Николай Задорнов - Гонконг Страница 34

– Трудней всего преодолеть спесь китайцев, – ответил сэр Джон.

Сэр Джеймс не собирался покидать пост командующего эскадрой в китайских морях. Адмирал надеялся на свои веские консервативные и патриотические доводы, которые упрочивают положение. В Лондоне их знают. Его мнение: помочь Китаю подавить инсургентов, закрыть глаза на кровожадность и коррупцию маньчжурской династии.

– Я рад, что вы пришлете мне список пленных, ваше превосходительство! – сказал губернатор.

– Но я все же не могу их отпустить.

– Они, возможно, вам не нужны?

– Ка-ак? Я им как отец! Они еще никогда не были под такой верной рукой!

Формально командующий эскадрой обязан подчиняться послу и губернатору колонии. Например, Боуринг может приказать адмиралу начать военные действия, но не сделает этого без распоряжения из столицы. Вместе решаются дела об экспедициях против пиратов, о конвоировании транспортов с товарами, об охране торговых путей на Жемчужной, о кораблях, несущих брандвахту на виду Кантона, также все, что касается поддержки военной силой дипломатических действий. В менее значительных делах, где губернатор не станет напрасно терять вес, защищая свои настояния, адмирал уклончив.

– Уверяю вас, что, если вы хоть раз сходите к китайцам в баню, где банщицы моют простонародье среднего достатка, вы переменитесь физически и почувствуете уважение к ним! Я сражался с китайцами! Я топил их суда! Но это не меняет дела... Баня – не сражение. Как и китайская кухня. Как их лучшая в мире прачечная! Я теперь чищу зубы солью пальцами, а не щеткой. Десны мои кровоточили, а теперь крепки, как у парня из деревни. А китайцы-парикмахеры? Они с таким же усердием изучают штуцера и нарезные пушки!

Стирлинг уверял, что англичан, единственных из всех европейцев, китайцы никогда не посадят в низкие бамбуковые клетки. Может быть, остальным европейцам будут рубить головы всем подряд, а европеянок заставят каждую родить по десять китайчат, и рождаемость в Европе будет восстановлена. Пьяные, склочные и ленивые европейские мужья, озабоченные карьерой и престижем, потеряют головы.

Прощались, энергично и почтительно тряся руки, но все же, как полагал сэр Джон, проводив гостя, сэр Джеймс – маньяк. Его трудно вынести. Живой архаизм, пропитанный философией будущего. Один из уникумов великого флота! Примерно двести таких старых адмиралов из числящихся на службе, но не имевших приличных должностей до начала войны! Старики – проклятие империи! Охотно мечтают об уничтожении России, которая тысячу лет держит щит, прикрывая Европу от Азии. И если Европа не с русскими, то Россия уйдет в Азию, они сплотятся с азиатами. Это будет ее гибель и наша тоже. Русским надо дать европейскую поддержку. Сэр Джон патриот, но он не в восторге от Крымской войны, хотя ненавидит петербургскую деспотию и ее чиновничью империю.

Говорят, что храбрый адмирал Майкл Сеймур, который вскоре прибудет в Гонконг, неудобен для метрополии, так как у него не хватает одного глаза. Потерян на войне в морском сражении под Кронштадтом. Но кривые командующие не для столицы... Времена Нельсона минули.

На другой день с лейтенантом получено краткое письмо адмирала Стирлинга и список пленных: офицеров, младших офицеров, тех, что у русских по-немецки называются «унтер-офицер», и всех матросов.

– Кто командует их отрядом? – спросил сэр Джон офицера, доставившего бумаги.

Чиновник, принявший присланные бумаги, стал листать списки.

– Командир всего отряда старший офицер погибшего фрегата «Диана» лейтенант Пушкин, ваше превосходительство, находится на корабле «Винчестер», – ответил лейтенант.

Во время визита Джордин говорил, не упоминая фамилий, что их командир образованный человек и поэт, но больше интереса выказывал Гошкевичу.

Светлое лицо сэра Джона приняло выражение еще большего достоинства.

– Его имя при крещении?

– Александр, сэр, – поспешил с ответом чиновник, смотревший в бумагу.

В открытых глазах губернатора мелькнула тень готовности принять на себя еще одну заботу.

– У них есть еще одно имя – по отцу. Собственное имя, полученное при крещении, и имя по отцу упоминаются при сложном вежливом обращении в обществе.

Оно также, видимо, упоминается в официальных документах офицера. Посмотрите, упомянуто ли в списках?

– Я вижу, понял, сэр.

– Это второе имя по отцу похоже на польскую фамилию. Если отец Петр, то сын – Петрович. Это почти то же, что Мицкевич, Адамович. Второе имя по отцу отвечает на вопрос «чей?». По-русски «отчество».

– Сергеевич, ваше превосходительство, – сказал чиновник.

На миг лицо губернатора выразило смятение. Впрочем, того, о чем он подумал, не могло быть.

– Сколько же ему лет?

– В документе не сказано. На «Винчестере» я видел этого офицера, – сказал лейтенант. – Я уверен, что ему не менее пятидесяти пяти лет.

В пятьдесят пять лет лейтенант? В нашем флоте бывают пятидесятилетние лейтенанты на старых линейных кораблях, у старых полоумных адмиралов, где служат облысевшие матросы в очках.

– Говорят, что до войны он занимался литературой. Это его профессия, – продолжал молодой лейтенант. – Он якобы написал на древнем языке поэму о царе Георге.

– Он поэт?

– Да, сэр. Я знаю. Сказали офицеры «Винчестера» и также офицеры «Монарха», что заслужил их расположение. С большим уважением они относились к Пушкину. По-английски он не говорит.

– Вы ошибаетесь, у него поэма не о короле Георге, а о Петре Великом, – несколько смущенно сказал губернатор.

– Может быть, ваше превосходительство. Мне было сказано о Георге.

«Так вот почему моя дочь Энн настойчиво уверяла меня в величии Пушкина! Невероятно! Пушкин здесь, в Гонконге, он командир экипажа, взятого в плен! Однако как деликатна моя Энн! Да, были сведения, что Путятин составил свое посольство из весьма образованных офицеров. Я никогда не слышал, чтобы Пушкин служил во флоте. А-а! Кажется... Впрочем... Ведь он был смолоду дипломатический чиновник по министерству Нессельроде. Мне помнится сообщение, что он убит...»

Боуринг поблагодарил офицера и после его ухода ненадолго задержал чиновника. Оставшись один, просмотрел списки пленных и отложил в сторону. Опустил руки и задумался, согнувшись в кресле и опираясь локтями на колени.

«Неужели еще один промах? Еще пробел, неточность в наших сведениях? До сих пор у нас считали, что Пушкин погиб двадцать лет назад. Уж кто-кто, а я, писатель, должен, казалось бы, знать! Всеобщее мнение – русские пылки и человечны, деспотия кормит их нелепыми выдумками и они горячо верят! От их имени баснями наводняют Европу.

Вот каков Пушкин! Пошел в Японию! Попал в плен! Пушкин в плену у англичан. Это Стирлинг, все он! Как неудобно. Пушкин в Гонконге, а я его не переводил. Правда, он не нравился мне. За восхваление побед! Я этого не люблю! Он совершенно не понимал, куда следует направить свое развитие, устремить гениальность к какой цели. Он делал все не то, что Запад ждал от него, Я был так уверен в своей правоте, что решил дать ему понять все это и демонстративно отвернулся и обратился к Мицкевичу и Петефи.

В Петербурге всегда стряпают ложные сведения. «Утки», как их там называют. Эти утки летают по всему свету! Сообщение о смерти Пушкина могло быть рассчитанным обманом. Не раз оттуда получались фальсифицированные сообщения.

Но неужели за эти годы, когда я занимался Африкой, Индией и Азией, Пушкин стал известным поэтом и борцом за свободу? Переменил убеждения! И приехал из Японии в Гонконг. Совсем плохо. Это уж я попадаю в плен, а не он ко мне. Неудобно и неприлично, однако не будет обнаружено никогда. Можно допустить его, я охотно встречусь. Нельзя не смотреть ему в глаза. Но какой обман. Всегда у них обман!

Неудобно пригласить к себе пленного офицера, который в распоряжении командующего, не объясняя адмиралу причину. Я уже представляю себе, как все это сделать, не обращая внимания общества».

Особенно срочных и важных дел не оставалось. Сэра Джона ничто не держало. Он приказал приготовить свою яхту к плаванию.

Боуринг поехал верхом на пристань. Через час он был в открытом море. Стоило самому взяться обеими руками за талреп и под скрип блоков потянуть снасть вместе с матросом, как возвращалось ощущение природной стойкости и мужественности. Поднятый парус вздулся, схватив ветер, вырвавшийся из-за Малого Пиратского острова. Яхта пошла, подкидываемая руками «шкиперских дочерей», как называют в народе белопенные волны.

«Да, Джордин прав, китайцы могли бы курить опиум, соблюдая умеренность! Однако, если бы они стали благоразумны и, подавляя свою страстность, не предавались бы пороку, то... На их умеренности невозможно было бы построить Гонконг, открыть в нем ученые и филантропические общества. Какие образцовые джентльмены появляются за последнее время из среды самих китайцев! Мистер Ван, владея английским, преподает китайскую философию и ведет занятия по китайскому языку с англиканским епископом».