Михаил Волконский - Жанна де Ламотт Страница 34

Столовая выходила окнами в сад, окна были растворены, и через них проникали запахи цветника, разбитого перед домом. День обещал быть жарким, но в большой столовой, где сидела Жанна с княгиней, было прохладно и хорошо.

Княгиня Мария задумалась.

Давно ли, в сущности, она была воспитанницей бедного, ничего не значащего чиновника, жила в трех комнатах убогого домика и шитьем зарабатывала гроши, чтобы сшить себе дешевое платьице или купить какую-нибудь косынку, о которой давно мечтала?!

А теперь? Теперь прежние ее три комнаты могли свободно поместиться в одну эту столовую с высоким резным дубовым потолком, увешанными фарфоровыми тарелками и серебряными блюдами стенами? Теперь же, стоит ей только захотеть – и лучшие наряды немедленно появятся в ее и без того огромном гардеробе.

Роскошь, окружавшая ее, могла быть названа царской. Она достигла всего, чего желала. Она даже достигла большего, потому что даже и в мечтах не могла вообразить себе то, что имела теперь в действительности.

Но вечная, ненасытная жажда людей, мнящих себя великими, готовых уничтожить свои желания удовлетворением их, разгоралась и у княгини Марии, желавшей по мере достижения одного – другого, большего.

Одной роскоши ей уже казалось мало. Ей хотелось успеха, первенства, хотелось, чтобы все ее желания удовлетворялись во всем. Сегодня, например, она желала увидеться с Николаевым, увидеться просто так…

Конечно, ей до него было все равно. Он был влюблен в нее – она это чувствовала. Но она, она просто хотела видеть его. Однако сегодня он вероятно, не приедет, он был вчера. Если он будет являться каждый день, это может не понравиться дуку… А с какой стати не понравиться, если она этого хочет?..

Княгиня Мария, занятая всем этим, молчала, положив руку на кофейник, словно забыв ее на нем, и задумалась.

Жанна внимательно приглядывалась к ней, и, словно понимая ее мысли, спросила ее так, как бы между прочим:

– Отчего вы так редко бываете в Летнем саду? Там так хорошо гулять днем…

– В Летнем саду? – переспросила княгиня Мария, – Да ведь у нас есть свой сад!..

– Ах ведь это одно и то же всегда, и может надоесть. В ваши годы нужны более частые перемены. Это нам с дуком к лицу постоянство, а вы – дело другое. Вы знаете анекдот с куропатками?

– Нет.

– Кардинал Мазарини очень любил есть жареных куропаток. Ну так вот, когда он стал досаждать Людовику XIV, что тот неверен своей жене, Людовик пригласил его к себе и накормил его жареными куропатками, на другой день тем же, на третий – тоже, на четвертый… и так далее…; через две недели кардинал взмолился: «Я, де сказать, очень люблю жареных куропаток, но позвольте же и мне от них отдых!» – Жанна прислушалась и проговорила: – Кажется, дук вернулся. Как будто карета подъехала…

– Очень может быть, – сказала княгиня.

– Так вы думаете поехать в Летний сад для разнообразия?

– Ну да, конечно. Не все же серые куропатки!.. А мне этот рассказ нравится… Может быть, и вы со мной поедете в Летний сад?

– Отчего же? С удовольствием. Самое лучшее, по-моему, ехать туда к двум часам – не так жарко будет…

– Отлично! Я пойду одеваться, – и княгиня Мария, вдруг просияв, весело улыбнулась Жанне и направилась к себе.

Такой удачи, Жанна, по правде сказать, даже не ожидала. Она вчера так назначила свидание Саше Николаичу от лица якобы ему известной особы, чтобы вдруг раздразнить его еще больше, а тут вдруг вышло, что сама княгиня Мария напросилась ехать в Летний сад к двум часам. Жанне надо было не упустить этого случая, благоприятного для ее расчетов, и использовать его не только в отношении княгини, но и самого дука.

Жанна не ошиблась. Это был действительно, дук, подъехавший в своей карете. Он, обыкновенно ровный, спокойный и вполне бесстрастный, по крайней мере с виду, на этот раз прошел в свой кабинет очень быстро, несомненно взволнованным шагом и заперся там.

Оставшись один, он в полном изнеможении упал в кресло, руки его бессильно упали вдоль туловища, и глаза закрылись. Его лицо, и без того бледное, побелело еще больше. Он находился в состоянии, близком к обмороку.

С ним это бывало и раньше, когда он запирался вот так один в своем кабинете, но никто не знал о минутах его физической слабости. Дук скрывал это от всех и от своей жены в особенности.

Никто не знал, что этому бодрому на вид, подвижному, черноволосому и статному, стройному дуку, казавшемуся немолодым, правда, но и далеко еще не старым человеком, на самом деле был уже семьдесят один год и что его черные волосы – это великолепно сделанный парик, а его бодрый вид достигается целым рядом лекарств и снадобий, известных, может быть, ему одному и близким к таинственному эликсиру молодости, столь страстно отыскиваемым алхимиками средневековья.

Никто не знал даже, что у дука дель Асидо, князя Сан-Мартино не только нет огромного, несметного богатства, как думали все, но что у него нет даже более или менее определенного состояния. Те средства, которые он проживал, могли бы сами по себе составить довольно недурное состояние для средней руки человека, но для дука их не хватало на такое время, в которое другой бы прожил лишь на проценты.

Сегодня для дука в некоторой степени был критический день. Он взял последнюю тысячу рублей, бывшую на его счету в конторе банка, и надеялся, что ему окажут в конторе кредит, но контора потребовала у него ручательства таких подписей, что это равнялось тому, что дук сразу же мог дискредитировать себя в обществе.

Этой последней тысячи рублей должно было хватить ненадолго. Надо было уплатить кое-какие текущие расходы по дому, выдать определенное жалованье бывшему графу Савищеву, действовавшему под именем Люсли, и хорошо еще, что княгиня Мария не требует для себя чего-нибудь…

Из Парижа деньги могли прийти от центрального отделения общества нескоро, да и так слишком много было забрано оттуда, а, между тем в Петербурге еще не сделано никакого дела.

Главная надежда была на то, что Николаев заплатит деньги по довольно в сущности эфемерной расписке своего отца. Правда, этот Николаев был обставлен с психологической стороны так, что не должен был уклоняться от платежа, но наверняка рассчитывать на него нельзя было, пока деньги не находились в их руках. Значит, надо было бы во что бы то ни стало поторопить Николаева.

Затем могла предстоять хорошая прибыль от наследства маркизы Турневиль и Косунского, если найти молитвенник и медальон.

Двух этих дел достаточно было, чтобы сразу возвести на блестящую степень положение общества восстановления прав обездоленных в Петербурге. Зато при малейшей неудаче грозил полный крах. Риск был огромный, и его сознавал дук дель Асидо. Но он именно любил риск и всю свою жизнь провел в том, что шел как бы по краю пропасти, избегая опасности.

Упадок сил у дука продолжался всего несколько минут, после чего он мало-помалу стал приходить в себя. Он глубоко вздохнул, поднял руку, провел по лбу и открыл глаза, как человек, который просыпается ото сна.

Затем он еще раз забрал в себя воздух, взял со стола приготовленный заранее стакан с водой, достал из жилетного кармана маленький плоский пузырек, капнул из него в воду несколько капель и выпил залпом. После этого он почти сразу стал опять бодр и силен, твердым, уверенным шагом подошел к двери, отпер ее и пошел искать жену.

– Где княгиня? – спросил он на ходу у лакея, сходя по парадной лестнице вниз.

– Они пошли в сад! – ответил лакей, думая, что дук спрашивает про старшую княгиню, то есть, про Жанну.

В то время как княгиня Мария пошла переодеваться, Жанна спустилась в сад, в надежде встретить дука Иосифа.

Они действительно сошлись в саду, и Жанна, завидев дука, поспешно направилась к нему с той необычайной женственной грацией, какая была только у женщин ее времени, времени расцвета двора Марии Антуанетты.

Жанна взяла дука под руку и, нежно заглядывая ему в глаза, тихо проговорила:

– Везде и всегда один…

Дук сразу понял, что она хотела этим сказать. В том настроении, в каком он находился, ему именно хотелось ласкового участия. Только, разумеется, не от госпожи Ламотт хотел он его!

– Ну да!.. Я один! – проговорил он. – Потому что не могу найти себе помощника.

– Да! – вздохнула Жанна. – Вы сами виноваты!.. Вы предпочли для себя красавицу жену, не способную быть вам помощницей, забыв, что красота хороша в женщине при мимолетных увлечениях, а в жене нужны главным образом такт и ум, которые облегчили бы жизненную задачу мужчины. Молодая же и красивая жена для делового мужа может оказаться помехой, потому что будет отвлекать его и не даст сосредоточиться, заставит думать о себе и почти всегда вынудит ревновать себя… Нет такого старого мужа, который, имея молодую жену, не имел бы случая приревновать ее.

Дук слушал Жанну, не особенно внимательно следя за ее словами, потому что был занят собственными мыслями, но все же многое доходило и до его сознания.