и имел ли он какую-нибудь связь с Кортнеями. Она повлекла за собой неодобрение в самом широком смысле: все то же глубокое невезенье, которое преследовало Генриха и все его дела. Если мысль была преступна, тогда заговорщики были виновны в предательстве, но только в том смысле, как это определил бы современный суд. Тем не менее в ноябре три человека были приговорены и 9 декабря казнены. Маркиза и ее младший сын на некоторое время остались в тюрьме. В определенном смысле они были даже менее виновны, чем Анна Болейн и лорд Рошфор, поскольку не посягали на власть при дворе. Но с другой стороны, отчуждение от политического курса, который избрал для себя король, превращало их в опасную и непредсказуемую силу, пока для Англии существовала серьезная угроза стать жертвой нападения со стороны католического союза. Мог ли Генрих рассчитывать на их военную поддержку, если бы Реджинальд вернулся вместе с императорской армией, что он и пытался сделать? Неудивительно, что 9 января 1539 года Кромвель будто бы сказал Шапуису, что «маркиз собирался узурпировать страну, женив своего сына на принцессе и убив принца…»[158]. Это было то, во что ему необходимо было поверить. К концу этого месяца международная ситуация стала еще более напряженной. 12 января в Толедо Карл и Франциск подписали договор, в котором каждому предписывалось не заключать никаких дальнейших соглашений с Англией. Создается впечатление, что все попытки Генриха выйти из изоляции в конце концов ушли в песок и что больше не появятся невесты ни из лагеря Габсбургов, ни из лагеря Валуа. По всей Англии были устроены военные смотры для предупреждения возможного нападения, а некоторые оставшиеся консерваторы, вроде графини Солсбери и сэра Николаса Кэрью, были арестованы, допрошены и обвинены в государственной измене. Кэрью был казнен 3 марта, в то время как графиня получила приговор и вернулась в тюрьму. Если кто-нибудь сочтет, что Генрих прибег к неоправданным предосторожностям, то следует учесть, что в феврале кардинал Поул адресовал императору пространную проповедь, в которой от своего имени и от имени папы объявлял английского короля вне закона как бесстыдного тирана и призывал всех христианских монархов повернуть свои мечи против него, как против безбожника.