Андрей Балабуха - Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было Страница 34

Тогда-то, как дружно свидетельствуют все источники, Константин за считанные месяцы и разработал славянскую азбуку, после чего вместе с Мефодием перевел на славянский язык основные богослужебные и вероучительные книги – «Избранное Евангелие», «Избранный апостол», «Псалтирь» и отдельные места из «Церковных служб».

Здесь необходимо небольшое отступление.

Специалисты до сих пор не пришли к согласию, авторство какой именно из двух славянских азбук – глаголицы или кириллицы – принадлежит Константину, хотя исследованию этого вопроса и ученым дебатам вокруг него посвящены многие тома: увы, ни в одном дошедшем до нас документе того времени образцов кирилловской азбуки не содержится. Даже название кириллицы не свидетельствует ни о чем: например, в дошедшей до нас в копии XV века и датированной 1047 годом рукописи новгородского попа по имени Упырь Лихой под этим названием подразумевается как раз глаголица… Однако для нас с вами это совершенно не важно: при очень заметном отличии в начертании букв алфавитный состав обеих азбук практически совпадает. И можно смело утверждать: какую бы из них ни составил Константин Философ, вторая представляет лишь ее модификацию, вызванную конъюнктурными соображениями.

Зато в оценке самой кириллицы ученые на диво единодушны – это лингвистический шедевр, рядом с которым можно поставить разве что армянский алфавит Месропа Маштоца[222]. «Как далеки от него алфавиты англосаксов и ирландцев, – восхищался Вандриес[223]. – Эти последние на протяжении столетий прикладывали невероятные усилия, чтобы приспособить к своему языку латинский алфавит, хотя в полной мере сделать этого так и не удалось». Академик Лихачев[224] констатировал: «Нет никаких сомнений, что наиболее совершенный алфавит, которым Русь начала пользоваться с X века, – кириллица».

Да, не назвать создание кириллицы научным подвигом – значит погрешить против истины.

Но вернемся к нашим героям.

Летом 863 г. Константин и Мефодий прибыли в Велеград и без проволочек приступили к делу, то есть проведению богослужений на славянском языке. При активной поддержке князя Ростислава они набрали учеников, обучили их славянской азбуке и церковным службам по-славянски, а затем с их помощью начали снимать все новые копии с уже переведенных с греческого богослужебных книг, а также переводить новые.

Благое дело? Безусловно. Но – смотря для кого. Церкви, где служба велась по-славянски, полнились, а те, где по-латыни. – пустели. Естественно, их клир радости от такого положения не испытывал. И началась борьба – не на жизнь, а насмерть.

Весьма эффективным средством противодействия солунским братьям явился отказ в посвящении их учеников в духовные звания. Константин и Мефодий оказались в почти безвыходно трудном положении: младший имел сан простого священника, а старший был простым монахом, пусть даже настоятелем небольшой обители. Ни тот ни другой не обладали правом самостоятельно ставить своих учеников на церковные должности и, следовательно, проводить церковные службы. Разрешить ситуацию можно было только в Константинополе или Риме.

Казалось бы, первый вариант предпочтительнее – подданные Византийской империи, братья были посланы в Моравию велением Михаила III, а патриарший престол все еще занимал друг и покровитель Константина Фотий. Однако Константин и Мефодий направились в Рим, представителем которого в Моравии был враг славянского богослужения – архиепископ Зальцбургский, где престол святого Петра занимал Николай I, яростно ненавидевший патриарха Фотия и всех с ним связанных.

И вот в середине 866 года Константин и Мефодий в сопровождении учеников выехали из Велеграда. По пути братья на несколько месяцев задержались в Паннонии, Блатнограде – столице Блатенского княжества, расположенного на территории современной Словакии. Хорошо понимая огромное значение миссии Константина и Мефодия, тамошний князь Коцел отнесся к братьям как друг и союзник. Он сам выучился славянской грамоте и отправил с ними для обучения и посвящения в духовный сан около пятидесяти учеников.

Совсем другой прием ожидал их в Венеции. «Собрались против него [Константина. – А.Б.], – рассказывает «Житие», – латинские епископы, священники и черноризцы, как вороны на сокола, и воздвигли трехъязыческую ересь»[225]. Как ни был привычен Константин к богословским спорам, но и ему пришлось бы туго против стольких противников, если бы весьма своевременно в Венецию не пришло любезное папское послание, приглашавшее братьев в Рим. Отношение местного клира к просветителям славянским разом изменилось. Правда, к тому времени, как братья, продолжив путь, достигли Вечного города, Николай I уже скончался и на престол святого Петра взошел новый папа – Адриан II.

По свидетельству папского библиотекаря Анастасия, братья были встречены в Риме с необычайным почетом – сопровождаемый духовенством и жителями Рима, сам папа во главе торжественной процессии вышел за город встретить… не их, может быть, но привезенные ими мощи святого Климента (помните херсонесскую находку Константина?). Благодарный за столь щедрый дар, Адриан II принял миссию братьев под свою высокую защиту. Он повелел положить переведенные ими книги в одном из соборов, совершить над ними торжественную литургию и в течение нескольких дней проводить в римских церквах богослужения на славянском языке. Главное же – посвятил Мефодия в священники, а его учеников – в пресвитеры и диаконы, а также составил послание ко князьям Ростиславу и Коцелу, разрешая славянские богослужение и книги.

Почти два года провели братья в Риме. О возвращении в Моравию говорить пока не приходилось: с детства не отличавшийся крепким здоровьем Константин постоянно болел, а в начале февраля 869 года окончательно слег, принял схиму и новое монашеское имя – Кирилл, а 14 февраля скончался. Похоронили его в церкви святого Климента – рядом с привезенными им мощами апостольского ученика и четвертого папы римского.

Отныне вся тяжесть миссии легла на плечи Мефодия. Он пустился в обратный путь но вскоре вернулся в Вечный город: выяснилось, что сан священника явно недостаточен, чтобы с ним считалось немецкое духовенство. По-прежнему благосклонный папа Адриан II охотно пошел навстречу, рукоположив его во архиепископа Моравии и Паннонии, на древний престол святого Апостола Андроника.

Окрыленный таким успехом, Мефодий развил в обеих столицах – Блатнограде и Велеграде – кипучую деятельность. Противодействие, впрочем, не слабело. В одной из битв с королем Людвигом Немецким потерпел поражение, был предательски захвачен и в 870 году умер в одной из баварских тюрем пригласивший братьев в Моравию князь Ростислав[226]. Князь Коцел в своем небольшом и отнюдь не могучем в военном отношении Блатенском княжестве тоже не чувствовал себя уверенно и служить опорой славянскому просвещению никак не мог.

Расправившись с Ростиславом, немцы, подстрекаемые архиепископом Зальцбургским, организовали расправу и со вторым своим упорным противником – Мефодием. Его арестовали и устроили над ним суд, обвиняя в том, что архиепископ Моравии и Паннонии незаконно (!) присвоил себе духовную власть в областях, издавна находившихся в ведении зальцбургского архиепископства – ведь еще Карл Великий пожаловал Зальцбургскому епископату права на моравскую церковь, на десятинный сбор по всей Моравии и на треть доходов с моравских земель. Однако тягаться с мастером богословских диспутов, немногим уступавшим покойному Константину Философу, оказалось непросто. По сути, процесс провалился. Тем не менее заручившись королевской санкцией, Мефодия приговорили к заключению в одном из швабских монастырей (сохранилась поминальная книга, где наряду с именами других монахов упоминается и его имя). Здесь он пробыл почти три года, терпя жесточайшие мучения – его избивали, выбрасывали голым на мороз, насильно влачили по улицам… И все это – втайне от папы римского.

Узнав об этом вопиющем самоуправстве от бродячего монаха Лазаря, папа Иоанн VIII, преемник Адриана II, запретил немецким епископам совершать литургию до тех пор, пока узник не будет освобожден. Собственно, папу мало интересовал сам Мефодий и его просветительская миссия, а к славянскому богослужению он относился весьма настороженно, если не враждебно. Но как посмели епископы судить архиепископа, посягнув тем самым на прерогативы наместника святого Петра! Поэтому Иоанн VIII немедленно послал в Моравию Павла, епископа Анконского, поручив расследовать происшедшее. Одновременно в письмах к Людовику Немецкому, к его сыну Карломану и к Зальцбургскому архиепископу папа повелел освободить Мефодия. (Впрочем, богослужение на славянском языке он категорически запретил, а славянскую речь разрешил только для церковных проповедей.)