Иосиф Кантор - Ной. Всемирный потоп Страница 35

– Мир тебе и твоему сыну, праведный Ной! – сказал Ахав, останавливаясь перед ними так, что вольно или невольно пришлось остановиться и им.

«Праведный» в его устах прозвучало как издевка, иначе и не могло прозвучать. Ной положил руку на плечо Сима, призывая того сдержать гнев и не отвечать ничего Ахаву. Ответив на приветствие, он сказал Симу, чтобы тот шел домой, не дожидаясь отца. Сим удивленно посмотрел на Ноя и неприязненно – на Ахава, но подчинился.

Ной думал, что речь пойдет о торговле деревом, что Ахав захотел предложить им гофер дешевле, чем отпускал Атшар, потому что более никаких дел не могло быть у него с Ахавом. Но он ошибся.

– Я наслышан о твоих делах, Ной! – сказал Ахав и подмигнул Ною так, словно тот был его сообщником в чем-то неблаговидном. – Когда мне говорили: «Ной ничего не понимает в радостях жизни», я отвечал: «Он все понимает, только не выставляет свое понимание напоказ!». А еще я говорю так: «Если в моем саду растут благоухающие цветы, то почему запретно мне наслаждаться благоуханием цветов в чужих садах, ведь жизнь дана нам для наслаждения?»…

Ной понял, что разговор будет не деловым и хотел сказать, что он торопится и уйти, но Ахав говорил быстро, и невозможно было вставить свое слово между его словами. А повернуться и уйти, не сказав ничего, было бы невежливо.

– Есть такие цветы, которыми можно наслаждаться всем сразу, ибо их благоухание столь сильно, что его хватит на всех, и на отца, и на сына. Скажу тебе честно – я и сам не прочь узнать поближе Хоар, но не знаю, как к ней подступиться. Может, ты или сын твой Хам поможете мне в этом?

– Разве мы сводники? – удивился Ной. – И почему ты назвал Хама, но не назвал Сима или Иафета.

Гнева не было. Ахав – пустой и глупый человек. Тратить гнев на такого, это все равно что гневаться на птицу, которая нагадила на тебя.

– Потому что я – человек сведущий, – Ахав снова подмигнул Ною. – И обращаюсь к тебе не как к своднику, а по-свойски, по-соседски. Мы, хоть живем и не бок о бок, но живем рядом и должны помогать друг другу. Сегодня ты поможешь мне, завтра я помогу тебе, так и будет. А Хама я назвал потому что из всех твоих сыновей он один пользуется милостью у Хоар. Хам ловок, он и с покойным мужем Хоар поддерживал хорошие отношения… Тот, наверное, считал его своим другом, а на самом деле Хам больше был другом его жены.

– Хам никогда не дружил ни с Ирадом, ни с женой его, – ответил Ной. – Ты что-то путаешь. Больше всех из нашей семьи с Ирадом общался я, да и то наши отношения нельзя было назвать дружбой. Так, обычная соседская приязнь…

– Да, конечно, – поспешно согласился Ахав. – Обычная приязнь, не более того. Просто мне доводилось видеть, и не раз, как Хам беседует с Ирадом. Зачем долго вспоминать – даже в тот день, когда Ирада убили, я видел их вместе. Я рано поутру ходил к Гезелу-столяру, который должен мне плату за товар, но никак не отдаст, а обратно пошел полями, потому что собирался зайти к Узалу, а полями от дома Гезела до корчмы ближе. И я видел, как Хам и Ирад разговаривали. Ирад улыбался и похлопал Хама по плечу, словно хвалил за что-то. Я сказал себе: «Вот Хам, хитрец из хитрецов, который дружит с пастухом, чтобы пользоваться от его стада!» Так кто из вас может замолвить перед Хоар за меня слово? Я щедр и не забываю добра!

– В твоих словах отсутствует разум, Ахав, – сказал Ной. – Посуди сам, если мы с Хамом делим соседку между собой, то зачем нам делить ее еще с кем-то? Чем меньше соперников, тем лучше. Ну, а если мы не имеем с вдовой нашего соседа никаких отношений, кроме соседских, то тем более не сможем выполнить твою просьбу. Прости, мне пора домой.

Ахав не посторонился, поэтому Ною пришлось обойти его.

– Меньше соперников?! – расхохотался вслед ему Ахав. – Да у правителя нашего, пусть живет и правит он вечно, меньше воинов, чем мужчин, с которыми делила ложе Хоар! Как будто только вам двоим перепадает от ее щедрот! Как бы не так!

«И он еще считается человеком из числа достойных! – скорбно думал Ной, торопливо идя по дороге. – Конечно, если мерить достоинство человеческое мошной, то можно сказать про Ахава «достойный человек», но разве достоинство заключено в имуществе? Тогда можно сказать, что на всем свете нет никого достойнее правителя Явала, но на самом деле в одном мизинце блудницы или в плевке вора больше достоинства, чем в нашем правителе, несправедливом притеснителе и алчном тиране! А Хам, однако, не сказал мне, что в день смерти Ирада беседовал с ним. Почему не сказал? Ох, Хам, рад бы я не сомневаться в тебе, да не получается у меня это…

Господи, ужели я был плохим отцом, что ты испытываешь мою отцовскую любовь таким сильным средством, как сомнение?! Сразу в двоих из трех сыновей своих сомневаюсь я, Господи!.. Нет, Господи! Не так и не о том говорю я, грешный! Благодарю Тебя за то, что в Симе могу я не сомневаться! Благодарю за испытания, посланные мне, ибо в них закаляется дух мой и любовь моя! Но пошли мне мудрости, Господи, чтобы я мог пройти через испытание, а не ходил кругами, подобно слепцу, оставшемуся без поводыря!»

Горячий ветер дул в лицо Ною и нес с собой пыль и запах нагревшейся за день земли, еще не успевшей остыть после захода Солнца. Вдруг Ной почувствовал прохладу и благоухание среди пыльного зноя. Голова, тяжелая от дум, неожиданно стала легкой, исчезла накопившаяся за день усталость. «Любое большое дело состоит из множества маленьких дел, – зазвучало в голове. – Поводырь твой всегда с тобой, Он направит».

Ной упал на колени и долго молился. Когда он поднялся, то увидел подходивших к нему Сима и Хама. У обоих на плечах лежали тяжелые дубины, а на лицах – печать суровой решимости.

– Мы начали беспокоиться, отец, – сказал Сим, – и решили пойти навстречу.

– А дубины вам зачем? – спросил Ной, отряхивая пыль с колен. – Или мало вы за день натаскались дерева?

– Ты шутишь, отец, – посветлел лицом Сим, – значит, все хорошо! А что было надо Ахаву?

– Я так и не понял, что ему было надо, – ответил Ной. – Он с таким же успехом мог бы пройти мимо, как обычно делал. Сим, ты поспеши домой и скажи, что со мной все хорошо, пусть никто не волнуется. А ты, Хам, ступай со мной, хочу спросить тебя кое о чем.

Сим ушел вперед. Ной нарочно пошел медленней обычного, чтобы не пришлось продолжать разговор с Хамом дома. Хам, словно почувствовав, что отец опять заговорит о неприятном, напустил на себя беспечный вид, снял дубинку с плеча и начал ею помахивать играючи.

– Так бывает всегда, – сказал Ной, – сначала ты берешь оружие на всякий случай, потом начинаешь им поигрывать, потом думаешь: раз уж дубинка у меня в руках, давай-ка ударю кого-нибудь ею… Лучше, если она останется дома.

Хам молча вернул дубинку на плечо.

– Ахав рассказал мне, что видел тебя, разговаривающим с Ирадом, в тот день, когда Ирада убили. Это правда?

– Было такое, – коротко ответил Хам.

– Почему же ты не рассказал мне об этом?

– Я думал, что это не имеет значения. Мало ли с кем я беседую за день…

– Но это был наш сосед, которого вскоре убили, – напомнил Ной. – Ты мог быть последним из тех, с кем разговаривал Ирад. Расскажи, о чем вы говорили? Не мучило ли Ирада предчувствие близкой смерти? Не тревожился ли он?

– Он был такой, как всегда, – сказал Хам. – Мы поздоровались, он поинтересовался моими делами, а я поинтересовался его делами… Потом он сказал, что я уже вырос, а он помнит меня ребенком, и спросил, не надумал ли я жениться. Я сказал, что пока выбираю, но никак не могу выбрать, в шутку сказал, мы посмеялись, и я ушел…

– Это все? – спросил Ной.

– Да, это все, – ответил Хам. – Я ушел, погулял еще немного и пришел домой. Если ты спросишь, как я оказался на поле, то я отвечу, что спал в саду, а как проснулся, захотел прогуляться немного. Люблю гулять по утренней прохладе и стараюсь выбирать при этом безлюдные места.

– Ты спал в нашем саду? – удивился Ной. – А я-то думал… Но зачем спать в саду, если дома у тебя есть ложе под крышей?

– Такой уж я – люблю спать на свежем воздухе! – не без вызова ответил Хам. – Лягу, когда хочу, встану, когда вздумается и никого не потревожу. И бессловесные деревья не напоминают мне без конца о том, что я до сих пор не женат!

«Верю я ему или не верю? – в который уж раз задумался Ной. – Нет ничего особенного в ранней прогулке по полям, нет ничего особенного в коротком разговоре с соседом, нет ничего особенного в том, что умолчал об этом… Но если сложить все вместе, то… И не было ли между ними ссоры? Ахав сказал, что Ирад улыбался и похлопал Хама по плечу, словно хвалил за что-то, но не мог ли Ахав ошибиться, ведь он не подходил близко? У Ирада было такое лицо, что, даже когда он не улыбался, казалось, что он улыбается – губы толстые и уголки их загнуты кверху. А похлопывание по плечу могло быть и признаком ссоры – не похлопал, а оттолкнул от себя. Это самое большее из того, на что мог пойти миролюбивый Ирад в гневе. Даже в пылу ссоры он бы не набросился на Хама с кулаками… Но Хам так спокоен…»